Опасности прекрасный лик

ГЛАВА 48

Тони поняла, что все так и будет, лишь только они приехали в Венецию. Дома сразу же окружили актеры и члены съемочной группы. Если он не говорил с кем-то из них, то разговаривал по телефону с кем-нибудь в Лос-Анджелесе.

И хотя Тони предвидела это, сердце ее заныло.

Она в одиночестве изучала старинный город, брела по кривой главной улице, протискиваясь сквозь утреннюю толпу. Суету создавали не машины, не велосипеды или грузовики, а просто люди. Некоторые, как ей казалось, венецианцы, спешили. Другие двигались словно во сне, с блуждающей улыбкой на восхищенных лицах. Они внезапно, без видимых причин, останавливались, отчего идущие сзади наталкивались на них. Потом перед Тони представал фасад какого-нибудь собора со всеми его арками, статуями и покрытыми копотью причудливыми орнаментами. Она обходила туристов, и на сердце у нее был такой груз, что его не под силу было поднять даже грузным святым, сделанным из грязного мрамора.

Со ступеней огромной крытой галереи, выходящей на Площадь Святого Марка, Тони обвела взглядом сверкающие магазины и изысканные рестораны. Сегодня над площадью нависла серая громада серебристых облаков. Кругом порхали голуби, хватавшие зерна кукурузы у любопытных туристов.

Прямо напротив нее возвышался Собор Святого Марка, золотые купола которого пузырились, словно закипающий весенний кленовый сахар. Фасад блистал красками, а бронзовая четверка огромных лошадей над фронтоне яростно неслась в серебряное небо, словно собор был колесницей Божьей.

Тони обошла площадь под навесом галереи, рассматривая элегантные вещицы из стекла, выставленные в витринах магазинов. На противоположной стороне площади она вошла во Дворец Дожей. Некогда Собор Святого Марка был домашней церковью дожей, правивших Венецией в те времена, когда та была самой могущественной морской державой. Каждый огромный зал был великолепнее предыдущего, потолки были расписаны полными экспрессии парящими телами и клубящимися облаками. Венецианцы внесли небеса в свои жилища, а за их стенами превратили небо в потолок, подумала Тони.

Однако ее угнетали даже портреты на стенах. В огромных пустых залах когда-то перебывали все дворяне Венеции. Теперь на плоских картинах они казались всего лишь галереей тщеславных и напыщенных людишек.

Она свернула, чтобы пройти по стопам любвеобильного Казановы. Тони читала о его бурной жизни. Она перешла Мост Вздохов и поднялась по какой-то темной сырой лестнице под самую крышу в крошечную тюремную камеру. Зимой здесь было промозгло, а летом как в печке. Казанова — авантюрист, необузданный человек, жизнь которого была полна радостей и несчастий. Как смог он прожить столько лет в этой жуткой темнице? Много месяцев он проделывал маленькое отверстие в крыше, а затем бежал по черепице к поджидавшей его гондоле.

Любовь ее к Дому была схожа с темницей, но темницей, из которой у нее нет желания бежать. Она не смогла бы бросить его.

Тони вновь вышла в полуденную дымку.

Она ушла с площади. Здесь все было слишком плоско, а ей нужны были подъемы и спуски, окружности и спирали, мертвые петли. Она бродила по переулкам, поднималась по скользким мраморным ступеням, переходила по маленьким каменным мостикам, а затем спускалась к извилистым переулкам на окраине города. Некоторые улицы были так узки, что нельзя было даже открыть зонтик.

Тони съела бутерброд с острой копченой ветчиной и латуком в кафе со стоячими местами, полном суетящихся бизнесменов, выкрикивающих распоряжения и курящих вонючие сигареты. Не обращая на нее внимания, они лишь потихоньку оттесняли ее со своего места. Тони прижалась к высокой стойке и стала смотреть на улицу. Заморосило. Она заказала сливочное мороженое с кофе и ждала, пока прекратится дождь. Когда Тони расплатилась и пошла дальше, смутно припоминая дорогу к отелю, небо так до конца и не очистилось.

Петляя по большей части пустынным улицам, Тони заметила парочку, сидевшую на улице перед кафе, разговаривавшую с серьезным видом. Большой красно-белый зонт не закрывал их полностью от моросящего дождя, но им было как будто все равно.

