По праву любви

Глава 11

Чего хочет женщина, того хочет Бог. Это крылатое выражение Жозе Мануэл часто повторял Нине, добиваясь её любви. В то время он с радостью исполнял все её желания, а порой и предвосхищал их, заранее угадывая, чего же хочет его любимая женщина.

А хотела она, как ему тогда казалось, немногого: любви, уважения, взаимопонимания.

Скромные запросы, не правда ли? Это же не вилла, не яхта, не колье с бриллиантами, о чём мечтает большинство женщин, хотя осуществить такую мечту удается не многим — лишь тем, кому повезёт выйти замуж за щедрого миллиардера.

Жозе Мануэл не был миллиардером, зато он был щедр и не пожалел бы для Нины никаких денег, если бы она того захотела. Однако мечты и желания Нины было трудно выразить в денежном эквиваленте. Всё, чего она хотела, невозможно было купить за деньги, и это на первых порах сильно облегчало задачу Жозе Мануэла — он, тогда ещё студент, запросто удовлетворял все желания Нины.

Любовь? Пожалуйста! С огромным удовольствием! Хоть весь день, всю ночь и всю жизнь!

Уважение? Безусловно. А как же иначе? Он очень уважал Нину за её убеждения, за цельность, порядочность, за её неординарность.

Понимание? С этим, надо признать, было сложнее. Жозе Мануэлу и тогда было непонятно её полное равнодушие — если не сказать отвращение — к достатку и вообще к материальным благам. Это казалось особенно странным в сочетании с её фанатичным трудолюбием. Но если не стремиться к улучшению своих жизненных условий, то зачем же, нужно работать? На этот вопрос Нина отвечала несколько высокопарно: труд должен приносить человеку моральное удовлетворение, а работать нужно ради общего блага всех трудящихся. В ту пору Жозе Мануэл тоже разделял подобные убеждения и даже отстаивал их на баррикадах, но чрезмерный максимализм Нины всё же, настораживал его. Себе в утешение он шутил: «Но ведь и мы с тобой трудящиеся! Ты ткачиха, я не только студент, но ещё и грузчик, значит, нам тоже кое— что причитается из материальных благ, не так ли?» Нина в ответ смеялась и согласно кивала головой.

После свадьбы они поселились в прекрасном доме, и Нина, не привыкшая к роскоши, поначалу чувствовала себя неуверенно, однако освоилась там довольно скоро, обнаружив при этом недюжинный дизайнерский талант и чисто женское стремление к уюту.

Жозе Мануэл радовался, глядя на жену, и думал: «Как быстро человек привыкает к хорошему!»

Дальнейшая жизнь, однако, показала, что Жозе Мануэл заблуждался. Едва успев привыкнуть к своему новому дому, Нина стала тяготиться им. Роль домашней хозяйки была ей не по нутру, о чём она и сказала Жозе Мануэлу. А он, не поняв её, предложил взять в дом прислугу.

— Тогда я совсем сойду с ума от безделья! — ответила на это Нина. — Мне нужна работа вне дома, в коллективе. Я не могу сидеть одна в этой золотой клетке.

— Уговори дону Мадалену переехать к нам. Вдвоём с ней тебе будет не так скучно.

— Во— первых, она не согласится переехать сюда, а во— вторых, это не спасёт меня от скуки. Я буду искать работу!

— Но скоро у нас может появиться ребёнок, — резонно заметил Жозе Мануэл. — Я очень хочу маленькую красивую дочку, похожую на тебя! А ты кого хочешь? Мальчика?

Нина не смогла ответить что— либо определённое на этот вопрос. Детей она вроде бы и хотела, но не сейчас, а потом, когда— нибудь...

Жозе Мануэлу это не понравилось.

— У нас должна быть полноценная семья, — сказал он строго. — А что это за счастье — без детей?! Как раз сейчас и надо их рожать — пока мы молоды, здоровы и полны сил. Тогда и дети у нас родятся здоровыми.

— Мы же не завтра постареем, — возразила Нина. — У нас в запасе есть ещё лет десять.

