Опасности прекрасный лик

ГЛАВА 23

Ехать в шоколадно-коричневом «мерседесе» доктора Белламона было все равно что погружаться в наполненную шикарной пузырящейся пеной ванну, думала Пенни. Они направились в его дом в Суссексе.

— Добираться туда минут сорок пять, но это всего в четырех минутах от госпиталя, где мы будем делать операцию. Поэтому там вам будет остановиться удобней всего.

— Когда будет операция?

— По крайней мере не раньше, чем через четыре месяца. Прежде чем приступить к самой операции, надо залечить травму лица.

— Четыре месяца! Что же я буду делать?

— Будете жить у меня. У меня прекрасный большой дом. Думаю, там вы найдете себе много занятий.

— Я думала, все будет закончено через несколько недель. А что, если кто-то найдет меня?

— Никто вас не найдет. — Доктор Белламон сменил тему: — Может быть, вы слышали о сэре Макиндоу? После второй мировой войны он специализировался на восстановлении лиц летчиков, которые сильно обгорели. Он основал «Госпиталь Королевы Виктории», одну из ведущих клиник страны по пластическим операциям.

— Неужели? — На самом деле Пенни не очень-то слушала: было слишком много интересного вокруг. Все казалось ей чужим, начиная от сырого серого тумана, который с трудом можно было назвать дождем, и кончая ездой по левой стороне дороги. Как только они выехали из пригорода, Пенни больше всего поразило, что все вокруг такое зеленое, хотя уже был почти июль.

— Сэр Макиндоу много сделал, чтобы его пациенты даже до операции чувствовали себя свободно. Обитатели Ист-Гринстеда — там находится клиника — привыкли видеть этих людей в барах и через некоторое время уже не испытывали шока, встретив человека с таким лицом. Вы, должно быть, уже столкнулись с этим. То, как люди реагируют на ваше лицо, может довольно сильно расстраивать.

— Особенно собственная реакция! Я всякий раз испытываю шок, когда смотрюсь в зеркало.

— Возможно, вы будете испытывать удивление всю оставшуюся жизнь. Но, надеюсь, удивление будет приятным.

Выстроенный в георгианском стиле дом доктора Белламона выходил окнами на извилистую сельскую дорогу. Он был белым, к блестящей черной парадной двери вело находившееся в центре фасада крыльцо с колоннами. Окна со свинцовыми подоконниками выходили на великолепную зеленую лужайку. Черный кожаный диван и два кресла с парчовыми подлокотниками стояли у самого большого камина, какой Пенни когда-либо приходилось видеть. В противоположном углу располагался антикварный флорентийский письменный стол. Стену за ним украшала репродукция «Мадонны» Рафаэля. Домашняя работница доктора Белламона Беттс проводила Пенни наверх в ее комнату. Это была худая вежливая женщина. Казалось, она очень хотела угодить Пенни, а той хотелось смеяться оттого, какой неожиданный поворот приняла ее жизнь. Дело было не только в том, что с доктором Белламоном она почему-то чувствовала себя в безопасности. Она перенеслась в мир совершенно незнакомой ей изысканности.

Комната ее выходила на маленький, спускавшийся в низину сад, посередине которого находилась выложенная из серого камня купальня для птиц. Кровать со столбиками и шкаф вишневого дерева были в комнате единственной мебелью, но толстый лиловый тканый ковер, покрывавший пол, и обрамлявшие высокие окна занавески из золотого начатого полотна создавали атмосферу роскоши.

Был ранний вечер, и в камине ярко горел огонь.

— Вы топите камин в июле? — с веселой усмешкой спросила Пенни.

— По вечерам становится довольно сыро, мисс, — объяснила Беттс. — Вам это понравится, вот увидите.

После ужина, поданного молодой горничной Сарой, доктор Белламон одолжил Пенни высокие сапоги и плащ, который он назвал макинтошем. Потом они отправились на прогулку. Как только они ступили на промокшую лужайку, Пенни обрадовалась, что на ней высокие до колен резиновые сапоги.

— Не могу поверить, что я на самом деле здесь, — сказала она, вдыхая восхитительный сумеречный воздух.

Доктор провел ее к роще серебристых берез, листья которых дрожали в мокрой дымке.