Тони внезапно ощутила острую боль от осознания глубины этих отношений. Когда-то, как эта парочка, и они с Домом не обращали внимания на окружающее. Ее захлестнула волна воспоминаний: как они плыли на пароме в бурю, как выезжали на пикник в Тэнглвуд летним вечером, как занимались любовью на пляже в Нантакете. Время, когда они летали на уик-энд в Париж, — просто так, забавы ради. Они сидели на улице возле кафе, пили вермут и смотрели на прохожих, но при этом всегда ощущали близость друг друга, были друг от друга без ума. Они держались за руки и просто сидели. И постоянно целовались.

Тони вытерла набежавшие слезы. Она поспешила пройти мимо парочки, думая, что лучше бы вообще ее не видеть. Какой прок от воспоминаний?!

И резко остановилась.

Мужчина оказался Домом.

Женщину она никогда раньше не видела.

Они были настолько поглощены друг другом, что не заметили ее. Бросившись в ближайший переулок, Тони поспешила прочь. Дом бессчетное количество раз повторял, что у него никого нет. Так кто же тогда эта женщина?

В своем номере Тони сняла всю одежду, словно пытаясь вытравить из сознания картину: муж, сидящий с другой женщиной. Дрожа от промозглой сырости, Тони приняла горячую ванну. Но даже после того, как она вышла из ванны, теплее ей не стало. Она натянула гетры и бледно-розовую водолазку поверх тенниски, не заботясь о своем наряде. У нее не было никакого желания куда-нибудь идти сегодня вечером.

Она не знала, что ей предпринять, когда Дом вернется домой. Устроить ему сцену? Обвинить во лжи? Или просто попросить объяснений?

Дом вернулся после наступления темноты. Вид у него, как всегда, был озабоченный. Он снял куртку и взглянул на Тони, которая читала, лежа на широкой кровати.

— Думаю, что все уладится, — сказал он. — Сюда приехала подруга Джонни, которой уже удавалось подбирать к нему ключик. Хотя все-таки неразбериха страшная! У нас есть что-нибудь выпить?

Обычно Тони заказывала для них коктейли, но сегодня вечером она об этом даже не подумала. Она покачала головой.

— С тобой все в порядке? — спросил Дом. — Ты не оделась к ужину.

Ты же Тони Самнер, сказала она себе. Привлекательная, удачливая, богатая женщина, в семье тебя любят, клиенты уважают, друзья рады твоему обществу. Как же этому мужчине удается заставить тебя забыть обо всем этом? Ну-ка, взбодрись!

— Я не голодна, — сказала она.

— Я буду в ресторане, если ты передумаешь, — ответил Дом.

После его ухода Тони не передумала. Ее главным образом интересовала женщина. Кто она? Откуда?

Тони тщательно оделась, понимая, что ужин со съемочной группой в ресторане будет замечательным. Дом ел по-королевски, очевидно, не осознавая этого, считая само собой разумеющимся. Вот еще одно из естественных преимуществ власти. Тони выбрала обтягивающий фигуру костюм из бордового бархата и тщательно наложила макияж. Ей давно уже был известен этот прием: если тебе плохо, постарайся выглядеть как можно лучше, иначе станет еще хуже.

Эта женщина была уже там; она сидела между Домом и Джонни. На ней был свитер шпинатового цвета и ни малейшего намека на косметику. Несмотря на пренебрежительное отношение к собственной внешности, она тем не менее затмила всех в зале. Ее вьющиеся темные волосы были зачесаны с широкого лба и уложены вокруг головы двумя косами на французский манер. Губы полные и чувственные. Когда Тони подошла к ним, сапфировые глаза внимательно оглядели ее.

Тони могла поклясться, что эта женщина ее узнала. Неужели Дом так подробно описал ее ей? Тут женщина отвернулась, и это ощущение длилось лишь мгновенье.

Дом отыскал еще один стул для Тони и представил эту женщину остальным.

— Это Ларк Чандлер, из Англии, — сказал он. — Она совсем недавно зачислена к нам в штат.

Тони вежливо кивнула, но ее вновь охватило странное чувство, будто женщина узнала ее. Улыбка этой женщины была настороженной, но дружелюбной. Тони села по другую сторону от Дома и заказала минеральной воды.

