ГЛАВА 37

Наталья лежала с закрытыми глазами и думала, мысли были пасмурными.

«Амур со стрелами гоняется за Светкой, игнорируя мои махания носками перед его носом. Ответственный на небе за богатство, прибыль, выигрыши ушел в отпуск или уволился. В минусе сапоги с крокодильчиками, оплата фальшивого слесаря для маман, новый мобильник — одни расходы. Французский влазит в больную голову только под сушки, булки и бутерброды с горячим чаем, образуя жировую прослойку как в мозгах, так и на теле. Откуда брать положительные эмоции, если на всех фронтах песец серебристый средней пушистости?»

С этой мыслью Наталья встала, придерживая рукой одеяло — халат было лень надевать, а в неглиже холодно, направилась к окну. Раздвинув шторы, поплелась к дивану и опять улеглась, старательно подоткнув одеяло. Яркое весеннее солнце обещало «дальнюю дорогу», сдвинув стрелку Натальиного настроения с «дождь» на среднее между «пасмурно» и «ясно». Плакать расхотелось, но вопрос, чем заняться в выходной, остался. Нужна идея, раз телефон молчит, а экскурсию по магазинам она провела на прошлой неделе. Правда, в отделе белья кружевная тряпочка размером с носовой платок по цене парашюта испортила настроение.

«Надо покупать что-нибудь такое, чтобы денег потратить мало, а вещь стоящая», — рассуждала Наталья, любуясь переливающейся в солнечном свете люстрой от Сваровски. Захотелось кофе.

«Что там вчера секретарша трещала про Париж?» — попыталась припомнить Наталья, слушавшая в тот момент одним ухом, потому что второе было приложено к телефонной трубке с неутешной клиенткой на проводе. «Вот молодежь! Они с девчонками уже несколько месяцев о Париже мечтают, а эти скороспелки за границу, как в Москву за колбасой», — сердилась она, перемещаясь с одеялом, волочащимся, как мантия королевы, на кухню. Мешать кофе в турке, что всегда способствовало умственному процессу, и держать одеяло было неудобно, поэтому, сбегав за халатом и запихнув одеяло в шкаф, Наталья прибежала за секунду до катастрофы на плите. «Хороший знак», — порадовалась она.

Секретарша в красках описывала Лувр, очередь на Эйфелеву башню, Монмартр, огромные блошиные рынки — помесь лавки старьевщика и антикварного магазина, где можно за пару тысяч евро приобрести фальшивого Тулуз-Лотрека и за десяток евро стать владельцем переписки царской семьи. Дальше Наталья не слушала, поскольку истерика в телефонной трубке очередной уставшей от праздника семейной жизни вошла в критическую фазу. Последнее, что донеслось до ее слуха, было слово «фарфор».

Выводы были сделаны быстро. Если подойти к поездке с умом, то можно не только прокатать в Париж кучу денег, но и заработать. Наталья села за стол и включила компьютер. Сдвинув тетради и учебники французского на край стола, чтобы они находились вне поля зрения совести и чувства долга, Наталья определила свободное место под огромную чашку кофе и горку булочек с корицей. Сначала она прошлась по антикварным форумам, чтобы сориентироваться, затем выписала ключевые слова, распечатала несколько картинок и, сладко потянувшись, пошла выбирать одежду для похода за фарфором российской империи. Это было занимательней, чем сидеть дома и зубрить французские глаголы.

Проходя мимо маминого подъезда обычной торопливой походкой, она затормозила.

— Добрый день, — обратилась Наталья к усеянному мелкими цветочками цветастому заду размером с хорошую клумбу, маячившему на газоне. — Можно узнать, что вы здесь делаете?

Кряхтя, скрипя и поминая радикулит, зад трансформировался в соседку из первого подъезда.

— Ой, простите, Клавдия Петровна, не узнала.

— Наташенька, здравствуй, родимая, здравствуй. Вот что значит давно к земельке с поклоном не шла. Раньше-то в деревню с весны и до осени уезжала, целый день на огороде и ничего, а теперь посмотри — пару цветочков хотела к лету высадить, чтоб народ радовался, добрее становился, а силы-то уже не те. Соседка обтерла руки о тряпицу, извлеченную из широких карманов вязаной кофты, и подошла к Наталье.

— А ты куда? Прогуляться?

Наталья кивнула.

— Правильно, что дома сидеть в такое вёдро. Сын звал сегодня в гости, а я отказалась, надо же посадками заниматься. Видишь, здесь тюльпанчики будут, — указала она рукой, — но это мама твоя еще в прошлом году сажала.

