Жонатан не раз слышал от Самуэла о прекрасном пианисте, играющем в борделе, и однажды решил с ним познакомиться.
— Если он действительно так хорош, как ты говоришь, то я предложу ему играть в ресторане моего отеля, — пояснил он сыну цель своего знакомства с Дженаро.
Самуэл повёл его в бордель, и Жонатан весь вечер с упоением слушал фортепианную музыку, а потом изрёк:
— Такой достойный человек, как этот пианист, не должен играть в таком недостойном месте!
— Я с удовольствием представлю вас этому достойному сеньору! — вызвался Маркус, и Жонатан получил возможность высказать Дженаро своё восхищение.
— Маэстро, вы играете как виртуоз! Я слышал многих хороших пианистов, но ваша исполнительская манера меня просто потрясла!
— Спасибо, — растрогался польщённый Дженаро. — У меня действительно был талант, но я не смог сделать карьеру. А теперь я старик.
— Вы ещё не старик, маэстро. У вас ещё много времени впереди. Я хочу, чтобы вы играли в моём отеле. Там всегда собирается приличная публика, а кроме того, вы сможете зарабатывать большие деньги своим искусством!
На следующий день Дженаро посетил отель, опробовал рояль, на котором ему предстояло играть, остался им доволен, и сказал, что готов приступить к работе хоть завтра.
— Отлично! — обрадовался Жонатан. — Тогда идёмте со мной, мы подберём для вас фрак. Поскольку вы будете исполнять в основном классическую музыку, то я хочу, чтобы всё было чин по чину.
О неслыханной удаче Дженаро первой узнала Мария и тотчас же поспешила к Мариузе:
— Сейчас сеньор Дженаро сообщит вам грандиозную новость!
Мариуза, едва взглянув на Дженаро, поняла по его виду, что произошло нечто невероятное, и спросила упавшим голосом:
— Неужели вы решили жениться на той... на той!..
Дженаро огорчился:
— Ну что вы, дона Мариуза! У вас, у женщин, на уме одна любовь. Я всю жизнь играл на рояле и мечтал зарабатывать своим искусством, мечтал добиться успеха.
В глазах у Мариузы появились искорки надежды, и она, словно извиняясь за допущенную оплошность, заметила с подобострастием:
— У вас душа артиста!
Приободрённый её репликой, Дженаро продолжил:
— Но я всегда получал за свою игру жалкие крохи, потому что играл для бесчувственных людей.
— Да, конечно, — подхватила Мариуза. — Всем известно, какая публика в том гнезде порока!
— А теперь меня признали, дона Мариуза! — победоносно сообщил ей Дженаро. — Меня пригласили играть в роскошном отеле на хорошем рояле для тех, кто сможет по достоинству оценить моё искусство!
— Я так рада за вас, маэстро! — сказала Мариуза, прижав ладонь к сердцу.
— А платить там будут хорошо? — спросила Изабела.
Для Дженаро её вопрос прозвучал как фальшивая нота, он даже поморщился от досады.
— Разве в этом дело, сеньорита Изабела? — сказал он с укором. — Главное — меня признали! Где Тони? Я должен сообщить эту радостную новость ему!
— Он сказал, что после работы пойдёт на какой— то профсоюзный митинг, — сообщила Мария с печалью в голосе.
Дженаро сразу изменился в лице, и Мариуза, заметив это, принялась его утешать:
— Даст Бог, с вашим сыном ничего дурного не случится. Успокойтесь, сеньор Дженаро, иначе у вас не выдержит сердце. Давайте лучше отметим, как следует ваш успех. У меня для такого случая найдётся бутылочка хорошего вина.
— Спасибо, дона Мариуза, — растрогался Дженаро. — У вас чуткая душа, вы всегда меня понимаете с полуслова. Видите ли, я всю жизнь хотел, чтобы Тони мной гордился. Но обстоятельства складывались так, что я чувствовал себя неудачником. И вот теперь наступил такой момент...
— Вы не волнуйтесь так, сеньор Дженаро, — вновь попыталась успокоить его Мариуза. — Ваш сын непременно будет вами гордиться!
— Мы все вами гордимся, — добавила Мария.
Чуть позже, когда Дженаро, выпив вина, расслабился и немного успокоился, он сказал Марии:
— Кстати, в том отеле я встретил твоего друга Фарину.
— Вот как? — оживилась Мария. — Почему же он к нам не заходит?