— К моей земле примыкает лес, — сказал он. — Вам понравится здесь гулять. В этом направлении находится ферма Гудхолла. У мистера Гудхолла есть прелестное небольшое озерцо. Он не возражает, когда мы там купаемся. Возможно, вам захочется освежиться, когда станет теплее.

— А станет ли когда-нибудь теплее? — засмеялась Пенни. — Я думала, что в Англии всегда идет дождь.

— Иногда мы видим солнце.

Доктор Белламон потянулся к ее локтю, чтобы помочь Пенни перебраться через турникет. Она сжалась от его прикосновения и перепрыгнула через турникет сама. Они пересекли вымокшие пастбище, обходя кучки коровьего навоза. Пенни и не замечала, что врач с любопытством рассматривает ее.

— Я не понимаю, почему вы пригласили меня сюда, — сказала Пенни. — Это кажется невероятным. Я хочу сказать, ведь вы меня совсем не знаете.

— Я подозреваю, что вы моложе, чем сказали мне. И выходит, что больше некому о вас позаботиться.

— Я могу сама позаботиться о себе.

— Возможно. Вы определенно смелы, если весь путь сюда проделали сами. Было страшно?

— О да! Но ведь было и интересно.

Свинцово-серые сумерки сгущались так постепенно, что Пенни почти и не заметила, как стало темно. Было десять часов вечера, и все же она хорошо видела, куда идти. Вдалеке в тумане смутным белым пятном вырисовывался особняк доктора. В окнах первого этажа горели желтые огни.

— Почему все в Англии мне кажется таким очаровательным? — восторженно спросила Пенни. — Как в сказке.

— Я рад, что вы это так воспринимаете.

— Думаю, именно поэтому Хичкок снимал многие свои фильмы в Англии. Здесь так замечательно, что даже хоть что-нибудь мало-мальски зловещее предстает в преувеличенном виде.

— Вы не найдете ничего зловещего вблизи моего дома, — заверил ее доктор Белламон.

— О, этого я не знаю, — с удовольствием откликнулась она. — Получить совсем новое лицо — дело довольно зловещее, вы не находите?

— Поскольку это моя профессия, могу вам сказать, что не нахожу.

Они дошли до парадного крыльца. Прежде чем открыть дверь, доктор Белламон сказал уже более серьезно:

— Мы пока не будем говорить о деньгах. Может быть, придет время, когда вы сумеете мне отплатить, но никакой спешки нет. Пойдем вперед шаг за шагом.

Пенни посмотрела на него. Она почувствовала, что совершает последний, бесповоротный шаг через бездну, шаг, который навсегда отделит ее от всего, что она знала раньше. Ее передернуло, когда Пенни подумала о Сьюзан, и она опустила глаза.

— Пенни! — окликнула ее доктор Белламон.

Она снова посмотрела на него. Глаза его были все еще добрыми, но в них появилось другое выражение, до странности знакомое: мучительная нежность, напомнившая ей Дома. Сердце ее дрогнуло, и Пенни охватило, грозя захлестнуть с головой, чувство огромной потери. Она больше никогда не увидит его.

— Пенни? — снова спросил доктор Белламон. — О чем вы думаете?

— Об одном человеке… — Она замолчала. — Как жаль, что я не смогла сказать ему одной вещи, прежде чем уехала. Просто как-то дать ему знать, как много он значит для меня.

Доктор Белламон нежно обнял ее за плечи, хотя Пенни опять сжалась.

— Новое лицо не означает то, что вы станете новым человеком. Возможно, у вас еще появится шанс сказать вашему другу об этой одной вещи.

— Никогда. После того как вы закончите со мной, у меня будет новое имя, я буду из другой страны и совсем другим человеком. — Она передохнула и добавила: — Но с этим все в порядке. Я не могу сказать, насколько благодарна вам за то, что вы предложили свою помощь. И я все еще не понимаю, почему вы это делаете.

Он улыбнулся и отпустил ее.

— Однажды вы поймете. А пока понимание еще не значит доверие. Вы можете доверять мне, Пенни, я ваш друг.

Пенни кивнула.

— Хорошо, доктор. Я в ваших руках.