Наталья вздрогнула всем телом. Она прекрасно помнила, как бегала по питомникам в поисках какого-то необыкновенного сорта тюльпанов «Черный принц», и по глупости думая, что запихать пару бульбочек в землю — минутное дело, несколько часов под строгим надзором маман с линейкой высаживала луковичные, обломав все ногти.

— Замечательные цветы у нее выросли, вот что значит с любовью посажены. А подальше, где кусты сирени, я пионы посажу, самое место им там. Здесь по краешку резеда. Людям приятно посмотреть будет. Идут на работу с утра, серьезные, а тут цветочки.

— Клавдия Петровна, замечательно вы придумали, — похвалила Наталья. — Если б у каждого подъезда так было!

Соседка зарделась от удовольствия. Было видно, что ей приятно.

— Да, участочек небольшой мне достался, но при моем здоровье хватит. Вишь как, полчаса поработала, а спину прихватило.

— Какой участок, Клавдия Петровна? — не поняла Наталья.

Соседка вдруг смутилась, занервничала, начала поправлять кофту, достала из карманов семена, луковицы в пакетике, стала их рассматривать.

— Ну да, ну да, это я так про участки. Ты, Наташенька, не слушай меня, старую дуру.

— Клавдия Петровна, вы о чем?

— А Марианна Сергеевна тебе разве не сказала? — виновато озираясь по сторонам, спросила та.

— О чем?

— Так участок свой она мне продала, — шепотом поведала соседка. — Как дом наш в деревне сгорел, тоскую я, хочется снова к земле поближе, я ведь из деревенских. Сын про дачу слышать ничего не хочет, говорит, что содержать дорого. А мне на старости лет снится по ночам смородинка, лучок на грядках, цветы. Твоя мама узнала об этом, пришла ко мне, добрая душа, предложила свой надел около дома. Да еще недорого взяла, каких-то пять тысяч за такой кусок, хорошая женщина, береги ее. Только ты, Наташенька, никому не говори, пожалуйста. Обещала я Марианне Сергеевне, но видишь, как вышло, заговорила ты меня, работу мою похвалила, я и растаяла. Но больше ни одной живой душе, — оправдывалась соседка.

— Ага, — только и смогла выговорить та и рванула к матери-самаритянке.

Она прекрасно знала, что территория, прилегающая к их домам, принадлежит кооперативу, и уборкой, как и благоустройством, занимались нанятый дворник и фирма по озеленению «Роза». Года три назад, когда двор привели наконец-то в порядок, а в городе проходил конкурс «Красота спасет Родину», правление кооператива предложило всем желающим посадить около подъездов цветы. Были поставлены симпатичные оградки, посеяна травка, пара кустиков. Многие с восторгом взялись за дело, и территория постепенно стала похожа на кладбище с могильными холмиками-клумбами.

— Мама, как ты могла?! — начала Наталья после положенных в их семье приветствий и объятий. Ритуал был обязательным, даже если они виделись полчаса назад. Выяснение отношений в предбаннике квартиры Марианна Сергеевна считала дурным тоном.

— Девочка моя, — начала она своим проникновенным голосом, взяв бигуди и старательно накручивая прядку. — Если человеку хочется, почему не уступить? Но чтобы он относился к данному начинанию, как и предшественник, ответственно, с любовью, всегда надо брать деньги. Человеку приятно, он стал собственником, свысока поглядывая на несобственников.

— Но ведь она живет на одну пенсию, единственный сын — жмот, это грабеж! — горячилась дочь.

Марианна Сергеевна поморщилась. Слово «грабеж» царапнуло ее музыкальный слух.

— И что ты предлагаешь? Складывать пенсионерские «слезы» в чулок на хрустальный гроб? В нашей стране, если беден, похоронят бесплатно. Еще никого в могилу без деревянного ящика не сбросили, не тридцать седьмой год. Была б моя воля, я б людей в картонные коробки из-под телевизоров укладывала, а то только и кричат о защите лесов, а сами тонны древесины в землю на пир червякам.

Закончив накручивать волосы, маман повязала голову шелковым платком, гармонирующим с цветовой гаммой велюрового халата. Наталья смотрела на нее и поражалась. Соседка была на десять лет моложе матери. Встретив Клавдию Петровну в троллейбусе, было бы прилично обратиться «садитесь, бабушка». Марианне Сергеевне уступали не по старости и дряхлости, а по какому-то внутреннему чутью, что королева-мать должна занять достойное место за неимением трона в общественном транспорте, а не стоять, держась за поручень.

