Демид
Лицо няньки в данный момент бесценно. Сидит, жует картошку фри и дуется. Сижу напротив нее, упершись локтями в колени, смотрю четко в глаза.
— Ну, хватит, — уже откровенно ржу. — Чем тебя не устраивает одна кровать? Хочешь, я лягу на кресле?
Она окинула меня взглядом с ног до головы, фыркнула.
— Даже если мы соединим три кресла, тебе все равно не хватит места, — откидывается на спинку стула, закидывая одновременно очередную картошку. — Вот скажи, тебе что, мало того факта, что мы вдвоем в едином пространстве, так ты решил еще и кровать не разделять?
— Мы и у меня дома в одном пространстве, — хохотнул, продолжая сверлить ее взглядом.
— Не-не, дома мы в разных комнатах, — медленно проговаривает, раздвигая руки ладонями вверх в разные стороны так же медленно, — на разных территориях, понимаешь?
— Вчера же спали вместе, — улыбаюсь на один бок.
— Вчера не считается, — бросает картошку в меня. Ловлю ее и закидываю в рот. — Вчера был свидетель.
— И чего именно ты так боишься? — губы растянулись во всю ширь.
— Убить тебя во сне, — фыркает и встает со стула.
Идет в сторону ванной комнаты.
— Только если слюнями затопишь, — кричу вслед закрывающейся двери и еле успеваю нагнуться, когда оттуда летит в меня какой-то пузырек.
Смеюсь и слышу звук воды. Встаю, чтобы убрать со стола, и взгляд невольно цепляется за почти севшее солнце за окном. Красиво. Если не задумываться о том, в какой дыре нахожусь.
Тишину разорвал звонок телефона. Смотрю на экран — папа.
— Алло, — отвечаю.
— Как Станислава? Не убили друг друга? — слышу обеспокоенный голос отца.
— Все нормально. Сегодня занимались организацией, послезавтра похороны. Думаю, дня через три приедем.
— Я насчет обоих решил вопрос с ректором, так что не переживайте.
«Я и не переживал», — думаю.
Вслух сухо говорю:
— Спасибо.
Еще пара вопросов о его работе, о состоянии няньки, и отключаемся. Как раз когда Стася выходит из душа.
Бля, красивая. Мокрые и без того темные волосы стали еще темнее и волнами ложатся по плечам, оставляя капли, что стекают вниз и невольно приковывают взгляд. Хорошо хоть оделась в одну из своих пижам и не щеголяет в полотенце. Щеки розовые, веснушки на них еще больше светятся.
— С легким паром, — говорю слишком хриплым голосом, что аж сам себе поражаюсь.
Стася опускает смущенный взгляд и бормочет что-то вроде: «Спасибо, засранец», заставляя меня усмехнуться.
Не дожидаясь большего, иду в том же направлении. После вида Стаси мыться в горячей воде не особо хочется, потому подставляю лицо прохладным струям.
Ладно, сглупил. Как бы ни прикалывался над ней, а ведь и в самом деле оставаться один на один в одной кровати — затея тупая. Одно дело, когда ей было плохо, там вообще не до таких мыслей было, но сейчас… Хотя, вроде же, ей до сих пор плохо? Или нет? Запутался.
Выхожу из душа, оставляя за собой тропинку из мокрых следов, накидываю полотенце на бедра и выхожу.
— Романов! — орет на меня цербер и отворачивается.
— Да я случайно забыл вещи! Не кричи, сейчас заберу и уйду.
Самому смешно. Подхватываю рюкзак и возвращаюсь в ванную комнату. Обтираюсь, натягиваю черные шорты. И понимаю, что футболка осталась у нее дома. А из верха только черная рубашка для нелицеприятного мероприятия.
Когда вышел, Стася уже лежала на кровати и листала что-то в телефоне. Скосила на меня глаза и их же закатила.
— Ты забыл надеть футболку.
— Ты неправильно выразилась, — смеюсь и падаю рядом с ней. Жду, когда посмотрит на меня, а когда она переводит взгляд, добавляю: — Правильно сказать — ты забыла положить мою футболку.
— Серьезно?
— Абсолютно, — укладываюсь на подушки, закидывая руки за голову.
Наблюдаю, как зеленые глаза скользят по моему торсу, а затем красивая головушка резко отворачивается.
— Посмотрим фильм? — тихо спрашивает, не глядя на меня.
А мне и не надо видеть ее лицо, чтобы знать, что я увижу. Смущение. Она вечно смущается, как будто голых парней не видела. Глупышка.
— Давай.
Беру с тумбочки пульт и включаю телевизор. Нахожу какой-то фильм, даже не читал о чем он, и включаю.
Церберенок ложится рядом. Минута, две, десять. Лежит. А потом, будто переборов что-то внутри, перекладывается мне на грудь.
Победно усмехаюсь, но ничего не говорю, просто кладу руку на ее плечо.
Фильм оказался ни о чем. Мы половину из него спорили, кто окажется убийцей, а кто его последователем, выставляя по две кандидатуры, в итоге не выиграл никто. В какой-то момент начали так орать друг на друга, что я подумал: «Ну вот, сейчас полицию вызовут точно!». Кончилось все тем, что Стася отползла от меня и громко пыхтела. Чем закончился фильм, я так и не понял.
— Голодная? — спустя двадцать минут молчания спрашиваю у няньки.
— Нет, — обиженно отвечает.
— Если не скажешь правду, я на руках унесу тебя за стол и заставлю есть, — улыбаюсь, как шакал.
— Нет, — вторит она.
А я что?
А я подошел, взял ее на руки и, не обращая внимания на шипение и писки, понес ее к столу. Усадил на него и, взяв остатки картошки, начал по одной класть ей в рот, пока не набил полный и пока не начали уже оба смеяться со всей этой ситуации.
— Ты больной, Романов, — усмехается Стася, как только прожевала полпачки картошки.
— Ты сама-то далеко ушла? — смеюсь и даю ей стакан воды. — Только прикидываешься овечкой, а сама волк в овечьей шкуре.
Она возмущенно подавилась воздухом и не нашла ничего лучше, как намочить пальцы и плеснуть с них водой в меня. Я, хохоча, сделал то же самое с бутылки. И вот, спустя десять минут, мы мокрые и запыхавшиеся смеемся и смотрим друг на друга: она, все так же сидя на столе, румяная, веселая, а я напротив нее. Совсем рядом. Между тонких красивых ножек. Как так вышло? Не знаю.
Смотрю в зелено-голубые глаза и дыхание перехватывает, затягивая в тугой узел легкие.
Тянусь рукой, убираю непослушные пряди с ее лица, кладу ладонь на щеку и провожу большим пальцем по пухлым губам. Они приоткрыты, будто зовут.
— Стась… — шепчу с хрипом.
Она молчит, смотрит мне в глаза и еле заметно кивает, давая зеленый свет.
Ну, а чтобы сильно вас не мучать, еще одна глава выйдет сегодня в 17:00 по МСК:*