По праву любви

Глава 19

Вернувшись из Сан— Паулу, Фарина перво— наперво расспросил встречавшего его на станции Марселло о том, как вёл себя тут Маурисиу. Марселло ответил, что Маурисиу порой выглядит странным, однако это не агрессия, а всего лишь печаль.

— Он мог и затаиться до поры до времени, — сказал Фарина. — От него можно ожидать всякого. Но если он за¬думает что— то недоброе против моего ребенка, я ему шею сверну!

Марселло, в свою очередь, спросил, помог ли Фарина Зекинью устроиться на работу, и узнал, что они там даже не встретились.

Марселло это обеспокоило, а Фарина тут же забыл о глу¬пом пастухе, вздумавшем искать счастья в городе. Фарина улыбался, предвкушая радостную встречу с Франсиской, по которой он очень соскучился.

Франсиска встретила его с радостью, нежностью, но и с укором — почему он так долго был в городе, почему не слал оттуда вестей?

— У меня там были важные дела, — ответил Фарина. — Пойдём в дом, я тебе что— то покажу, и ты, надеюсь, про¬стишь мне столь долгое отсутствие.

— Ты заинтриговал меня, — улыбнулась Франсиска.

Маурисиу, краем уха слышавший этот разговор, тоже был заинтригован и потому не счёл для себя зазорным подсмотреть в щелку, что же Фарина покажет матери.

А тот, вынув из саквояжа толстую пачку денег, торжественно протянул их Франсиске:

— Вот, держи, они твои!

— Дорогой мой! Это же очень большие деньги, — в приятном смущении пробормотала Франсиска. — Наверное, ты изрядно опустошил свой счёт...

— Нет, я провернул одно дело. Очень выгодное дело!

— Но ты не должен вкладывать столько денег в фазенду, которая тебе, в сущности, не принадлежит.

— Она принадлежит моей жене. И моему ребёнку!

— Ему принадлежит только часть, — возразила Франсиска. — Если я умру, фазенду разделят между тремя моими детьми.

— О самом маленьком нужно позаботиться уже сейчас, — сказал Фарина. — Ты переведи часть фазенды на моё имя, но не ради меня, а ради нашего ребёнка.

Услышав это, Маурисиу вскрикнул и помчался к Беатрисе. Она испугалась, увидев его с неестественно горящими глазами.

— Что с тобой? У тебя сейчас такой же взгляд, как во время того ужасного затмения, — сказала она.

— Ты ошибаешься, я полностью владею собой, — отве¬тил Маурисиу. — Моё предчувствие подтвердилось, я сам слышал, как Фарина сказал, что хочет нас обокрасть. Он отдаст всю фазенду ребёнку, которого ему родит наша мать! Сестра, мы не должны допустить, чтобы этот ребёнок родился!

— Что ты говоришь, Маурисиу?! — пришла в ужас Беатриса.

— Если этот ребёнок появится на свет, мы потеряем всё. Мы станем нищими! Этого нельзя допустить!

— Маурисиу, ты опять сошёл с ума, — с болью констатировала Беатриса. — Ты собираешься убить малыша, который ещё не родился? Убить нашего брата?

— Он нам не брат. Пока ещё не брат. Жизнь начинается только после рождения.

— Нет, дети начинают жить в материнской утробе. Наш брат уже живёт, просто он живёт в матери.

— Значит, ты отдашь им всё? — огорчился Маурисиу. — Фарина уже украл у нас материнскую любовь, а теперь он хочет обобрать нас до нитки!

— Да ради Бога! Я не боюсь бедности! — воскликнула в запальчивости Беатриса.

Маурисиу засмеялся, но этот смех получился у него каким— то зловещим.

— В самом деле? — спросил он у сестры. — Ты готова родить своего ребёнка в лачуге? Ты хочешь, чтобы он бегал босой, в тряпье, со вздутым от голода животом?!

— Нет, Маурисиу, такой судьбы для своего ребёнка я не хочу.

— Тогда помоги мне! Помоги ради своего малыша! Прошу тебя!

— Это я тебя прошу: успокойся! — взмолилась Беатриса. — Ты всё преувеличиваешь. Как я могу тебе верить, если ты сам говорил, что слышишь какие— то голоса?

— Да, слышу, — подтвердил Маурисиу. — Иногда я слышу голоса, и они предупреждают меня, что у нас в доме есть смертельный враг.

— Боже мой! — воскликнула Беатриса. — Бабушка Рита тоже говорила, что мы должны остерегаться какого— то мужчины, который способен уничтожить всё наше семейство!

— Ну, вот видишь, всё сходится! — подтвердил Маурисиу. — Этот мужчина не кто иной, как Фарина!

