По праву любви

Глава 21

Пока Тони и Мария были в отъезде, на Дженаро свалилась неслыханная удача: его давняя мечта стать концертирующим пианистом вдруг сама собой воплотилась в реальность.

Произошло это, в общем, случайно. В отеле Жонатана поселилась семейная чета, бежавшая из Германии. Это были очень богатые евреи. Муж — банкир, жена — большая любительница классической музыки. Там, в Германии, она понесла тяжёлую утрату — фашисты убили её родного брата, который был талантливым пианистом, концертирующим по всей Европе.

И вот в память о любимом брате госпожа Голдсмит и попросила Дженаро исполнить несколько пьес немецких и австрийских композиторов.

— Мы евреи, но всю жизнь прожили в Германии, вот почему эта музыка стала для нас родной, — пояснила она Дженаро. — К несчастью, нам пришлось бежать оттуда. Мы бросили там всё, взяли только деньги и драгоценности... Боюсь, я никогда уже не смогу вернуться на родину, так пусть хотя бы музыка навеет мне приятные воспоминания. Сеньор Жонатан сказал нам, что вы — великолепный пианист— виртуоз.

Польщённый такой оценкой и таким вниманием к его персоне, Дженаро вложил в исполнение музыки Бетховена, Моцарта, Шумана всю свою душу и был за это щедро вознаграждён. Госпожа Голдсмит сказала ему, что во время концерта ей показалось, будто за роялем был её любимый брат. В её устах это было высшей похвалой, однако она не ограничилась комплиментами, а перешла к конкретному предложению:

— Вы, такой высококлассный пианист, не должны играть в ресторане, где люди, слушая вас, жуют. Я хочу помочь вам. Сначала мы устроим несколько концертов, где вы, я надеюсь, исполните музыку из репертуара моего брата. Разумеется, играть вы будете в настоящем концертном зале, который мы специально для этого снимем. А потом вы сможете формировать свой репертуар по собственному усмотрению.

— Вы что, хотите, чтобы я выступал с концертами постоянно? — спросил ошеломлённый Дженаро.

— А вы разве этого не хотите? — задала ему встречный вопрос госпожа Голдсмит и, не дождавшись ответа, продолжила: — Поначалу, пока вы ещё не достаточно известны широкой публике, я буду платить вам сама. Не беспокойтесь, это будут хорошие деньги. Вы сможете на них купить приличный автомобиль и поселиться в такой же гостинице, как эта. Но я не сомневаюсь, что очень скоро сборы от концертов превысят мои финансовые возможности, и тогда мы сможем отправиться в концертное турне по Соединенным Штатам.

Слушая ее, Дженаро словно во сне пребывал: о такой перспективе он даже никогда не мечтал. Предел его мечтаний всегда простирался не дальше границ Италии, где он жил прежде, а тут вдруг — турне по США!..

Но как бы там ни было, а свой первый концерт на широкой публике, устроенный в еврейской общине, он отыграл блестяще и получил за это кучу денег.

— Жаль, что Мария увезла Тони на фазенду, — сказал он Мариузе. — Теперь, когда я начал зарабатывать большие деньги, мой сын тоже смог бы посвятить себя музыке. Я бы освободил его от любой физической работы, не связанной с музыкой, и усадил бы за фортепиано. Ему потребовалось бы не так уж много времени, чтобы восстановить прежнюю технику игры. Он очень талантлив! Я сейчас мечтаю о том, что когда— нибудь мы вдвоём с ним будем разъезжать с концертами по всему миру!

— А не слишком ли вы размечтались, маэстро? — спросила Мариуза. — Может, вы забыли, что в последнее время вашего сына гораздо больше привлекали коммунистические идеи, нежели музыка? Так что пусть он лучше поживёт на фазенде, пока из него не выветрится эта дурь. Разве я не права?

Дженаро был вынужден с ней согласиться, однако вскоре их обоих постигло жестокое разочарование: во— первых, Тони и Мария вернулись в Сан— Паулу без земли и фактически без средств к существованию, а во— вторых, сын отказался брать у отца деньги, вновь стал работать в газете и — самое печальное — ринулся в политическую борьбу с удвоенной энергией.