— Нет, детей надо рожать сразу после свадьбы, — ещё строже сказал Жозе Мануэл и тут же поправил себя, добродушно усмехнувшись: — В крайнем случае — через девять месяцев после свадьбы. Тогда мы успеем вырастить не только их, но и наших внуков, и правнуков! Это же здорово, не правда ли?!

Его шутка развеселила и Нину. Она засмеялась, а Жозе Мануэл не упустил возможности развить успех.

— Ну что, займёмся этим прямо сейчас? — озорно спросил он и, не дожидаясь ответа, на руках понёс Нину в постель...

С той поры прошло ещё несколько месяцев. Жозе Мануэла уже повысили по службе, прибавили ему жалованье, а жизнь Нины оставалась всё такой же однообразной. Даже забеременеть Нина почему— то не могла. Жозе Мануэла это беспокоило, и Нина обратилась за советом к матери: что нужно делать в подобных случаях? Мадалена рассудила просто:

— Ничего не надо делать. Детей посылает Бог. Когда он решит, что пришла пора, тогда у вас и появится ребёночек.

— Но из— за этого Жозе Мануэл не позволяет мне искать работу! Хочет, чтобы я непременно родила, а потом уже думала, чем ещё мне стоит заняться, — удручённо произнесла Нина.

— По— моему, он прав, — сказала Мадалена, решительно встав на сторону зятя. — Зачем нужно искать работу, если муж тебя обеспечивает? У тебя большой дом, его надо содержать в порядке. Разве этой работы тебе не достаточно?

— Никто меня не понимает! — огорчилась Нина. — А я уже задыхаюсь в этом доме, мне там не хватает воздуха!

Однажды она то же самое брякнула и мужу, когда он пришёл с работы позже обычного.

Жозе Мануэл возмутился. У него был трудный день, он устал, а тут ещё и жена вздумала устроить ему скандал!

— Если тебе здесь душно, то открой окно или прогуляйся в парке! — сказал он сердито. — Я не понимаю, на что ты жалуешься? У тебя ведь всё есть.

— Да, у меня всё есть. И в то же время у меня ничего нет! — ещё больше завелась Нина. — Мне нужна работа. Я должна делать что— то полезное, чтобы чувствовать себя востребованной!

— А то, что ты делаешь сейчас, тебя не устраивает? Ты ведёшь дом, ухаживаешь за мной...

— Это может делать и прислуга!

Жозе Мануэл тоже вспылил:

— Хватит, Нина! Я не желаю продолжать этот разговор. Мне нужен покой, нужен отдых. Завтра у меня снова будет тяжёлый день, я должен сосредоточиться на своей работе.

— А что делать мне? Я сижу тут целыми днями взаперти, жду тебя с утра до ночи. Мне опротивела такая жизнь.

— Ах вот как?! — гневно воскликнул Жозе Мануэл. — Тебе нужна другая жизнь? Ты хочешь быть востребованной? Так почему же ты не родишь ребёнка, о котором я тебя давно прошу?

— Этот вопрос я лучше переадресую тебе! Скажи, почему я не могу от тебя забеременеть?

— Что? — закричал Жозе Мануэл. — Я же ещё и виноват?

— А разве ты меня не обвиняешь?

— Нет, погоди, Нина, я не могу в это поверить! Ты хочешь сказать, что я не способен даже иметь сына? Так? Ты не можешь зачать его по моей вине?!

— А что хочешь сказать ты? Что я бесплодна?!

Обменявшись этими крайне резкими репликами, оба умолкли, и первым нарушил молчание Жозе Мануэл:

— Никогда не думал, что наши отношения могут зайти в тупик... Ты прости меня, пожалуйста, если я невольно тебя обидел! Постарайся понять: я всего лишь неточно выразился, потому что пришёл домой усталым. Моя голова трещит от всяческих забот...

— А моя голова совершенно пустая, потому что у меня нет забот и думать мне не о чем!

— Ну не обижайся, Нина, прости меня! — взмолился Жозе Мануэл.

