После очередной неудачной забастовки все ткачихи вернулись на фабрику, и Умберту никого из них не уволил, зато и рабочий день им не сократил.
— Я и так проявил к вам великодушие, — сказал он, — простил ваш неуместный бунт, хотя мог бы набрать других желающих, которые обивают пороги биржи труда.
Ткачихи безропотно промолчали, а Нина громогласно обвинила Умберту в смерти Матильды:
— Она умерла потому, что сбежала из больницы. Она боялась потерять работу. А потом ей пришлось убегать от полиции. Вот что на самом деле означает ваше «великодушие». Вы убийца, сеньор Умберту!
Не стерпев такого обвинения, он уволил Нину, и Силвия на сей раз его поддержала. Однако на защиту Нины не¬ожиданно встали ткачихи. Наибольшую активность среди них проявила Мира — иммигрантка из Восточной Европы, бежавшая оттуда по политическим мотивам. На родине ей грозила тюрьма за коммунистическую деятельность, но товарищи помогли Мире перебраться за границу. Здесь она долго не могла найти работу, а когда, наконец, устроилась на фабрику, то столкнулась с такой же социальной несправедливостью, какая была и в Европе. Поэтому Мира и не смогла промолчать.
— Мы не позволим вам уволить Нину! — заявила она Умберту, и ткачихи тоже загалдели вразнобой:
— Правильно! Не позволим! Нина должна работать здесь!
Окинув их насмешливым взглядом, Умберту хладнокровно предложил:
— Все, кто против увольнения Нины, могут уйти с фабрики вместе с ней. Я никого удерживать не стану.
— Нет, я уйду одна, — сказала Нина, обращаясь к подругам по работе. — Не нужно из— за меня вступать в конфликт. Я не хочу, чтобы вы лишились работы.
Она ушла, Умберту тоже отправился в свой кабинет, а Мира сказала ткачихам:
— Я понимаю, вы и слушать не хотите о забастовке. Но если мы не станем заявлять хозяину о своих правах, то никогда ничего не добьёмся. Нина пострадала за всех нас, и мы должны её вернуть. Только на сей раз будем действовать хитрее!
И она предложила ткачихам устроить так называемую ползучую забастовку, или другими словами — обыкновенный саботаж. Ткачихам идея Миры понравилась, и с того же дни они стали работать черепашьими темпами. На работу выходили все, а производительность упала чуть ли не до нуля.
Когда Умберту понял, в чём причина столь низкой производительности труда, он снова пригрозил работницам увольнением, но тут уже в ситуацию вмешался Жакобину и от имени ткачих выдвинул требование:
— Верните на работу Нину, иначе ежедневный выход продукции будет становиться всё меньше и меньше!
— Но я и так уже понёс огромные убытки! — вскипел Умберту. — И всё из— за таких, как Нина! Не нужна она здесь!
— А вы подумайте хорошенько, что для вас выгоднее, — настоятельно посоветовал ему Жакобину.
Пока Умберту думал, Нина безуспешно пыталась найти работу. Жозе Мануэл всё это время был при ней. Это он спас её от полицейской погони, он же занимался похоронами Матильды, а затем вместе с Ниной и Мадаленой утешал осиротевшего Томаса.
Разумеется, Жозе Мануэл предлагал Нине вернуться в их дом, но у неё опять нашлась причина для отказа: нехорошо оставлять мальчика только на Мадалену. Нужно помочь ей, пока не отыщется тётка Томаса.
Жозе Мануэл терпеливо ждал, не торопил её. А когда узнал, что Нину вновь уволили, внутренне возликовал и, учтя прежний опыт общения со своей строптивой женой, высказал ей... сочувствие.
— Я понял, наконец, что ты не можешь жить без работы, — сказал он совершенно искренне, а дальше уже слукавил: — Поэтому и хочу поддержать тебя в трудную минуту. Не переживай, работа найдётся. Не на этой фабрике, так на другой. Главное, что мы сейчас вместе и прекрасно понимаем друг друга.