— Нет, этого не может быть, — замахала на него руками Беатриса. — Сеньор Фарина сделал нам столько добра! Он заботился о тебе не хуже родного отца!..

— Ну ладно, я всё понял, — усталым голосом сказал Маурисиу. — Ты не хочешь в это ввязываться, потому что боишься замарать свои ручки. И значит, мне нужно всё сделать одному за нас двоих.

— Что ты собираешься делать? — в испуге спросила Беатриса, но не услышала ответа.

А Маурисиу, убеждённый в том, что ребёнок Фарины не должен появиться на свет, отправился к Рите и как бы невзначай завёл с ней беседу о травах, способствующих прерыванию беременности.

В прежние времена он частенько расспрашивал её о назначении разных трав, которые она собирала и хранила у себя в каморке, поэтому сейчас Рита не усмотрела ничего подозрительного в его поведении.

Маурисиу же, выяснив, где Рита хранит нужную ему траву, отправился в её каморку ночью, но едва он успел взять узелок с травой и выйти во двор, как дорогу ему преградил Форро, державший в руках увесистую дубинку.

— Стой! Кто здесь? — грозно окликнул его Форро.

— Это я, Маурисиу.

Форро опустил дубинку и шумно выдохнул.

— Вы меня напугали, сеньор Маурисиу. Что вы делаете здесь ночью?

— Мне не спится, вот я и вышел подышать свежим воздухом. Спокойной ночи, Форро! — сказал Маурисиу и направился к своему дому.

Но и там ему пришлось столкнуться с неожиданным препятствием в лице Марселло.

Маурисиу крадучись прошёл на кухню, где в это время Марселло тайком от семьи поглощал жареную курицу. Он, бедняга, так и не научился ловко орудовать ножом и вилкой, поэтому старался меньше есть за общим столом, и неудивительно, что к ночи его одолевал жуткий голод. Зная, что на кухне осталась жареная курица, Марселло не мог уснуть, пока не добрался до неё, а тут его и застал Маурисиу.

— Что ты тут делаешь среди ночи? — спросил он Марселло.

— Я пришёл сюда попить воды, — соврал тот. — А как ты здесь оказался?

— А я услышал шум на кухне и зашёл посмотреть, — тоже соврал Маурисиу.

— Ну, извини, если я тебя разбудил, — повинился Марселло и вдруг спросил: — А что это у тебя за узелок в руках?

— Так, ерунда... — туманно ответил Маурисиу, поспешно покидая кухню.

Марселло, оставшись один, не отказал себе в удовольствии доесть курицу до конца, а утром Нока не переставала удивляться:

— Ума не приложу, как сюда могла забраться собака! Представляете, она съела всю курицу и даже косточки изгрызла!

Заглянувший на кухню Маурисиу спросил её:

— Где чай для моей матери?

— Сейчас я его отнесу, — ответила она.

— Не стоит, я сам, — сказал Маурисиу, ставя на поднос чашку с чаем. — Заодно и спрошу, как она себя чувствует.

Но прежде чем отнести чай Франсиске, он зашёл к себе в комнату и положил в чашку несколько листков травы, раздобытой им накануне ночью. «Это мой долг, так будет лучше для всех», — мысленно убеждал он себя, ожидая, когда заварится трава.

А тем временем Рита спросила у Форро о ночном шуме, который она тоже слышала, и, узнав, что под покровом темноты сюда приходил Маурисиу, всполошилась:

— Я должна поспешить туда, пока он не натворил беды!

Маурисиу она нашла плачущим во дворе: он не смог осуществить свою затею и в последний момент выбил чашку из рук матери.

— Я знаю, сынок, что ты собирался сделать, — сказала Рита, взяв его за руку.

— Я не смог, бабушка, ведь это же всё— таки мой брат, — сквозь слёзы проговорил Маурисиу.

— Да, он тебе не враг, и хорошо, что ты вовремя остановился.

— Мой враг — сеньор Фарина, — ледяным голосом сказал Маурисиу, и его слёзы моментально высохли.

А Фарина тем временем всячески поносил Маурисиу:

— Твой сын ненормальный, Франсиска! Его место в психушке! Сегодня он только ошпарил тебя, а завтра, того и гляди, вздумает отравить!.. Посмотри, что это за листок в чашке, он не похож на чайный! Как он оказался здесь?

Франсиска не увидела ничего странного в прилипшем к донышку листке, сказала, что это всего лишь крупная чаинка. Нападки на сына были неприятны ей, и она взмолилась:

— Прошу тебя, перестань наговаривать лишнее на Маурисиу. Не заставляй меня выбирать между мужем и сыном!