Выяснять отношения с Жустини Тони даже не попытался, считая это бессмысленным, — по поведению Фарины он понял, что эта парочка изначально замышляла обобрать Марию, поэтому и ждать от них возвращения денег, конечно же, не стоит.

В отличие от Тони Маркус вздумал воззвать к совести Жустини и потребовал, чтобы она вернула Марии хотя бы часть украденных денег.

Жустини это очень не понравилось.

— Насколько я понимаю, сделку расторгнуть невозможно, — сказала она. — Марию никто не заставлял подписывать эту бумагу, она могла бы и посмотреть фазенду, прежде чем покупать её. Так что пусть теперь пеняет на себя. Я тоже не видела ту землю, поэтому не чувствую себя виноватой. А денег, о которых ты говоришь, у меня уже нет — я вложила их в дело. Видишь, у меня появились новые красивые девушки, я обновила мебель в своём заведении, оборудовала специальные комнаты для игры в бильярд и в карты. Сам понимаешь, я делаю всё на благо клиентов!

— Сколько лет я тебя знаю и даже не подозревал, что ты такая дрянь! — бросил бросил ей в сердцах Маркус. — Хорошо хоть я на тебе не женился!

Этого Жустини простить ему не могла и, когда Маркус, выйдя от неё, с горя уселся за карточный стол, приказала Малу не спускать с него глаз.

— Докладывай мне, как у него будет идти игра. Я хочу, чтобы он проигрался до нитки!

Вскоре Малу доложила ей, что Маркусу сегодня везёт, он всё время выигрывает.

Тогда Жустини подозвала к себе Кафетона, известного шулера, и предложила ему сделку:

— Видишь того парня, Маркуса? Ощипай его! Будешь играть на мои. Только не вздумай меня надуть! Выигрыш потом разделим пополам.

— А если мне не повезёт? — спросил Кафетон.

— Везёт тому, у кого есть пара карт в рукаве, — отрезала Жустини. — Обыграй его любым способом. Отбери всё, что у него есть, и даже то, чего нет. Ты меня понял?

— Понял.

Неудивительно, что в игре против Кафетона везение изменило Маркусу. Он крупно проиграл. И конечно же, захотел отыграться, но проиграл снова.

Самуэл, тоже посетивший в тот вечер бордель Жустини, попробовал увести Маркуса от карточного стола — безуспешно. Маркус уже вошёл в такой азарт, что поставил на кон отцовский подарок — старинные карманные часы. Кафетон воспротивился:

— Зачем мне это старьё? Что я буду с ним делать?

— Играйте, — сказала подошедшая к ним Жустини. — Часы я покупаю.

— Спасибо, — бросил ей через плечо Маркус. — Последний кон, и ставка самая высокая.

Вскоре ему пришлось отдать часы Жустини, однако он и на этом не остановился:

— Мне нужно отыграться! Я напишу долговое обязательство! Ты примешь расписку?

— Приму, — сказал Кафетон, предварительно переглянувшись с Жустини. — Только помни, что карточный долг святой!

Проиграв ему и на этот раз, Маркус возмутился:

— Такого везения не бывает! К тебе в каждой игре приходили тузы. Ну— ка, дай колоду, я хочу её проверить!

— Маркус, прекрати! — вмешалась Жустини. — В моём заведении шулерство исключено! Ты проиграл, так не надо обвинять в этом других.

— Но мне нечем расплатиться. Дай мне отсрочку, — попросил Маркус Кафетона.

— Ладно, — кивнул тот, — я дам тебе пару дней, но не больше. Долги надо платить!

Очутившись в невероятно сложном положении, Маркус обратился за помощью к Дженаро, но тот отказался дать ему денег в долг, услышав, о какой сумме идёт речь.

— Я ещё не заработал таких денег, которые ты ухитрился проиграть за один вечер, — сказал он, не скрывая своего возмущения. — Уйми эту пагубную страсть, иначе она тебя не доведёт до добра!