— В Америке, например, — продолжала вещать маман, — очень модно стало делать мумии из родственников и ставить в виде садовых скульптур на газончике. Молодцы, капиталисты, — и память, и леса живы. Я тоже подумываю отписать в завещании свое тело медицинскому университету. На запчасти я вряд ли сгожусь, но как экспонат для студентов — вполне. Думаю, мои бренные останки смогут послужить науке.

Наталья схватилась за голову.

— Мама, что ты говоришь?!

— Древние говорили: «Помни о смерти». Кстати, ты знаешь, у нас крысы, — сказала она абсолютно равнодушным голосом, открывая баночку с кремом для лица. — Катерина Николаевна рассказала, что Нина Абрамовна с седьмого этажа завела себе крысу. Та пришла в гости по вентиляционной трубе в ванной комнате. Нине Абрамовне стало жалко зверушку и теперь она ее подкармливает. Очень удобно. Днем она по соседям бегает-гуляет, а вечером возвращается.

Наталья подняла глаза к лепному потолку в поисках дырки.

— Так она и сейчас там бегает?

— Конечно. Если ты прекратишь издавать призывные звуки мартовской кошки, то услышишь, как она пищит. Только свет надо выключить.

— Нет! — Наталья почти сорвалась на крик.

Маман повернулась к ней, внимательно посмотрела, затем поднесла руку к ее лбу.

— Милая, ты заболела? С чего такие эмоции по поводу безобидного пасюка? Крысы, тараканы, собаки, кошки — городская дичь. Будешь уходить, напомни, чтобы я отлила тебе настойки пиона для успокоения. Запомни, много работы, отсутствие секса — и маразм приходит раньше климакса. Ты же девушка из приличной семьи, воспитанная за кулисами большой сцены. Будь любезна, собери себя.

И Марианна Сергеевна щелкнула выключателем, захлопнув дверь ванной комнаты.

В кромешной темноте Наталья ощутила, как волосы встают дыбом и начинают седеть. Капельки пота заскользили между лопаток, сердце застряло в горле.

— Слышишь? — через минуту спросила маман. — Бегает, шуршит. Она, думаю, гнездо будет устраивать. Пару раз из вентиляции сыпались перья, пух, сухая трава.

— Да, — вяло согласилась Наталья. — Теперь можно я свет включу?

— Хорошо, — согласилась мать, выходя из ванной. — Надо скотчем дырку заклеить. Я, конечно, животных люблю, но ванная комната — святая святых для женщины.

— Мамуль, а может, санэпидемстанцию?

Вопрос утонул в недрах квартиры. В ответ из спальни донеслось, что скотч Марианна Сергеевна приклеила бы и сама, не стала бы напрягать дочь по таким пустякам, но у нее поднялось давление.

Давление. О, это великая сила, потомки будут слагать о нем поэмы. Неуловимое, оно вечно скачет и находится или слишком высоко, или слишком низко. Для пациента, желающего обратить на себя внимание окружающих, это тот самый движок, который заставляет черствых сыновей и бесчувственных дочерей мчаться к престарелым родителям через весь город. «200 на 80» и кто-то в этом мире испугался, забеспокоился, другой потер руки, почуяв долгожданное наследство, третий чертыхнулся, прекрасно зная, что театр приступил к внеочередной постановке пьесы «Я умираю». Не надейтесь, что, достигнув пенсионного возраста, вы будете добрее, будете жалеть своих близких. Пресловутый стакан воды у постели умирающего быстро превратится в фонтанирующий автомат времен советского прошлого. Позабыв свой горький опыт, вы будете в минуты одиночества умирать в телефонной трубке. Марианна Сергеевна была умной женщиной, держала дочь на длинном поводке, но крепко, играя лишь на чувстве вины. Проблемы со здоровьем она контролировала и решала по мере появления, благо, недостатка в связях и знакомствах не было. Однако если неблагодарная дочь пыталась проявить характер, а Марианна Сергеевна рисковала лишиться желаемого, в ход шло любимое давление: неотложка не требуется, а дети, как шутила примадонна в кругу близких друзей, становятся шелковыми.

Наталья поплелась в кладовку за стремянкой. Маман, как стихия, спорить с ней бесполезно. Подобравшись к вентиляционной решетке, экономя вдох-выдох, Наталья за минуту изобразила «снежинку», вспомнив школьные уроки творчества. Каждую секунду она ждала, что покажется когтистая лапка, покрытая серыми ворсинками, и яростно начнет отрывать злополучный скотч, закрывающий один из выходов на свободу. Спустившись вниз, Наталья долго мыла руки. Полюбовавшись работой, выходя из ванной, она на прощание показала фигу, на тот случай, если крыса наблюдает за ней.