Фарина, вняв её мольбам, умолк, но позже попросил Марселло разузнать, почему Маурисиу выбил чашку с чаем из рук Франсиски.

— Только никому не говори, что выясняешь это по моей просьбе, — наказал он Марселло, и тот пообещал хранить их договор в тайне.

А между тем Маурисиу сам рассказал Беатрисе, какую траву положил в чай и почему в конце концов не позволил матери выпить тот настой:

— Когда мама уже взяла чашку в руки, я вдруг отчётливо понял, что её ребёнок — это мой брат и у нас одна кровь, он живой... И я не смог поднять на него руку... Я должен бороться не с ним, а с Фариной!

— Господи! Маурисиу, что ты ещё задумал? — испугалась Беатриса. — Ты пока ничего не предпринимай, пожалуйста! Возможно, ты ошибаешься насчёт сеньора Фарины.

— Хорошо, давай заключим с тобой договор, — предложил Маурисиу. — Будем пристально наблюдать за Фариной, и, если убедимся, что он действительно порядочный человек, я не стану ничего делать.

— А если нет?..

— Тогда ты будешь моим союзником и поможешь мне разделаться с ним!

Вскоре брат и сестра получили возможность убедиться в непорядочности Фарины. Правда, по отношению к Марии, а не к ним, но это в данном случае не имело существенного значения. Если он оказался способным обокрасть Марию, то вполне вероятно, что не пощадит и других ради собственной наживы.

Вскрылось это спустя несколько дней, а пока счастливая Мария представляла Тони своим добрым друзьям — семейству Винченцо.

Те были рады встрече с ней, но никак не могли взять в толк, о какой земле, расположенной неподалеку, идёт речь.

— Прости, Мария, но, насколько я знаю, здесь везде на земле живут хозяева, — сказал Винченцо. — Ты ничего не путаешь?

— Нет. У меня есть купчая и карта, заверенная землемером!

— Ну ладно, завтра посмотрим карту и поедем на твою фазенду. А сейчас — за стол! — распорядился Винченцо.

Однако смутное беспокойство не покидало его, и во время ужина он попенял Марии за неосмотрительность: как можно было покупать фазенду, не осмотрев её заранее! Мария ответила ему то же, что отвечала всем задававшим ей этот вопрос:

— Купить эту фазенду мне посоветовал сеньор Фарина, а ему я доверяю полностью.

Констанция и Винченцо недоуменно переглянулись, и Тони, заметив это, спросил у них:

— Вы, кажется, не разделяете мнения Марии? Почему? Это касается сеньора Фарины? Или той фазенды, которую он ей присоветовал?

Хозяева дома оказались в затруднительном положении: высказывать свои сомнения насчёт Фарины им не хотелось, но что— то ответить было необходимо, и Констанция взяла на себя этот труд.

— Дело в том, — сказала она смущённо, — что мы дружим с Фариной много лет, но даже нам неизвестно, откуда взялось его состояние.

— Констанция, лучше помолчи, а то сболтнёшь лишнее! — одёрнул её Винченцо, но тут вдруг подала голос Катэрина, молчавшая весь вечер:

— Мама права. Разговоров у нас в доме было много, но в самом деле никто не знает, как и когда разбогател сеньор Фарина.

— Боже правый! — воскликнула Мария, впервые допустив мысль о том, что, доверившись Фарине, она купила кота в мешке. — Потратила почти все свои деньги на покупку земли! Завтра прямо с утра поедем туда! Я всё— таки надеюсь, что сеньор Фарина меня не подвёл...

В ту ночь сон к Марии не шёл. Она долго ворочалась в постели, вспоминая своё пребывание здесь с Мартино и его страшную смерть. История о неприкаянной душе, расстрелявшей Мартино, не укладывалась у Марии в голове, у неё была своя версия на сей счёт: Мартино убили итальянские антифашисты, а Маурисиу сознался в убийстве только потому, что был не в себе и легко принял желаемое за дей¬ствительное. Он всего лишь хотел убить, но не убил, а за него это сделал кто— то другой, оставшийся безнаказанным. Так думала Мария, но не высказывала свои мысли вслух. Тут, на фазенде Винченцо, и так много всяких неприятных странностей. Тут внезапно умер ребёнок Катэрины, а сама она живёт сейчас в каком— то ирреальном мире.

— Иногда я гляжу на воду и вижу там своего сына, — сказала она Марии. — Он смотрит на меня с укором, потому что я никого не умела любить по— настоящему... Сейчас я ухаживаю за козлёнком, и он мне кажется ребёнком... А ещё по ночам здесь, под моим окном, звучит музыка. Кто— то играет, чтобы успокоить моё сердце.