Маркус пытался занять денег и у Жакобину, и у Самуэла, надеясь хотя бы выкупить часы. Когда же ему удалось собрать нужную сумму, Жустини заявила, что он нарушил ранее оговоренный срок, и потребовала за часы двойную цену. Маркус пришёл в отчаяние, и тогда Жустини решила его «облагодетельствовать».

— Я выкуплю у Кафетона твою долговую расписку, — сказала она, — и теперь ты будешь должен только мне.

Маркус попросил её скостить долг, вновь обвинив Кафетона в шулерстве, а Жустини — в сговоре с этим шулером, но только разозлил её.

— Нет, ты отдашь мне всё сполна! — злобно бросила ему Жустини, — Если тебе нечем расплатиться, то заложи дом своей матери.

Так Маркус попал в жестокую кабалу к Жустини.

А между тем ему уже давно нечем было платить за проживание в пансионе, и Мариузе в конце концов это надоело. Она взорвалась:

— Ты же работаешь в газете, почему у тебя нет денег? Почему я должна бесплатно давать тебе кров и еду?

— Мне там очень мало платят...

— Ну да, этих денег тебе хватает только на бордель! — завелась Мариуза. — Но я не могу содержать вас всех! Раньше хоть у Марии были деньги. Она платила и за себя, и за Тони, и за сеньора Дженаро. А теперь как мы будем жить? Мне скоро не на что будет купить продукты, чтобы приготовить вам хоть какой— нибудь обед!

Всё это она высказала за завтраком в присутствии Тони и Дженаро, для которых её сообщение стало неприятным открытием.

— Как? Мария за нас платила? — воскликнули они хором. — Мы же сами давали вам деньги!

— Вы давали мне мизер! — ответила им Мариуза. — Этих денег не хватило бы даже на утренний кофе. Так что жили вы за счёт Марии, но она просила меня не говорить вам об этом. Она щадила ваше самолюбие! Но теперь у неё нет денег, а вашим самолюбием сыт не будешь.

— Мария, как ты могла? — укорил жену Тони, и она тут же повинилась:

— Прости, я хотела как лучше...

Дженаро возмутил их диалог. Полыхая праведным гневом, он набросился на сына с упреками:

— Это ты должен просить прощения у Марии! Она святая! Она заботилась о семье, не требуя за это благодарности. Я тоже ничего не знал, поэтому прости меня, Мария! Спасибо тебе за всё, что ты делала для меня и моего непутёвого сына, который занимается чёрт знает чем! Он, видите ли, борется за счастье всего человечества, но не думает о собственной семье и не в состоянии прокормить даже себя, не говоря уже о жене и ребёнке!

— Отец, перестань! Я никогда не хотел жить за счёт Марии, она может это подтвердить, — сказал в своё оправдание Тони. — Ты не вправе меня упрекать, потому что и сам, как выяснилось, кормился на её деньги!

Дженаро вскипел ещё больше:

— Я вдвое старше тебя, но я работал как мог! Я не тратил себя на любовниц, как ты, и не шлялся по всяким забастовкам и стачкам, где мне тоже запросто могли бы проломить голову! И я был вознаграждён за мои старания: сначала мне предложили играть в ресторане, а теперь у меня будут сольные концерты. Вы не беспокойтесь, дона Мариуза, вам не придётся нас кормить бесплатно. Отныне я буду платить за всю свою семью!

— Нет, мне не нужны твои деньги! — вдруг упёрся Тони. — Я сам как— нибудь выкручусь.

Для Дженаро это было равносильно пощёчине. Он обиделся и огорчился. Стал обвинять Тони в неуместной гордыне, потом принялся упрашивать его, умолять, но Тони упрямо отказывался взять отцовские деньги.

В конце концов Дженаро раздражённо махнул рукой и ушёл к себе в комнату.

А Тони отправился на работу. Весь день он провёл в раздумьях, то и дело, вспоминая слова отца: «Мария — святая!» Лишь теперь до него стал доходить истинный смысл этих слов. Тони вспомнил, что и сам в прежние времена воспринимал Марию именно так — не зря же он когда— то изваял её в образе святой Девы Марии! А потом телесные услады с Камилией затмили светлый образ Марии...