— Я на тебя не обижаюсь, — сказала она, наконец. — Просто мне нужна работа. Я ведь работала всю жизнь и не могу сидеть дома, выглядывая тебя в окошко.

— Но, что же, ты сможешь делать, какую работу найдёшь? — озабоченно спросил Жозе Мануэл. — Вернёшься на ткацкую фабрику, чтобы горбатиться у станка?

Нина опять обиделась:

— Я была отличной ткачихой и гордилась этим!

Жозе Мануэл поморщился от досады:

— Но тогда ты была не замужем, тебе приходилось кормить себя. Теперь же ты собираешься работать уже не ради куска хлеба, а просто из упрямства. И я не знаю, как тебя вразумить, какие слова найти. Мне остаётся только признать своё бессилие, а ты делай что хочешь...

— И сделаю! — сказала Нина.

На следующий день она вышла из дома с твёрдым намерением найти работу.

Для начала решила купить профсоюзную газету, которая ухитрялась раздобывать и печатать информацию о том, на каких фабриках планируется расширение производства и сколько рабочих там дополнительно потребуется.

Парень, продававший газеты, оказался приветливым и разговорчивым.

— Сегодня очень интересный номер! — сказал он, вручая Нине газету. — Вы уже слышали о том, что президент под давлением коммунистов согласился предоставить избирательное право женщинам? Нет, не слышали? Так почитайте об этом на первой полосе! А ещё я советую вам обратить внимание на статью «Станки не ткут сами». Это гвоздь номера! Поверьте мне, я в таких вещах разбираюсь.

— Я вам верю, — улыбнулась Нина. — А эта статья, судя по заголовку, о ткачихах?

— Да, но не только о них. Это гневный выпад против антинародной политики нашего президента! Вы прочитайте, и сами всё поймёте.

Газета действительно оказалась очень интересной, Нина прочитала её от корки до корки. А статья о ткачихах взволновала её до глубины души. Она прочитала её несколько раз, сопереживая каждому слову:

«...Они входят в ворота фабрик, словно стадо, — ещё не осознавая собственной силы и не понимая, что могут и должны бороться за свои права, поскольку станки не ткут сами. Это они, подневольные ткачихи, приводят в движение машины, и ткани, созданные их трудом, потом и кровью, носит затем вся страна. Так, изо дня в день, они сгибаются над ткацкими станками, старея от тяжкого труда гораздо быстрее, чем эти станки. Вчера ещё один фабричный гудок не прозвучал в городе. Ещё одни ворота не открылись. Ещё одна сотня неизвестных героинь вернулась домой в полном отчаянии.

Фабрики закрываются по всей стране, а в то же время диктатор Жетулиу Варгас намеревается компенсировать банкам половину той огромной суммы, которую им задолжали производители кофе. Раскошеливайся, друг, потому что, как всегда, платить будешь ты! Правительство ещё раз облагодетельствует господ банкиров и землевладельцев за твой счёт. Расплачиваться всё равно придётся тебе, даже если ты вчера или сегодня лишился своего места у станка и не имеешь средств для того, чтобы прокормить собственную семью...

Антонио Ферьяно».

Поначалу Нина не обратила внимания на подпись под статьёй, но потом до неё вдруг дошло, что это же, имя и фамилия её двоюродного брата! Неужели Тони мог написать такую хорошую, острую статью? Ведь он же не журналист, а музыкант. Нина давно его не видела, но знала от дяди Дженаро, что Тони играет на фортепьяно в каком— то ресторане. Может, это случайное совпадение? Может, автор статьи всего лишь тёзка и однофамилец Тони?

Чтобы не теряться в догадках, Нина решила поехать в пансион и там всё разузнать, но к ней неожиданно нагрянула Мадалена.

— Ты давно меня не навещала, а я по тебе соскучилась, — объявила она причину своего визита. — Как ты тут поживаешь, какие у тебя новости?

— У меня есть потрясающая новость! — поспешила обрадовать её Нина. — Видишь эту статью? Её написал Антонио Ферьяно. Я точно не знаю, но думаю, что это наш Тони!