Когда Наталья зашла на кухню доложить, что работа выполнена, она застала мать за странным занятием. На столе лежали березовые ветки, а маман в резиновых перчатках плела из них венок. Уже сплетенное чудо находилось у нее на голове, поверх платка и бигуди. Ветки с проклюнувшимися микроскопическими листиками торчали в разные стороны.

— Доктор из телевизора советовал венок из березовых веток при головной боли и давлении, — пояснила она, предупреждая вопрос дочери. — Голова с утра болит, Катерина сходила за ветками, вот, смотри, как замечательно получилось.

Наталья даже не стала спрашивать, помогает ли веник на голове, и зачем в таком случае маман делает еще один.

— Я там холодец приготовила, возьми, мне все равно столько не съесть.

Наталья извлекла из холодильника внушительных размеров поддон, служивший формой. От резкого движения его содержимое засобиралось прогуляться и оставить свой жирный след на стерильном полу кухни. Стабилизировав студень ценой нового пуловера, она перенесла продукт «сделай сам» на стол поближе к мойке.

Оценив ситуацию, маман дала новое указание:

— Доваришь и съешь. Ничего страшного.

— Мамуль, я его завтра заберу, — заныла Наталья. Выходной с довариванием холодца до полуночи не входил в ее планы. На секунду она даже позавидовала крысе, у которой вход в норку от мамулиных просьб и подарков замурован клеющей лентой.

— Почему завтра, ты разве не домой? — примадонна посмотрела на дочь строго и в то же время с интересом. — Свидание?

— Нет, я просто…

— Мужика завести тебе надо.

— Мам, а где у них заводный ключик? Я б завела.

— Все шутишь. Я смертна, а ты не пристроена. Подружки твои все при мужьях, а ты при них — Монморанси. Трое в лодке, не считая тебя. Ладно, не куксись, есть у меня на примете кое-кто, для себя придержала, но счастье дочери важнее личного.

Наталья хлопнула себя рукой по лбу, как будто вспомнив очень важную вещь.

— У меня же хрена нет! Я сейчас в магазин, а завтра с утра холодец заберу, он же вкуснее, если постоит.

— Хорошо, потому что принять тебя сегодня я уже не смогу. В половине третьего у меня назначен астральный сеанс. Ну все, целую тебя, и подумай над моим предложением, — говорила маман, закрывая за дочерью дверь.

Наталья выдохнула и побежала, как первоклашка, по ступенькам, игнорируя лифт.

Следующие три часа промелькнули незаметно. Городские комиссионки, которые не брали ни реформы, ни кризисы, содрогнулись от урагана «Наталья». Переворачивая и внимательно изучая тарелочки, чашечки, блюдечки, статуэтки и другие изделия, она пришла к выводу, что, в отличие от Москвы и Питера, а изученные утром сайты были столичные, у них на периферии «балерин» и «пастушек» налепили на три века вперед. Не говоря уже о тарелках с цветочками. Рассматривая один из симпатичненьких чайничков, который по ее бумажке проходил предположительно как «Розенталь», Наталья почувствовала радостную дрожь охотницы за сокровищами при мысли, сколько евриков она получит в Париже за эти осколки роскоши. Откуда-то появившаяся старушка, заметив Натальины манипуляции с посудой, заявила, что чайничек превосходный, и если девушка не в курсе, то это сам Розенталь. Наталья с видом знатока подтвердила, что именно поэтому его и приобретает. Тогда старушка цепко ухватила ее за руку и повела к другому стеллажу, демонстрируя пару старых сервизных тарелок с потертыми краями с намеком на позолоту и пару чашек, одна с отколотой ручкой, и тихо объяснила, что это тот самый Кузнецов, и если бы не кризис, то купила бы все и сразу. Наталья мило улыбалась и, подождав, когда старушка скроется из виду в пыльных закоулках комиссионки, схватила все, на что указал перст выпускницы Смольного. Домой Наталья поехала на такси, побоявшись доверить общественному транспорту две сумки и пакет с предметами «не кантовать». Ночью она спала плохо, перед глазами маячили буквы, цифры, короны и скрещенные мечи. Конфетницы с менажницами вертелись и кружились, обещая сладкими голосами большие деньги.

Загрузка...