Он вдруг отчётливо понял, что Мария никогда не предавала их любовь — даже когда её насильно выдали замуж, она продолжала хранить верность ему, Тони, и это дорогого стоит. А вот он оказался жалким предателем и лгуном! Его ведь никто не заставлял жениться на Камилии, а тем более изменять Марии потом, когда они уже воссоединились и жили вместе.

«Бедняжка, сколько же бед она вытерпела! — пожалел он Марию. — Каково ей было остаться одной, беременной! Тосковать обо мне в разлуке, стремиться ко мне всей душой... Она ушла от мужа сразу по приезде в Бразилию, даже ещё не отыскав меня и не зная, что я женат... А потом ей пришлось терпеть мою подлую измену, моё гнусное враньё!.. Но и тогда она продолжала верить в силу нашей любви и делала всё возможное, чтобы сохранить её. Отдала все свои деньги ради того, чтобы мы жили вместе, и моему сыну не было бы за меня стыдно!..»

Так размышлял Тони, и ему самому было очень стыдно за себя. Поэтому он твёрдо решил положить конец своей двойной жизни и после работы отправился к Камилии, намереваясь поставить точку в их отношениях.

Тони не знал, что она теперь большую часть времени проводила на ткацкой фабрике, и пошёл на швейную, но ему повезло застать там Камилию.

— Ты вернулся! Какое счастье! — воскликнула она, увидев Тони. — Я знала, что ты вернёшься! Пойдём в мой кабинет. Мне не терпится тебя обнять и расцеловать.

— Пойдём, — сказал Тони, смущённо улыбаясь.

Он рассудил, что для такого важного объяснения, которое ему предстояло, действительно необходимо уединённое место — не в цехе же им прощаться на виду у всех! А Камилия расценила эту улыбку иначе:

— Ты всегда такой серьёзный, а сегодня улыбаешься. Это потому, что ты вернулся с той фазенды один? Сбежал и от жены, и от земли?

— Нет, наоборот, — ответил Тони. — Я и не заметил, что улыбаюсь. Но если так, значит, это улыбка прощания.

— Что?! — Ошеломлённая услышанным, Камилия остановилась, не дойдя нескольких шагов до своего кабинета.

— Да, Камилия, я пришёл, чтобы попрощаться с тобой навсегда, — пояснил он.

— Что это значит? Ты будешь жить на фазенде и никогда не вернёшься в Сан— Паулу?

— Нет, с фазендой у нас ничего не вышло. Мария по неопытности купила непригодную землю. Её обманули, она лишилась всех своих денег...

— Мне не интересно слушать про фазенду и про Марию! — прервала его Камилия. — Ты скажи прямо, что с тобой стряслось? Почему ты вздумал со мной распрощаться?

— Потому что я больше не хочу и не могу обманывать Марию. Она святая! Я буду жить с ней и сыном, а ты постарайся забыть меня и тоже устроить свою жизнь.

— Значит, она святая? А я кто?

— Ты хорошая, Камилия. Ты всегда будешь жить в моём сердце как светлое и доброе воспоминание.

— Но я не хочу быть воспоминанием! — топнула ногой Камилия, а в её глазах блеснули слёзы. — Я хочу быть твоим настоящим и будущим!

— Прости меня. Это невозможно. Я пришёл только затем, чтобы внести полную ясность в наши отношения. Чтобы ты больше не ждала меня и ни на что не надеялась. Прости меня и прощай!

С этими словами он ушёл, а Камилия ещё долго рыдала, запершись у себя в кабинете.

Домой она пришла обозлённой на весь белый свет. Ципоре нагрубила, мимо Эзекиела пронеслась как фурия, и он в растерянности спросил:

— Что с тобой, дочка? От тебя искры сыплются!..

Камилия ему не ответила, прошла к себе в комнату и обессиленно упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

Спустя некоторое время она услышала робкий стук в дверь — это Ципора, опасаясь накликать на себя гнев дочери, пришла сообщить, что к ним в гости пожаловали Жонатан и Самуэл.