— А о чём статья? — спросила Мадалена.

— О тяжком труде ткачих, о безработице, о безнравственной политике Жетулиу Варгаса. Это очень смелая статья!

Мадалена печально покачала головой:

— Если тут говорится про политику, то можешь не сомневаться, что это написал твой брат. Он не зря похож на своего дядю Джузеппе. Наверняка, тоже подцепил эту заразу. Ох, бедная Мария! Пусть она готовится плакать так же горько и безутешно, как плакала я...

Мария довольно долго не знала, что Тони работает наборщиком в типографии, куда его взяли по рекомендации Маркуса. Не знал этого и Дженаро. Тони говорил им, что он будто бы играет на фортепиано в ресторане.

Никакой необходимости скрывать правду у Тони не было, просто он однажды солгал Марии, поздно вернувшись домой после тайного свидания с Камилией. От него пахло женскими духами, Мария, уловив этот запах, конечно же, спросила, где он был, и Тони пришлось соврать про ресторан, в котором ему якобы предложили работу пианиста. Мария поделилась этой радостной новостью со всеми обитателями пансиона, и таким образом Тони стал заложником собственной лжи.

Теперь ему каждый вечер приходилось делать вид, будто он идёт на работу, а потом допоздна бесцельно бродить по городу. Но хуже всего было то, что, возвращаясь «с работы», он не приносил домой никаких денег. Мария из деликатности не спрашивала его о деньгах, зато Дженаро был дотошен в своих расспросах, донимая ими Тони каждый день. Его интересовало буквально всё: где находится ресторан; какой марки рояль там установлен, какой репертуар приходится исполнять Тони и насколько хорошо это у него получается; когда ему выдадут первое жалованье и почему сейчас он не приносит домой чаевых?..

Тони выкручивался, как мог. Дженаро и Марии очень хотелось послушать его игру в ресторане, а Тони отвечал им, что его взяли туда с испытательным сроком, у него пока не всё получается и ему будет неловко играть в их присутствии.

— Я сейчас играю там бесплатно, мне даже чаевых не дают, — вворачивал он, прикрываясь мифическим испытательным сроком.

Позже, когда Маркус устроил его в типографию, Тони продолжал делать вид, будто работает в ресторане. Ему не хотелось объяснять отцу, почему он не выдержал проверку «испытательным сроком».

Тони теперь не бродил вечерами по городу, а едва ли, не до полуночи набирал очередной газетный номер, и от него уже не пахло духами, что, конечно же, радовало, но и удивляло Марию.

— На каком рояле ты играешь? — спрашивала она. — У тебя часто бывают испачканы манжеты, и я не могу их ничем отстирать. Приходится чистить их бензином. Это что, краска? Может, твой рояль покрыли плохим лаком?

Тони притворялся, будто не понимает, о чём она говорит.

— Рояль как рояль, — отвечал он, пожимая плечами. — Не знаю, откуда берутся эти пятна!..

Там, в типографии, набирая газетные тексты, Тони не только обучался португальскому языку, но и невольно впитывал в себя демократические идеи, содержащиеся в большинстве статей и заметок. Маркус, работавший репортёром в профсоюзной газете, тоже частенько вольнодумствовал в разговорах с Тони, а когда обнаружил в нём единомышленника, то предложил ему написать заметку о бесправном положении ткачих. Выбор темы он объяснил просто:

— Ты наверняка многое знаешь от Нины, тебе будет несложно это сделать.

— Но я ещё плохо знаю португальский язык...

— А ты напиши по— итальянски! Если у тебя получится хорошая заметка, я потом переведу её на португальский, — нашёлся Маркус.

Тони с энтузиазмом взялся за новое дело, и у него получилась даже не заметка, а целая статья, которую сразу же опубликовала профсоюзная газета.

Скрывать свою первую публикацию Тони не стал — принёс газету домой и, наконец, признался Дженаро и Марии, что работает не в ресторане, а в типографии.