— Я так понял, что у него здесь много всяких дел, — ответил Дженаро. — Но он велел передать тебе привет и сказал, что обязательно с тобой повидается.
Фарина приехал в Сан— Паулу, чтобы добыть деньги для нужд фазенды, на которой он теперь жил. Продавать сокровища Франсиски, доставшиеся ей от первого мужа, Фарине очень не хотелось, однако и снимать крупную сумму со своего банковского счёта не хотелось тоже. Особенно остро он ощутил это, переступив порог банка. А тут ещё и управляющий банком сказал ему, что сейчас этого делать не стоит.
— Большая часть вашего вклада состояла из облигаций, выпущенных правительством для строительства железной дороги, но теперь кабинет Жетулиу Варгаса отказывается признать их номинальную стоимость, и вы рискуете на этом много потерять. Конечно, у вас на счету положительное сальдо, есть и вложения иного рода, но я не советую вам снимать их. Разве что в случае крайней необходимости.
— Спасибо, я не стану ничего снимать, — сказал Фарина. — Я добуду деньги иным способом.
С давних времен у него была здесь маленькая посредническая фирма, ориентированная на поставки продовольствия из— за рубежа. Доход она приносила небольшой, зато постоянный. Вот её— то Фарина и вознамерился продать, но не нашёл достойного покупателя, способного заплатить ему необходимую сумму.
«И всё же, мне нужно добыть, эти чертовы, деньги любой ценой! — сказал себе Фарина. — Теперь у меня будет сын, и ради него я пойду на любую авантюру, потому что он непременно должен стать одним из самых богатых жителей Бразилии!»
Приняв такое решение, он отправился в бордель к Жустини, собираясь предложить ей как раз ту самую авантюрную сделку.
Жустини обрадовалась, увидев его, но сразу же заметила, что он сильно изменился.
— У тебя взгляд стал каким— то другим, — сказала она. — Жёстким и... плутоватым.
Фарина засмеялся и отплатил ей той же монетой:
— А ты тоже изменилась!
— Постарела?
— Нет. Но в твоих глазах тоже появился металлический блеск. С чего бы это?
— Я перестала верить в любовь, — пояснила Жустини. — Тот молодой человек, по которому я много лет убивалась, на самом деле относился ко мне всего лишь как к публичной женщине. Теперь я избавилась от романтических мечтаний и думаю только о делах.
— Хочешь вернуться во Францию? — спросил Фарина.
— Нет. Говорят, там скоро будет война.
— Меня тоже беспокоит эта война, — вздохнул Фарина. — Поэтому я и приехал сюда провернуть кое— какие дела, но, боюсь, мне не хватит денег.
— Денег всегда не хватает, — в шутку заметила Жустини, а Фарина вдруг предложил ей серьёзно:
— Мы с тобой могли бы заключить взаимовыгодную сделку. В прошлый раз ты обмолвилась, что у тебя есть какая— то бросовая земля...
— Да, есть, — подтвердила Жустини. — На бумаге! Мне подарил её один солидный плантатор, и я тогда очень обрадовалась, подумала, что, наконец— то, разбогатела. А там оказалось сплошное болото!
— Но бумаги у тебя на это болото имеются?
— Да.
— Тогда я продам твоё болото под видом настоящей плодородной земли! А выручку поделим пополам. Согласна?
Жустини рассмеялась:
— Ты собираешься продать мою землю?! Кому? Она же ничего не стоит, её никто не купит!
— Это уже моя забота, — ответил Фарина. — У меня есть одна знакомая итальянка, она получила большое наследство и не знает, что с ним делать. Если ты согласна поделить выручку пополам, то я завтра потолкую с этой наивной вдовушкой.
— Ну, попробуй, авантюрист! — вновь засмеялась Жустини. — Посмотрим, как это у тебя получится.
Говоря о наивной итальянке, Фарина, конечно же, имел в виду Марию и, навестив её в пансионе, посоветовал ей выгодно вложить деньги в покупку земли.
— Я случайно познакомился с одной дамой, которая хотела бы продать свою фазенду, и сразу же подумал о тебе.
— Спасибо, сеньор Фарина, я и сама уже об этом думала.
— Вот как? — обрадовался он, увидев, что ему даже не придётся долго уговаривать Марию.
— И эта фазенда находится далеко отсюда? — спросила она.
Фарина насторожился:
— А почему ты спрашиваешь? Тебе не хочется уезжать далеко от Сан— Паулу?