Камилия же, как ни странно, оживилась, услышав имя Самуэла:

— Он— то мне как раз сейчас и нужен!

Ципора от удивления выкатила глаза и на всякий случай сказала:

— Ты только его не обижай, умоляю тебя.

— Не беспокойся, мама, сегодня я буду с ним ласковой, как никогда, — ответила Камилия.

Ципора подумала, что её дочь решила, наконец, взяться за ум, то есть оставить мечту о Тони и благосклонно принять ухаживания Самуэла. Но Камилией в тот момент управляла только жажда мести. Она придумала, как отомстить и Тони, и Марии одновременно. Это был жестокий, беспощадный план мести, осуществление которого Камилия собиралась поручить Самуэлу.

Уединившись с ним в гостиной, она сказала, что ненавидит Тони и готова выйти замуж за Самуэла, если он исполнит её просьбу.

— Я сделаю всё, что ты захочешь! — тотчас же заявил Самуэл.

— Тогда слушай меня, — одобрительно кивнув, начала Камилия. — Ты должен соблазнить Марию, жену Тони.

— Как?.. — опешил Самуэл.

— Так же, как соблазнял прочих женщин. Или каким— то другим способом, мне всё равно, — жёстко пояснила Камилия. — Понимаешь, Тони говорит, что она у него святая! А ко мне относится как к проститутке из борделя, которую можно снять на вечер. Ух, ненавижу!.. И его, и её. Мне нужно доказать ему, что Мария не святая, а я не шлюха! Теперь ты всё понял? Сделай это для меня. Скомпрометируй её любой ценой!

— И что будет потом? — спросил Самуэл. — Твой Тони разочаруется в собственной жене и вернётся к тебе? Так? Ты на это рассчитываешь?

— Нет. Он мне больше не нужен. Я только хочу, чтобы они не жили вместе!

— И ты действительно тогда выйдешь за меня замуж?

— Да, — твёрдо ответила Камилия. — Уговор есть уговор. Я сумею сдержать слово.

Самуэлу была неприятна та роль, которую он по воле Камилии должен был сыграть в судьбе несчастной Марии, но и упускать своего шанса ему тоже не хотелось. Он страстно желал заполучить Камилию в жёны и поэтому на следующий день предложил Маркусу обоюдовыгодную сделку:

— Ты познакомишь меня поближе с женой Тони, а я выкуплю твои векселя у Жустини, и мы будем в расчёте!

— Что значит «поближе»? Что ты задумал? — заподозрил неладное Маркус.

Самуэл ему всё объяснил, но Маркус наотрез отказался выполнить его просьбу.

— Ладно, я тебя понимаю, — сказал Самуэл. — Но ты всё же же подумай. Для тебя это единственный способ рассчитаться с долгами. И ещё... Очень прошу: не говори ничего Тони о том, что задумала Камилия. Пусть это останется между нами.

Маркус ничего не сказал Тони, но когда Мария пожаловалась ему, что нигде не может найти работу, он предложил ей свою "помощь":

— Я попрошу Самуэла устроить тебя горничной в отеле его отца. Уверен, что мне он не откажет!

Мария горячо поблагодарила Маркуса и согласилась тотчас же пойти с ним в отель — для знакомства с Самуэлом, но тут как раз вернулся с работы Тони и запретил ей туда ходить:

— Я не хочу, чтобы ты работала в отеле. Там полно мужчин, они будут к тебе приставать.

— Ты меня ревнуешь?! — обрадовалась Мария. — Хорошо, я не пойду в отель. Может, мне повезёт найти работу где— нибудь в другом месте.

И ей действительно повезло. Бруну, жених Изабелы, узнав, что у них в булочной освобождается место продавщицы, похлопотал за Марию, и хозяин охотно взял её на работу.

Так сорвался план Камилии, о чём Маркус и доложил Самуэлу.

— Я даже рад, что всё так получилось, — сказал он. — Мне очень нужны деньги, но я чувствовал себя негодяем, толкая Марию в западню.

— Но ты имей в виду, что моё предложение остаётся в силе, — напомнил ему Самуэл, ещё не до конца потерявший надежду на успех.