Дженаро огорчился, а когда прочитал статью, то ещё и разгневался:

— Ты что, решил пойти по стопам своего любимого дяди Джузеппе? Может, ты забыл, к чему привело его увлечение коммунистическими идеями? К тюрьме и чахотке! Ты этого для себя хочешь?

— Папа, перестань, — с досадой произнёс Тони. — Мне предложили написать заметку, чтобы выяснить, есть ли у меня литературные способности, я и написал. И очень рад, что мой материал напечатали! Так что ты не омрачай мою радость своими тревогами.

— Но ты публично обозвал президента диктатором! За это тебя могут и арестовать!

— Никто меня не арестует! — самонадеянно заявил Тони.

Маркус же, втравивший его в эту опасную историю, принялся теперь успокаивать Дженаро:

— Сеньор маэстро, не устраивайте бурю в стакане воды. Речь идёт о профсоюзной газетке с мизерным тиражом. Её никто не читает.

— Пусть даже так, но я всё равно не хочу, чтобы мой сын ввязывался в политику, — стоял на своём Дженаро. — Ты должен уйти из этой типографии, Тони, пока тебя там окончательно не завербовали коммунисты!

— И не подумаю, — сказал Тони. — Мне нравится эта работа.

Маркус вновь выступил в роли адвоката:

— Сеньор Дженаро, вы забываете о том, что, работая в типографии, Тони учится португальскому языку. А это лучше, чем ходить в школу. Понимаете, он берёт букву за буквой и вкладывает их в наборный стол, составляя, таким образом, слова и фразы на португальском языке. Это устаревшая технология — в той газете, где работаю я, набор делают на линотипах, но для Тони эта допотопная типография — просто находка! Скоро он будет писать по— португальски лучше меня!

— А ещё скорее его посадят! — мрачно предрёк Дженаро. — Если он уже сейчас, не владея языком, заговорил о политике, как его дядя Джузеппе, то ничего хорошего ждать не приходится.

— Мне известна история вашего брата Джузеппе, — с мягким сочувствием произнёс Маркус. — Но сейчас другие времена.

— Другие? — возмутился Дженаро. — А скольких неугодных Жетулиу выслал из страны? Скольких он отправил на каторгу? Где сейчас твой университетский профессор, сеньор Мексита? Ответь мне!

— В изгнании, в Париже, — потупившись, ответил Маркус.

— И ты ещё смеешь утверждать, что сейчас другие времена?! — добил его своей логикой Дженаро.

Пока они спорили в гостиной, Мария и Мариуза обсуждали ту же тему на кухне.

— Тони обещал, что будет вести себя осторожнее и не пачкать рубашку краской, — сообщила, улыбаясь, Мария.

— И поэтому ты радуешься? — не без издёвки спросила Мариуза.

— Да, я радуюсь, — подтвердила Мария. — Тони учится новой профессии, а это гораздо лучше, чем играть на рояле в борделе.

При упоминании о борделе Мариуза недовольно поморщилась.

— Это верно, Мария, — сказала она. — Чем дальше от соблазна, тем спокойнее. Вот и Маркус тоже вроде бы набрался ума и бросил свою француженку.

— А мне жаль её, — призналась Мария. — Они там все неплохие девушки.

— И всё равно пусть держатся подальше отсюда! — строго сказала Мариуза.

Чуть позже с ней поделился своими откровениями и Дженаро.

— Вы знаете, — сказал он, — я перечитал статью Тони, и, скажу вам по секрету, она мне понравилась. Красиво написано!

— Мне тоже так показалось, — поддержала его Мариуза. — Если говорить честно, то ваш сын написал чистую правду.

Дженаро помрачнел, насупился и высказался уже совсем в другом тоне:

— Чёрт бы побрал его с этой правдой!

А тем временем к Тони пришла Нина и, убедившись в том, что автором статьи является именно он, высказала ему свою восторженную благодарность.

— Я могу рассказать тебе ещё много всякого, что творится на ткацких фабриках, — предложила она, — а ты об этом напишешь.

Тони обрадовался и сразу же перешёл к делу:

— Рассказывай прямо сейчас!..