— А ты, похоже, и впрямь переменился, — удивлённо заметила Нина, приняв его уловку за чистую монету. — Спасибо тебе за поддержку. Я тоже думаю, что смогу найти работу. Как раз сегодня я собиралась пойти к Камилии на её швейную фабрику. Надеюсь, она ещё не забыла, как бедствовала тут вместе с нами, и не откажет мне в помощи.
Жозе Мануэл огорчился: конечно же, Камилия постарается найти для Нины работу, в этом он нисколько не сомневался. Но этому нужно воспрепятствовать! Любой ценой! И, стремясь выиграть время, Жозе Мануэл посоветовал Нине пойти на фабрику в самом конце рабочего дня, чтобы поговорить с Камилией в спокойной обстановке. А сам отправился туда чуть раньше и попросил Камилию не давать Нине работу.
Её удивила такая просьба.
— Ты что, больше не любишь Нину? — спросила она недоумённо.
— Наоборот, слишком люблю! — ответил Жозе Мануэл.
— Тогда я совсем ничего не понимаю, — призналась Камилия. — Нине нужна работа, а мне нужна портниха. Нина разбирается в тканях, она могла бы стать моей правой рукой...
— Могла бы. Но я прошу тебя помочь мне, а заодно и Нине. Я очень люблю её, не могу жить без неё, а она ушла из дома, потому что хотела работать. У неё это навязчивая идея. Она хочет быть независимой.
— Я её понимаю, — сказала Камилия. — Она не собирается сидеть дома и смотреть, как жизнь проходит мимо. Я точно такая же. И поэтому не стану отказывать Нине. А тебе лучше уйти. Если она, не дай Бог, тебя здесь увидит — будет большой скандал.
Жозе Мануэл вновь стал умолять её:
— Ты пойми самое главное: я люблю Нину и хочу, чтобы она жила вместе со мной в нашем доме! Если у неё не будет работы, она волей— неволей обратится ко мне и, в конце концов, примет мою помощь. А я сделаю для неё что угодно!
— Правда? Что угодно?
— Да. Мне только нужен шанс. Всего лишь один шанс!
Камилия с грустью и завистью покачала головой:
— Эх, если бы Тони любил меня так же сильно! Я бы бросила фабрику, деньги в банке — всё!.. Я бы отдала всё за любовь!.. Жозе Мануэл, возможно, я тебе и помогу. Я подумаю.
В этот момент за дверью послышались шаги и, явственно прозвучал голос Нины:
— Камилия!
— Спрячься в той комнате! — быстро распорядилась Камилия.
Спрятавшись в небольшой каморке, Жозе Мануэл получил возможность услышать, как Камилия, для которой любовь была важнее и дороже всего, отказала Нине в помощи. Говорила она уверенно и жёстко:
— Мне очень жаль, но свободных мест на фабрике нет.
Нина была обескуражена таким холодным приёмом, и всё же она попыталась достучаться до сердца Камилии:
— Пойми, я согласна на любую работу, на любое жалованье. Возьми меня хотя бы уборщицей!
— К сожалению, не могу, — твёрдо ответила Камилия.
Нина ушла ни с чем, затаив обиду на Камилию. Выходит, правы те, кто говорит, что не стоит ждать от людей благодарности. Камилия очень скоро забыла, как помогали ей Нина и Мадалена в приюте, где она была совсем беспомощной!..
Так думала Нина, стоя на трамвайной остановке. А в это время Камилия говорила Жозе Мануэлу:
— У меня сердце разрывается! Нине так нужна работа, и у меня есть для неё хорошее место, а я была вынуждена ей отказать! Не знаю, правильно ли я поступила...
— Ты ведь сделала это во имя любви. Спасибо тебе! — растроганно ответил Жозе Мануэл.
