Няня для мажора

Не уходи

Демид

Смотрю в глаза Стаси и понимаю какую херню ляпнул.

— Стась я не…

— Не надо, — она поднимает ладонь поджимая губы.

И разворачивается, чтобы уйти. А я стою как столб и не могу пошевелиться. Какой же я баран!

Прихожу в себя, только когда дверь столовой захлопывается где-то очень далеко из-за гула в голове. Ну вот и что теперь мне делать то?

А все ли настолько страшно? Ну то есть, оно понятно, что я хочу не только ее тело. Теперь-то уже точно понятно. Но надо ли мне что-то большее в глобальном смысле? Я никогда не связывал себя отношениями и не уверен, что сейчас хочу. А цербер-то вроде не ветряная. Так что по-любому отнесется к этому со всей серьезностью.

Подхожу к кухонному столу и достаю из стойки под ним бутылку виски, открываю и не наливая в стакан делаю глоток.

Жидкость обжигает горло и немного расслабляет, но этого недостаточно, чтобы я перехотел отлупить самого себя.

Делаю еще глоток. Стою, втыкая перед собой, а в голове белый шум. Ну то есть вообще ничего. Только ее голубо-зеленые глаза с осознанием в них, что я полнейший козел. Каким она встретила меня месяц назад. Только это же не так. Для нее. Теперь. Не так.

Еще глоток. От древесного привкуса начинает мутить.

Весь вечер держался и не пил, чтобы нянька не напрягалась, а теперь, когда могу вдоволь насладиться этим вкусом — он не прет. От слова совсем.

Закручиваю пробку на место и принимаю единственное верное решение.

Тяжелым шагом поднимаюсь по лестнице. Дом уже погрузился в темноту и от того каждый звук режет ухо.

Входная дверь хлопает — значит Ромэо вернулся. Но я не торможу и со всей решимостью подхожу к двери Стаси.

Стучу. Нет ответа. Стучу еще раз. Тишина.

Недолгое замешательство: уйти или зайти? Но я хватаю ручку и повернув захожу в комнату.

В ней темно, только свет от экрана телефона, что лежит на кровати. И тихо, если не считать женских всхлипов. Сердце болезненно сжимается.

«Только не надо говорить, что ты плачешь из-за меня», — проносится в голове резкой, быстрой бегущей строкой.

— Стась, — прищуриваюсь пытаясь разглядеть ее.

А нахожу с другой стороны кровати, на полу, обнимающую свои колени. Лицо опущено в них же, и я не могу понять, что происходит, но четко слышу, что она плачет.

Обхожу кровать и сажусь рядом с ней. Кладу руку на ее предплечье, от чего Стася вздрагивает, но не поднимает своего лица.

— Эй, церберенок, ну ты чего, — беру аккуратно за лицо, вглядываясь в него.

Щеки красные, глаза не то, что стеклянные — никакие. Дрожит вся, видно, что на грани истерики.

— Не говори только, что ты из-за меня так, — шепчу, убирая пряди темных волос за уши.

Мотает головой и тихо с заиканием, почти что с дрожью в голосе говорит:

— Папа умер.

Я резко вздохнул, как если бы меня окатили ледяной водой.

Первая мысль: «Ну, хоть не из-за меня». Даже мой внутренний демон посмотрел на меня, как на подонка, покрутил пальцем у виска, а затем развернулся и спрятался обратно в свою берлогу.

Закидываю руку ей на плечо, притягивая ближе к себе. Стася не сопротивляется, даже наоборот, прижимается ко мне очень-очень крепко и втыкается лицом в белую футболку.

Рыдания снова вырвались из нее, но теперь они раздирали мою душу на части. Кромсали в фарш все внутренности и топтали меня.

Прижимаю ее еще сильнее, тяну на себя, заставляя сесть сверху и крепко обнимаю. Не нужен мне от нее секс, когда она так сломана, я всего лишь хочу закрыть ее от этого жесткого мира и сделать так, чтобы ей больше никогда не было больно.

Не знаю сколько мы так сидели, но, когда Стася успокоилась вся моя футболка от плеча, в которое она втыкалась до груди была мокрая.

Сидит без движения и даже, кажется, не дышит. Подумал, что она уснула и хотел пошевелиться, чтобы переложить ее на кровать, как по шее прошелся шепот:

— Спасибо.

Слегка отодвигаю ее и смотрю в красные глаза, на которых даже белого не осталось.

— Тебе нужно поспать, — достаю телефон из кармана, пытаясь посмотреть на время — третий час ночи.

Мы просидели так почти четыре часа.

— Не уходи, — снова шепчет и ловит мой взгляд.

Я киваю, а затем встаю прямо с ней на руках. Ложусь на кровать отгибая одеяло и укрываю им церберенка.

Она копашится и через несколько минут ложиться под мой бок устраивая голову на моем плече.

Вырисовываю узоры на ее плече, но сомневаюсь, что она чувствует это через одежду и одеяло.

— Я не была с ним близка, — неожиданно говорит она через какое-то время. — Наверное, даже ненавидела.

Моя рука останавливается, а я удивлен. И откровению, и его содержанию.

— Как и я со своим.

— Твой отец не такой.

— Ты много не знаешь, — выдыхаю и снова возвращаюсь к ее плечу.

— Поверь, — говорит она, приподнимаясь на локте и заглядывая мне в глаза серьезным взглядом. — Твой отец не такой.

Что-то в этих словах заставляет меня напрячься.

Стася ложится обратно и тоже начинает водить пальцами по моей груди, то собирая ими складки футболки, то расправляя обратно.

— Надеюсь, когда я уеду, ты не будешь влипать в неприятности, — тихо говорит она.

— Ты поедешь на похороны?

— Маме нужна моя помощь и поддержка, — кивает.

— Я поеду с тобой, — решительно отвечаю.

Цербер снова встает. Смотрит на меня с примесью удивления и недоверия.

— Ты уверен?

— Тебе ведь тоже нужна поддержка, — шепотом с полуулыбкой отвечаю и беру прядку ее волос между пальцев.

Стася придвигается ближе и оставляет на моих губах невесомый поцелуй.

— Спасибо.