— Наоборот! Я хотела бы увезти Тони подальше от этого города!
— Тебе улыбается удача! — сообщил ей Фарина, с удовлетворением подумав о том, что удача на самом деле улыбается ему. — Фазенда находится далеко. Очень далеко.
— Сеньор Фарина, я думаю, сама судьба привела вас сегодня ко мне! — восторженно произнесла Мария. — Вполне вероятно, мы заключим сделку с той женщиной, но я должна знать, сколько стоит эта фазенда.
Фарина сделал вид, что до сих пор не интересовался стоимостью предлагаемой им земли, и, достав из папки необходимые бумаги, протянул их Марии.
— О, нет! — воскликнула она, увидев там огромную сумму. — Это слишком дорого!
— Ничуть, — сказал Фарина. — Я знаю, что ты унаследовала намного больше.
— Нет, не намного, — возразила Мария. — Если я куплю эту фазенду, у меня на счету останутся лишь жалкие крохи.
— А ты подумай, — посоветовал ей Фарина. — Покупка фазенды — это ведь не трата денег, а их вложение! Причём надёжное вложение, потому что земля есть земля, она всегда в цене!
— Я знаю, но для меня это слишком большой риск...
— Мне понятны твои сомнения, — с наигранным сочувствием произнёс Фарина. — К сожалению, сам я ничего решить не могу, потому что фазенда не моя. Но я твой искренний друг и потому поговорю с хозяйкой, может, она сбросит цену. А потом мы с тобой встретимся ещё раз.
На том они и порешили.
Фарина отправился к Жустини и сообщил ей, что Мария не купила землю — её не устроила цена.
Жустини огорчилась:
— Ты же говорил, что запросто сможешь выманить у неё деньги. Так в чём дело? Она их уже истратила?
— Нет, деньги у неё имеются, я это знаю точно, потому что занимался её наследством. Но я пообещал ей договориться с тобой о скидке.
— А почему ты сам не сбросил цену? — удивилась Жустини. — Ведь то болото и даром никто не возьмёт!
— Я сделал это специально, чтобы она не заподозрила подвоха, — пояснил Фарина. — Мы устроим представление! Ты скажешь ей, что живёшь в городе и земля тебе не нужна.
— А ты уверен, что она вообще захочет покупать ту землю?
— Уверен. Она уже клюнула! Её муж увлёкся другой женщиной, и Мария хочет увезти его подальше, поэтому ей и нужна фазенда. Кстати, ты знаешь её мужа. Это Тони, сын маэстро Дженаро.
— Вот как?.. — несколько сникла Жустини. — Разумеется, я его знаю. Он играл у меня на фортепьяно, а потом заболел и, отлеживался здесь... Теперь я поняла, о какой Марии идёт речь. Знаешь, они ведь все считают меня ангелом во плоти.
— Так это же здорово! – смеясь, заметил Фарина. — У Марии не будет оснований в тебе сомневаться. Или ты уже сама засомневалась? Не хочешь, чтобы её деньги стали нашими?
— Хочу, — взвесив все «за» и «против», твёрдо ответила Жустини.
— Молодец! — похвалил её Фарина. — Если хочешь получить большие деньги — нельзя быть сентиментальной. Тут каждый борется за себя, потому что ставки очень велики!
Предложение Фарины оказалось, как нельзя, кстати, для Марии: она давно хотела увезти Тони от Камилии, а куда — ей было всё равно.
— Представляете, — говорила она Мариузе, — мы сможем жить там только втроём: Тони, я и наш малыш!
Мариуза же с сомнением отнеслась к её затее.
— Зачем тебе земля, Мария? Я слышала, кофе сейчас невозможно продать, все бросают свои земли и бегут в город.
— Не все, — возразила Мария. — К тому же я знаю, что делать с землёй, я на ней выросла. Мой отец всю жизнь возделывал землю, и мы никогда не знали нужды.
— А я думаю, земля понадобилась тебе по другой причине, — покачала головой Мариуза, и Мария не стала скрывать своих истинных намерений.
— Да, — сказала она, — я хочу увезти Тони подальше от Камилии. Пока она будет рядом с ним, он её никогда не забудет.
— Мария, дочка, вряд ли ты завоюешь его таким способом, — печально вздохнула Мариуза. — Если она у него в сердце, он её не забудет и на краю света.
— Камилия у него не в сердце, а в другой части тела, пониже, — ответила Мария.