— Да, я ни в коем случае не уступила бы тебе, если бы ты не заговорил о любви, — подтвердила Камилия. — Я сразу же подумала о Тони. Мне захотелось, чтобы он любил меня так же сильно, как ты любишь Нину!
Время было позднее, Камилия собралась идти домой, и Жозе Мануэл вызвался её проводить.
Когда они вышли с фабрики, Нина всё ещё стояла на остановке в ожидании трамвая. Увидев их вместе, она совсем опечалилась. Что это означает? Сговор? Любовное свидание? Или приятельские отношения двух богатых людей, объединённых общими интересами?
Положительный ответ на любой из этих вопросов был бы крайне неприятен для Нины, и она не стала докапываться до сути, а просто решила навсегда расстаться с Жозе Мануэлом.
Он ничего не знал о её решении, поэтому на следующий день запросто пришёл к ней домой и спросил, получила ли она работу у Камилии.
— Нет, — ответила Нина, глядя на него с презрением. — А ты не знал?
— Откуда же мне было знать? — изобразил удивление Жозе Мануэл.
— Ну да, ты же давно не видел Камилию, — с горькой усмешкой произнесла Нина, а он, не заметив подвоха, продолжил в том же тоне:
— Да, сто лет не встречался с ней. Боюсь, даже в лицо её не узнаю... Но речь сейчас не о Камилии. Бог с ней! Пока ты не нашла работы, возьми у меня деньги.
Нина выставила его прочь, не объяснив истинной причины.
А потом к ней пришла Мира и сообщила, как ткачихи борются за возвращение Нины на фабрику. Та была тронута до глубины души, а Мира принялась втолковывать ей идеи солидарности всех трудящихся:
— Никто не должен оставаться один, вместе мы сильнее. Мы должны бороться друг за друга, пока не достигнем глав¬ной цели.
— А какую цель ты считаешь главной? — спросила Нина.
— Мы должны добиться, чтобы Жетулиу издал конституцию. Это будет первый шаг к правовому государству.
— А второй? — с замиранием сердца спросила Нина, воодушевлённая речами новой подруги, закалённой в политической борьбе.
— Единое трудовое законодательство! — ответила Мира. — Нам нужен закон, который будет защищать права рабочих.
— Я и не подозревала, что наша борьба может принять такой размах, — призналась Нина, готовая всецело отдаться этой борьбе.
Вскоре такая возможность ей представилась: сначала Умберту приехал просить её о возвращении на фабрику, но Нина отвергла его жёсткие условия, исключавшие какую бы то ни было политическую борьбу, а потом к ней пожаловал Жакобину и посоветовал временно согласиться с требованиями хозяина.
— Пойми, ты очень нужна сейчас на фабрике, — говорил он. — Твоё присутствие там способно сплотить и мобилизовать ткачих. Они боролись за тебя, и ты не должна их подвести. А забастовка и стачки у нас ещё впереди!
Послушавшись Жакобину, Нина опять вернулась на фабрику.
Жозе Мануэл, узнав об этом, огорчился, но решил использовать такой повод для примирения и пришёл поздравить Нину с одержанной победой над Умберту.
Она же обвинила его в лицемерии, причём на сей раз сказала, что видела его в тот вечер с Камилией.
Залившись краской, Жозе Мануэл вынужденно соврал:
— Я просил у неё работы для тебя, но не хотел, чтобы ты об этом знала. Потому и спрятался, когда ты пришла туда.
Нина не только поверила ему, но и простила его. А Жозе Мануэл всё больше увязал во лжи, вместе с Ниной осуждая Камилию за бессердечие и отсутствие элементарной благодарности.
— С такими людьми нельзя иметь дело, — говорил он, а Нина со свойственным ей максимализмом и вовсе заявила:
— Теперь я даже если случайно встречу её на улице, то пройду мимо и не поздороваюсь!
Она не знала, что вскоре жизнь сведёт её с Камилией не где— нибудь на улице, а прямо на фабрике Умберту и там им придётся работать вместе изо дня в день.
