Няня для мажора

Не убирай его обратно

Демид

Я, конечно, сказал, что видел такие дома в фильмах, но сдержать удивленное лицо и фразу: “Ни хера себе! Вы реально жили в этой конуре впятером?!” было крайне сложно.

Да что там. Я буквально подавился воздухом.

Церберёнок повернулась на меня и слабо улыбнулась, как бы говоря: “Я ведь предупреждала”.

Я, естественно, пытался не показаться зажравшимся, обнаглевшим мажориком, но, бля, как можно было настолько не любить свою семью, чтобы, как мужчина, не обеспечить лучшие условия? Какого хрена?!

Моему взору предстал узкий, не длинный коридор, почти напротив входа дверь в ванную, чуть дальше кухня, справа вход в гостиную и, видимо, она же спальня родителей, а там дальше, похоже, еще несколько комнат.

Вышла нас встречать молодая девчонка, чем-то похожая на няньку, только чуть выше, с короткими темными волосами, и глаза у нее карие, а не зелено-голубые.

— Привет, Соф, — Стася обнимает сестру и гладит по спине.

Только вот сестричка не сводит с меня взгляда. Я-то за спиной Стаси стою и могу воочию наблюдать за ее глазами. И я знаю это выражение. Не раз видел.

Кажется немного неуместным то, что она оценивает меня, когда я приехал с ее сестрой на похороны ее отца. В моей голове случился полный крах логики.

— Привет, Стась, — отстраняется и слабо улыбается сестре, переводя взгляд уже на неё. — Познакомишь?

— Это Демид — мой…

— Парень, — перебиваю Стасю, из-за чего она резко поворачивается ко мне и сдвигает брови на переносице.

На лице выражение типа: «Какого хрена, Романов?!». Я даже в голове эту фразу услышал и усмехнулся сам себе.

А я что? Я просто пытаюсь себя обезопасить в этом клоповнике. Кое-как смирился, что церберёнок вылез из такого места, ещё не хватало, чтобы сестричка начала клинья подбивать.

— А ты времени зря не теряешь, да, сестра? — усмехается Софья, вынуждая оторвать от меня испепеляющий взгляд голубых глаз.

— Ага, — кивает. — Где мама и Костя?

— Мама в зале, практически не встаёт с дивана, а Костя в школе.

— Всё ещё? — я уже с опаской разулся и, стоя рядом, наблюдаю, как Стася не перестаёт хмуриться.

— У него сегодня соревнования, — Соня прочистила горло. — Не хотел пропускать.

— Или не хотел лишний раз думать о папе… — не спросила — заключила моя патрульная. Глубоко вдохнула, потирая переносицу двумя пальцами, затем так же тяжело выдохнула. А потом пошла в ту самую гостиную-спальню. Я, естественно, пошёл за ней.

Картина замершей женщины даже меня заставила остановиться. Вот она — копия цербера, если накинуть пару десятков лет. Худенькая, невысокая, хрупкая. Изящные руки на коленях, скруглённые черты лица. Те же тёмные волосы и зелено-голубые глаза, под которыми сейчас залегли не то, что тени — марианские впадины. Она буквально сидела как каменное изваяние и не шевелилась.

— Мама, — Стася села перед ней на корточки и взяла её руки в свои. — Я приехала.

Пустой взгляд переместился со стены на дочь и обратно. На моё присутствие она даже не обратила внимание.

— Привет, доченька, — тихо прошелестела и снова замолкла.

Стася встала и громко выдохнула через нос. Взяла меня за руку, утаскивая за собой, как я понял, на кухню. Усадила меня на трёхногий табурет, с которого я думал, что свалюсь: уж больно ненадежным он казался, и посмотрела на сестру.

— И давно она так?

— Вчера вечером позвонили из больницы, и вот, — Соня опустила плечи. — Ночью я уже набрала тебе. Сама долго не могла прийти в себя. А мама так и не оправилась. Я тысячу раз её просила вернуться и взять себя в руки — бесполезно. У нас просто нет денег, чтобы похоронить папу, Стась… — младшая опускает лицо в ладони и начинает всхлипывать.

Я просто смотрю, даже не ёкнуло нигде. Стася подходит вплотную и обнимает сестру.

— Я всё оплачу, — гладит по тёмной голове. — Завтра поедем со всем разбираться, но нужно привести маму в порядок. Займёшься?

Соня поднимает заплаканное лицо, смотрит недоверчиво, но будто что-то всё-таки разглядела и медленно кивает, а после выходит из кухни.

Тяну руку к церберу, как только вижу мокрую дорожку на её щеке, и она кладёт свою руку в мою. Тяну, вынуждая сесть на мои колени. На удивление Стася не сильно сопротивляется и усаживается, прячась лицом в ямке между шеей и ключицей.

Баюкаю её, жду, когда слёзы отпустят, наглаживая спину.

— Опять потратишь все свои деньги? — тихо спрашиваю.

— У моей семьи нет других вариантов, — прерывисто отвечает.

— Я всё оплачу, — на автомате выдаю, даже, наверное, сам не понимая, откуда такая тяга к благотворительности.

Зелёные глаза поднимаются и смотрят в душу. Интересная особенность её глаз — они постоянно становятся то более голубыми, то более зелёными, будто всё зависит от её настроения.

— Не надо, — шепчет.

Усмехаюсь и склоняю голову набок, как бы говоря: «А я у тебя спрашивал разрешения?»

Стася снова ложится на моё плечо и через время тихо выдаёт:

— В каких бы глубинах своей души ты ни прятал этого человека, пожалуйста, не убирай его обратно.

А мне и смешно, и грустно, потому что до её появления этого человека не существовало. Он возник в тот момент, когда я увидел и почувствовал доброту этой маленькой, назойливой, залупастой девчонки, которая, кажется, пробирается мне под кожу. А я не могу, да и не хочу её останавливать.