— Но захочет ли он ехать с тобой? — усомнилась Мариуза. — Ты с ним говорила об этом?
— Нет, пока не говорила. Вы же знаете, он уходит из дома чуть свет, а возвращается далеко за полночь. Говорит, что засиживается допоздна в газете или на профсоюзных собраниях. Вот вам ещё одна причина, по которой я должна увезти его отсюда. Увлечение политикой не доведёт до добра!
Мария и сама не заметила, как повторила слова Дженаро. Со свёкром у неё в последнее время были напряжённые отношения. А всё потому, что Тони не разделил его радости по поводу перехода на новую работу.
— Папа, я думаю, что музыкант, который играет в ресторане для богачей, ничего не стоит как артист, — сказал он, ядовито, усмехнувшись. — Лучше играть шлюхам, они несчастные создания. А богачи тебя и слушать не станут! Будут звенеть вилками по тарелкам и вести свои сытые разговоры.
Обиженный до глубины души, Дженаро стал упрекать сына за его ложные взгляды на бедность и богатство, за его опасное увлечение коммунистическими идеями. А уязвлённый Тони нанёс отцу ещё большую обиду, заявив безжалостно:
— Играя в том ресторане, ты будешь похож на циркового паяца, пытающегося, во что бы то ни стало ублажить богачей. Они будут смотреть на тебя и смеяться!
— Что ты сказал? Паяц?! — пришёл в ярость Дженаро. — Я артист! Артист! Ты понял? Убирайся отсюда, я больше не желаю тебя видеть!
В идеологическом споре отца и сына Мария приняла сторону Дженаро и попыталась его утешить, а он под горячую руку выплеснул весь свой гнев на неё:
— Ты никудышная жена, Мария! Если твой муж ищет что— то на стороне, значит, он не находит этого дома!
— Вы несправедливы ко мне, — сказала Мария, и её глаза наполнились слезами. — Я не виновата в том, что нас разлучили, и Тони здесь встретил Камилию.
— Да причём тут она? Я говорю о проклятой политике! Ты должна была образумить своего мужа, а тебе не удалось этого сделать, — пояснил Дженаро и, находясь в крайней степени раздражения, добавил: — Теперь я уже иногда думаю, что лучше бы он оставался со своей еврейкой!
Дженаро был зол на сына, а вовсе не на Марию, и, жестоко обидев её, тут же об этом забыл.
А Мария восприняла его слова всерьёз. Да, очевидно, она плохая жена, если не может повлиять на мужа, не может ничего сделать для сохранения собственной семьи! Дженаро считает, что политика — гораздо большее зло, чем Камилия, а она, Мария, даже радовалась, когда Тони возвращался поздно домой, и от него не пахло женскими духами. Очевидно, она и впрямь ни на что не годна и ничего не понимает в жизни!..
Совсем запутавшись, Мария как за соломинку ухватилась за предложение Фарины. Ей не жалко было отдать за эту фазенду все свои деньги, лишь бы Тони согласился уехать из Сан— Паулу. Но как ему об этом сказать? Он приходит домой и сразу же засыпает, а утром, едва проснувшись, вновь уходит. С этим тоже надо что— то делать, потому что такая жизнь не может долго продолжаться. Но как отвлечь Тони от политики, если его постоянно втягивают туда Нина и Маркус? Нина — сестра Тони, он к ней очень привязан, а с Маркусом они и работают вместе, и живут под одной крышей...
Размышляя, таким образом, Мария не догадывалась, насколько оправданными были опасения Дженаро за судьбу Тони, слишком рьяно устремившегося в политическую борьбу. Не знала она и того, что её муж теперь не только публиковал обличительные статьи в газетах, но и принимал активное участие в различных профсоюзных акциях, отстаивая права трудящихся в открытом противостоянии с фабрикантами и даже с полицией.
Не заблуждалась Мария лишь в одном: мировоззрение Тони действительно сильно изменилось под влиянием Нины. Ещё живя в бедняцком квартале, он достаточно наслушался от неё вольнолюбивых идей, которые потом и высказал в своей первой статье.
Та публикация совпала по времени с возвращением Нины на фабрику, где она вновь обнаружила использование детского труда, с чем сразу же и начала бороться. Озабоченная этой проблемой, Нина обратилась за юридическим советом к Маркусу, а тот познакомил её с профсоюзным лидером Жакобину, недавно отбывшим тюремный срок за свои коммунистические убеждения.