Камилия давно сообразила, что на одних шёлковых тканях, которые Эзекиел покупал у китайцев, большого капитала не сделаешь: основную массу населения составляет рабочий люд, а шёлковая одежда ему не по карману.
— Если бы нам удалось закупить хлопчатобумажную ткань по сходной цене, — сказала она Эзекиелу, — то мы бы смогли шить дешёвую одежду и реализовывать её через коммивояжеров и мелких торговцев. Сейчас умные люди делают ставку не на высокие цены, а на большой объём продаваемого товара. Так и обогащаются! Папа, помоги мне найти фабрику, на которой ткут хлопковые ткани.
Эзекиел свёл Камилию с Умберту, они быстро договорились о цене, и первая партия одежды для простого народа принесла им весьма ощутимый доход.
Камилия вошла во вкус, ей захотелось расширить этот выгодный бизнес, но возможности ткацкой фабрики были ограничены, к тому же, её постоянно сотрясали забастовки.
Камилии стало казаться, что если бы она управляла этой фабрикой, то дела бы на ней шли гораздо лучше. Так у неё возникла идея о покупке акций не слишком эффективного производства, которым заправлял Умберту.
Эзекиела такая идея попросту испугала: он был торговец, а не промышленник, и потому не хотел рисковать, вступая на чужую, прежде не освоенную им территорию. Но Камилию было уже невозможно остановить. Тони уехал с женой на новые земли, надежды Камилии на счастливое воссоединение с ним рухнули, и всю свою кипучую энергию она обратила в деловую активность.
— Мне нужно очень много денег, — то и дело повторяла она. — За деньги можно купить всё, в том числе и безопасность.
«Только любовь нельзя купить», — добавляла она про себя, и стремление компенсировать любовные неудачи побуждало её к очередному витку рискованной предпринимательской деятельности.
Скрупулёзный экономический расчёт, сделанный Камилией, помог ей убедить даже Эзекиела в том, что производить ткани самим гораздо выгоднее, чем покупать их у поставщиков. Правда, у Эзекиела возник резонный вопрос: а где взять деньги, которые нужно вложить в ткацкое производство? Ответ Камилии был предельно краток:
— В банке!
— Но, кто же, нам даст такой большой кредит? — скептически усмехнулся Эзекиел. — Наш доход от торговли не идёт ни в какое сравнение с той суммой, которая потребуется для покупки ткацкой фабрики.
— А я куплю только половину фабрики! Уговорить Умберту для меня не составит большого труда. У него сейчас дела идут плохо, он в тупике. Вот я и предложу ему выход!
— Допустим, — согласился Эзекиел, — но, где же ты всё— таки возьмёшь деньги, чтобы войти с ним в долю на равных условиях?
— Я уже всё продумала, — ответила Камилия. — Мы возьмём кредит в банке под залог нашего дома!
— Ни в коем случае! — воскликнул Эзекиел.
— Папа, это всё очень быстро окупится! Поверь мне. Посмотри расчёты, — принялась убеждать его Камилия.
Посмотрев расчёты, Эзекиел вздохнул:
— На бумаге вроде всё гладко, но жизнь иногда вносит такие поправки, что перечёркивает все наши предварительные подсчёты. По— моему, тут очень большой риск.
— Папа, если мы не будем рисковать, то никогда не станем богатыми! — отрезала Камилия. — Пойми, я хочу жить так, чтобы ни от кого не зависеть — ни от мужа, ни от президента с его непоследовательной политикой, ни от войн и экологических кризисов. А для этого у меня должен быть о— очень солидный капитал! Упоминание о войнах заставило Эзекиела задуматься. Угроза новой мировой войны, исходившая от фашистской Германии, весьма беспокоила его. Богатый жизненный опыт подсказывал ему, что гонения на евреев, начавшиеся в Европе, вместе с войной распространятся и на другие континенты, и тогда действительно потребуется много денег на то, чтобы, спасая свою жизнь, откупаться от фашистов самых разных мастей. Тут Камилия права...