— Тебе лучше? — поинтересовался у нее Дом.

— Немножко.

Джонни разговаривал с Ларк.

— Сегодня днем все прошло удачно, как думаешь? — спросил он.

— Абсолютно. Так держать, Джонни!

— Ты надолго?

— Не знаю. Наверное, пока буду тут нужна.

— Ты определенно нужна тут, — расцвел своей обезоруживающей улыбкой Джонни. Затем через стол обратился к Тони: — Ты сегодня выглядишь сногсшибательно, Тони. Дела идут на лад?

— Надеюсь, — весело ответила Тони.

Дом вполголоса беседовал с Ларк. Джонни заметил, что Тони бросила на мужа взгляд, полный такого страдания, что его самого передернуло. Похожее выражение он видел иногда у Эмми.

— Эй, Дом, — попытался он отвлечь внимание Дома от Ларк. — Вы тут надолго с Тони?

— Пока не знаю. Наверное, не больше, чем на день или два. Не думаю, что я тут так уж нужен, а в офисе дела растут, как снежный ком.

В этот момент Тони тихонько выскользнула из-за стола и вышла на улицу.

Дождь прекратился. Магазины закрылись, но улицу освещали фонари. Тони брела, куда глаза глядят. Шла она долго. В конце концов, остановившись на старом Мосту Академии, она стала смотреть в зеленую воду, беспокойно шумевшую внизу.

Кто-то дотронулся до ее плеча.

— Привет, Тони.

Это был Джонни. Немного пьян, но взгляд, устремленный на нее, был добрым.

— Привет, Джонни.

— По-моему, тебе надо выпить.

Он отвел ее в бар «Гарри» на большом канале. Они сели в отдельной кабинке, и Джонни заказал виски. Тони тоже.

— Вы не были знакомы раньше? — спросил Джонни.

Она покачала головой.

— Это всего лишь увлечение, — сказал Джонни.

— С чего ты взял? Когда это у Дома было «всего лишь увлечение»?

Джонни молчал.

— Они давно знакомы?

— Недавно. Между ними ничего нет. Дом не станет с тобой так поступать. Он — не я.

— Ты хочешь сказать, что они еще не спали? Ну и что? Да ничего. Они влюблены по уши. Оба.

Джонни ничего не смог возразить на это.

— Я не могу бросить его, — прошептала Тони. — Я его тоже люблю.

— А он любит тебя. Скоро он это поймет. А это всего лишь влюбленность.

Они потягивали виски.

— Я больше не могу! — резко сказала Тони. — Я должна уйти от него.

— О нет, Тони!

— Оставаться с ним было бы нечестно со стороны нас обоих. Пусть Дом сам решит, что ему хочется. Если я, то он вернется ко мне.

Джонни покачал головой.

— Он понимает, что тоже любит тебя, только потому, что ты рядом. Если ты уйдешь, то он забудет.

— Что же это за любовь такая? Мне нужно что-то более глубокое, более долгое. Я не хочу пристегивать его к своей юбке.

— Но так дела не делаются.

Тони поняла, что он вспомнил, как его бросила Эмми. Ей показалось, что теперь она понимает Эмми. И ей вдруг страстно захотелось уехать из Венеции, прочь из киномира Дома, прочь от телефонных звонков, споров, прочь от агонии расставания с ним.

— А я делаю дела так. Если мужчине на меня наплевать, пускай катится к черту.

— Куда же ты денешься? — спросил Джонни.

Они снова заказали виски, пока Тони размышляла над ответом.

— Я возвращаюсь в Нью-Йорк, — наконец сказала она. — Поговорю с твоей матерью насчет того, чтобы вернуться на работу в «Уитфилд Коммьюникейшнз». Если это нереально, то найду себе другую работу.

— Все может оказаться иначе. «Обратно к себе не вернешься» и тому подобное. Ты уверена, что тебе это нужно?

— Нет, не уверена.

Но чем больше Тони думала об этом, тем сильнее в ней нарастала решимость. Она должна уйти из жизни Дома, пока не превратилась просто-напросто в скорлупу своего некогда живого, энергичного «я».

— Нет, вполне уверена, — произнесла она.