— Кто? — спросила Мария, чувствуя, как мурашки бегут у неё по телу.

— Не знаю, — ответила бесстрастно Катэрина. — Я просто по ночам смотрю на луну и слушаю музыку...

Когда Мария, обеспокоенная странным состоянием Катэрины, поделилась своей тревогой с Констанцией, та ещё больше огорчила её.

— Ой, Мария, у меня уже вся душа изболелась за Катэрину! — сказала Констанция и заплакала. — По ночам ей чудится музыка, которой, кроме неё, больше никто не слышит. А тот козлёнок, с которым она теперь нянчится, приблудился к нам невесть откуда, и Катэрина считает, что его оставил ей тот самый музыкант— невидимка.

— Так, может, этот музыкант всё же существует в реальности? — высказала предположение Мария. — Кто— нибудь влюбился в Катэрину и наигрывает ей тихонько по ночам, чтобы вас не разбудить!

— Нет, Мария, нет, — горестно покачала головой Констанция. — Мы с Винченцо не спали несколько ночей, хотели выследить этого музыканта. И — никого! Тишина! Только на третью ночь услышали шорох в кустах, пошли туда, но вместо музыканта нашли того козлёночка...

Вспоминая этот разговор, Мария тоже стала прислушиваться: а вдруг сейчас зазвучит та загадочная флейта или свирель? Но за окном только ровно стрекотали цикады, которые постепенно и убаюкали Марию.

А утром она вместе с Тони и Винченцо отправилась на свою фазенду.

Путь туда оказался неблизким, ехать им пришлось целый день. Винченцо всю дорогу отмалчивался. Ещё утром, взглянув на карту, он понял, что земля, купленная Марией, находится в болотистой местности, но говорить об этом никому не стал. Ему хотелось верить в чудо. А вдруг там, среди болота, отыщется какой— нибудь симпатичный островок вполне плодородной земли?

Но чуда не произошло.

На месте предполагаемой фазенды с добротным домом и роскошными кофейными рощами путешественники обнаружили сплошную болотистую топь, поросшую хвощами и осокой. Это была не земля, не почва, а хлябь. На неё даже ступить было невозможно, не говоря уже о том, чтобы жить здесь.

Мария впала в истерику.

— Меня ограбили! Я потеряла всё! Потеряла все свои деньги, всё своё наследство!.. — причитала она, рыдая.

Мужчинам тоже хотелось выть от злости и бессилия. Но гораздо больше им хотелось набить физиономию Фарине. Особенно этого жаждал Тони.

Он не стал упрекать Марию за такую непростительную оплошность, понимая, что и сам в этом виноват. Если бы он уделял побольше внимания семье, то Мария бы не отважилась на такую сделку в одиночку. Но теперь именно он, Тони, должен постоять за честь своей семьи.

— Не плачь, Мария, — сказал он. — Поедемте обратно. Я вытрясу деньги из этого подлеца! Он вернёт всё, до последнего сентаво!

Винченцо опять промолчал. Ему было ясно, что Тони так же наивен, как и его жена. Где этому неискушённому юноше тягаться с Фариной! Если тот пошёл на такой бесстыжий грабёж, значит, можно не сомневаться: у него всё было продумано до мельчайших деталей, к нему не подкопаешься. Денег своих Мария не вернёт, это ясно, а вот как ему, Винченцо, теперь строить свои отношения с компаньоном, зная, на какую подлость способен Фарина?

По приезде домой Винченцо был вынужден извиниться перед Марией и Тони за то, что не сможет сопровождать их на фазенду Франсиски:

— Поймите, мы с Фариной теперь не просто компаньоны, но и родственники... Он женат на Франсиске, нашей сватье... Всё это очень неприятно, я и сам не знаю, чего мне ждать от Фарины...

Тони и Мария поняли его. На фазенду Франсиски они отправились вдвоём, но, как и предполагал Винченцо, ушли оттуда ни с чем.

На все обвинения Тони, брошенные в лицо Фарине, тот ответил, что он и сам оказался жертвой обмана:

— Я же не знал, какая там земля. Мне сказали, что хорошая.

— Брось прикидываться дурачком! — с грубоватой прямотой сказал ему Тони. — Ты обокрал мою, жену, и я требую: верни деньги!

— Молодой человек, выбирайте выражения! — попробовал осадить его Фарина. — Я никого не обокрал!

— Но вы продали мне землю, которая ничего не стоит, — вставила Мария более мягким тоном. — Там сплошное болото, на которое даже невозможно ступить ногой — тут же засосёт!