Склонив на свою сторону отца, Камилия легко уговорила и Умберту. В результате у неё оказалось пятьдесят процентов акций, и она стала полноправной совладелицей ткацкой фабрики. Там у неё появился свой кабинет, в который она и пригласила Нину для собеседования, прежде чем принять её на работу.
Требования Камилии, о которых она заявила Нине, были предельно жёсткими: никаких забастовок, никакого, даже малейшего, неповиновения.
— Работать придётся много, а получать, на первых порах, мало, — продолжила она. — Такой режим необходим для развития фабрики. Мы значительно увеличиваем объём производства, а это требует больших затрат. Пока мы только вкладываем деньги, но они ещё не приносят прибыли. Поэтому нам всем придётся потуже затянуть пояса...
— Если ткачихи затянут пояса ещё туже, у них станут кости трещать, — прервала её Нина. — И работать ещё больше за меньшую плату никто из них не будет, не обольщайся.
— Ты пытаешься внушить мне, что мы с тобой находимся по разные стороны баррикад, но это не так, — принялась уговаривать её Камилия, зная от Умберту, что присутствие здесь Нины необходимо для нормальной работы фабрики. — Мы ведь с тобой подруги.
— Мы были подругами, когда ты жила вместе со мной в бедняцком квартале. Но деньги, к сожалению, разводят людей, — возразила Нина. — У меня не может быть общих интересов с богачами.
— Да ты просто с ума сошла! — взорвалась Камилия. — Ведь ты же любишь Жозе Мануэла и могла бы прекрасно жить с ним подальше от этой паршивой фабрики. А ты, выходит, разошлась с ним по идейным соображениям? Только потому, что он богат? Это безумие, Нина! Если бы меня так же любил Тони, как Жозе Мануэл любит тебя, я бы наплевала на все свои убеждения ради счастья с любимым человеком!
— Мы расстались с Жозе Мануэлом не из— за его богатства, а из— за того, что он не хотел понять меня, — пояснила Нина. — Но теперь он стал с уважением относиться к моим интересам, и если мы опять будем вместе, то ему придётся смириться с тем, что я буду работать и жить своей жизнью.
Камилия рассмеялась:
— Не думала, что ты настолько наивна, Нина! Да знаешь ли ты, что Жозе Мануэл приходил ко мне и просил, чтобы я не брала тебя на работу. И я уступила его просьбе, потому что он любит тебя! А что касается твоих убеждений, то он просто делает вид, будто разделяет их. На самом же деле он хочет держать тебя при себе, и крепко держать!
— Вот, значит, как всё было?! — вспыхнула Нина. — Что ж, он за это дорого заплатит!
И она, отправившись к Жозе Мануэлу, сказала ему, что он действительно стал другим человеком — лгуном.
Жозе Мануэл опешил, и Нина объяснила ему, что ей стало известно, зачем он ходил к Камилии.
— Теперь наши пути разошлись навсегда! — заявила она и в очередной раз покинула дом, в который ещё вчера собиралась вернуться, чтобы жить там с Жозе Мануэлом.
Дома она плакала, и Мадалена не находила слов для её утешения. Она только ругала Нину за глупость и строптивость. А Нина всё твердила одно и то же:
— Он только на словах согласен дать мне свободу, а на деле хочет быть моим хозяином!
— Так, может, пусть лучше он будет твоим хозяином, а не тот сеньор с фабрики, который заставляет тебя работать, как скотину? — ввернула своё Мадалена и вновь услышала:
— Нет, я не буду зависеть от мужа! Тем более от такого, который обманывает меня. Всё кончено! Если бы он меня любил, то не стал бы лгать. Я нужна ему не как человек, а как красивая игрушка. Но я человек и никому не позволю унижать меня!..