Тони, присутствовавший при этом знакомстве, пришёл в восторг от зажигательных речей Жакобину и вскоре стал его верным помощником.
Теперь его часто можно было увидеть вместе с Жакобину и профсоюзным адвокатом на ткацкой фабрике Умберту. Под их давлением тот был вынужден отказаться от использования детей на работе в красильном цехе. Он понёс убытки и не уволил Нину только потому, что она была подругой Силвии.
Нина же на этом не успокоилась. Когда одна из ткачих, Матильда, заболела туберкулезом, и Умберту вознамерился её уволить, Нина потребовала, чтобы он оплатил лечение Матильды, и опять пригрозила ему вмешательством профсоюзных деятелей.
Умберту не уволил Матильду, но она сама не хотела идти в больницу, боясь потерять работу, и однажды кровь хлынула у неё горлом прямо в цехе. Нина сама увезла Матильду в больницу, а её малолетнего сына Томаса забрала к себе домой, на попечение Мадалены.
Однако несознательная Матильда сбежала из больницы, как только ей остановили кровотечение. Едва держась на ногах, пришла к своему станку, но была настолько слабой, что не смогла работать, и Умберту на сей раз уволил её, невзирая на протесты ткачих.
Нина тотчас же организовала забастовку и привлекла на помощь Жакобину, Тони и других активистов профсоюза. Те устроили митинг у ворот фабрики, и Умберту сказал Силвии с укором:
— Твоей подруге неведомо, что такое благодарность.
Силвии нечего было сказать в ответ — она и сама злилась на Нину.
Умберту же понял по её молчанию, что теперь у него развязаны руки, и вызвал конную полицию для разгона митинга.
Вскоре у ворот фабрики образовалась настоящая свалка, в которой Тони досталось едва ли не больше всех — ему разбили голову.
Мария несколько дней не отходила от него, обессилевшего, потерявшего много крови. Меняла повязки на голове, делала компрессы, отпаивала его лекарствами.
Немного окрепнув, Тони однажды взял её за руку и сказал, с нежностью глядя ей в глаза:
— Спасибо тебе, Мария. Обо мне так же заботилась только мама, когда я в детстве болел...
Мария заплакала:
— Пообещай мне, что больше не будешь так рисковать. Я не переживу, если с тобой случится что— нибудь подобное!
— Не надо плакать, — сказал он. — В следующий раз я буду вести себя намного осторожнее.
Его ответ не оставил Марии никаких сомнений: она окончательно решила купить фазенду и увезти отсюда Тони любой ценой.
Фарина устроил ей встречу с Жустини в ресторане Жонатана, а тот, увидев здесь известную на весь город проститутку, сделал ему выговор. Фарине пришлось пуститься в объяснения:
— Поверьте, сеньор Жонатан, у нас назначена встреча с уважаемой молодой сеньорой, которая не может показаться в борделе. Поэтому я и привёл сюда Жустини. Умоляю вас, сделайте вид, будто вы её не заметили.
— Ну ладно, — проворчал Жонатан, — в первый и последний раз!
Мария очень удивилась, узнав, что владелицей продаваемой фазенды является Жустини. Фарина тоже изобразил удивление:
— Вы знакомы?! Кто бы мог подумать! Как тесен мир!
— Мы не просто знакомы, — уточнила Мария. — Когда— то Жустини очень помогла Тони и мне.
— Тогда вам будет проще поладить! — заключил Фарина.
Жустини сказала, что готова сделать для Марии скидку, и предложила сразу же оформить сделку у нотариуса.
Мария вновь засомневалась:
— Я должна посоветоваться с Тони, он ещё ничего не знает о моей затее.
Жустини тотчас же попыталась на неё надавить:
— Мария, ты меня извини, но я слышала, что он опять встречается с Камилией, а это, поверь мне, добром не кончится. Послушайся моего совета, спасай свою любовь! Я вот свою не спасла, а потом локти кусала... Ты же знаешь, я всегда желала тебе добра. Покупай у меня фазенду!
— И, правда, Мария, зачем тянуть? — вступил в дело Фарина. — Необходимые бумаги я уже подготовил, осталось только сумму вписать и подписи поставить. Если хочешь, можем поехать к адвокату, пусть он посмотрит, верно ли составлен договор о купле— продаже. Может, ты мне не доверяешь?
Ну что вы, сеньор Фарина! Как вам такое могло в голову прийти! — сказала Мария. — Я подпишу эти бумаги.