Франсиска, поинтересовавшись, где находится это болото, подтвердила слова Марии:

— Да, я знаю те места. Это недалеко от бывшей фазенды моего отца. Помню, туда забрела одна из наших коров, так её не удалось спасти — утонула в болоте.

Фарина мысленно отругал её за это неуместное, с его точки зрения, воспоминание, а вслух принялся сожалеть о том, что земля оказалась непригодной для жизни:

— Я ведь тоже не видел эту землю. Мне было известно только, что она расположена неподалёку от нас. И я хотел сделать доброе дело, хотел, чтобы мы все жили тут по соседству...

Тони сразу же ухватился за эту ниточку, сменив свой воинственный тон на более вежливый:

— Если вы руководствовались благими намерениями, а они не оправдались, то вам просто нужно вернуть деньги, разве не так? За этим мы сюда и пришли.

— Как же я могу вернуть вам деньги, если не продавал ту фазенду? — изобразил недоумение Фарина. — Его продавала женщина, она же и получила деньги. Подтверди это, Мария!

— Да, деньги получила Жустини, — глухо произнесла Мария.

Тони понял, что от Фарины он ничего не добьётся, и, уже не сдерживаясь, обозвал его аферистом и вором. С тем он и покинул фазенду Франсиски, уводя оттуда плачущую Марию.

— Не надо плакать, — говорил он ей по дороге. — Мы это переживём. Жустини, конечно же, денег нам тоже не отдаст, потому что это был заведомый обман, теперь мне всё абсолютно ясно. Они с Фариной сговорились и поделили деньги. Но ты не должна себя казнить. Я тоже виноват: занимался чем угодно, только не семьёй, и ты даже не имела возможности со мной посоветоваться. Но теперь всё будет иначе. Я буду работать и сумею прокормить тебя и Мартинью.

А тем временем Франсиска вела нелицеприятный разговор с Фариной.

— Ты появился здесь с кучей денег и сказал, что провернул грандиозную сделку. Скажи прямо, это деньги Марии?

Под её испытующим взглядом Фарина сдался и не смог соврать, зато стал выкручиваться из этой сложной ситуации, пытаясь представить себя тоже невинной жертвой обмана:

— Во— первых, это не её деньги, а Мартино, во— вторых, я получил их за посредничество, то есть честно заработал. Я же не виноват в том, что Мария сама дала маху!

— Но она поверила тебе, а ты её так чудовищно подвёл! — строго возразила Франсиска. — Она лишилась всех своих средств. Ты видел, что с ней творилось? Такой участи даже врагу не пожелаешь. Верни ей деньги!

— Ни в коем случае! — жёстко ответил Фарина. — Я добыл их для своего ребёнка и должен думать, прежде всего, о нём. Так же, впрочем, как и ты.

— К сожалению, мне сейчас приходится думать о другом, — с горечью произнесла Франсиска. — Я впервые усомнилась в твоей порядочности.

Внезапно у неё начался приступ тошноты, и Фарина использовал этот момент, чтобы всё свести к шутке:

— Тебя тошнит? От меня?

— Нет, от беременности, — с трудом вымолвила Франсиска и едва ли не бегом удалилась в ванную комнату.

Считая инцидент исчерпанным, Фарина облегчённо вздохнул, но тут к нему вошёл Маурисиу и гневно заявил:

— Ну вот, сейчас всё ваше гнилое нутро вылезло наружу! Вы обокрали эту бедняжку, нагрели руки на её беде! То же самое вы собираетесь сделать и с нами, но я вам этого не позволю!

— Поумерь свой пыл, неблагодарный! — прикрикнул на него Фарина. — Ты уже забыл, что я для тебя сделал?

— Вы всё делали лишь затем, чтобы втереться в доверие к моей матери! И это вам удалось!

— Замолчи! — ещё жестче сказал Фарина. — Ты обвиняешь меня в смертных грехах, а сам убил человека. Если ты об этом забыл, то сходи к сеньору Омеру. Он человек умный и хорошо ко мне относится...

— Эго что, угроза? — верно понял его намёк Маурисиу.

— Понимай, как хочешь, но не вздумай опять дурить! Я не Мартино, со мной этот номер не пройдёт! — предупредил его Фарина и услышал в ответ:

— Да, я вижу, что Мартино по сравнению с вами был невинным барашком. А вы — матёрый волчара, долго скрывавшийся под овечьей шкурой. Но ваш звериный оскал меня не испугает! Я тоже не дам в обиду ни себя, ни свою семью!

— Ты пожалеешь об этих словах, мальчишка! — сказал ему Фарина. А теперь пошёл прочь! Я больше не желаю с тобой разговаривать!