Глава 52

Сторм не могла понять, почему так бешено бьется сердце.

Эйден потащил ее к мельнице, и потоки ветра, усиленные крыльями, играли с темным локоном, который постоянно падал ему на лоб. Луч солнца высветил его фигуру. Он был красив, как бог, который чудом оказался на земле. Надо же, какая новость.

Войдя в здание, Сторм лицом к лицу столкнулась с еще свежими воспоминаниями о том, как они с ним проводили здесь время за сексуальными поддразниваниями.

Эйден остановился в дверях, перекрыв ей выход.

— Эйден, тебе нужно пережить то, что случилось с Клодетт.

— Нет, Сторм, это тебе надо пережить то, что случилось с Клодетт.

Он взял ее за руки выше запястий, но она вырвалась и проскользнула мимо него обратно на улицу, в движущиеся тени от крыльев мельницы.

Отойдя немного подальше, она села на камень.

— Ты вдовец. Ты должен оплакать потерю.

Эйден сел на камень рядом с ней. Так близко, что почувствовал необходимость обвить рукой ее талию. Так он и сделал. Его рука обернулась вокруг нее, ладонь легла немного ниже. Неприятно не было, просто странно, чуть-чуть неуместно в сложившихся обстоятельствах. И все же Сторм не сдвинулась с места.

— Это был кошмар, Сторм. Я прибежал в хоспис, чтобы успеть извиниться за то, что был таким козлом, пока она еще жива. Сердце выпрыгивало из груди, в мыслях были тысячи слов, которые мне нужно было сказать, даже если она меня не услышит. Но когда вошел в палату, она сидела в кровати, словно ждала меня. А прошло всего несколько минут с тех пор, как она вышла из комы.

Эйден прерывисто вздохнул, и уже разбитое сердце Сторм разбилось еще раз на осколки более мелкие. Он действительно любил свою жену.

— Я знал, что надо делать, Сторм. Я сильно задолжал Клодетт, и мне нужно было сберечь Бекки.

— Мне очень жаль, что ты ее потерял, Эйден. Во время церемонии она выглядела очень счастливой. У нее на лице было написано, как она тебя любит.

— Так ты там была. Господи, прости, прости меня. — Он прижался головой к ее голове, и все, что могла сделать Сторм, — это изнасиловать свою силу воли, чтобы не прижать его крепче и не осыпать поцелуями.

Он отстранился первым, и она обругала себя за то, что так влипла.

— Пока священник решал свои дела с каким-то судьей, который ему по уши обязан, Клодетт сказала, что всегда меня любила, но знала, что я ее не любил, поэтому она и ушла тогда. Не потому, что я не хотел остепениться. Она знала, что я на ней женюсь, чтобы стать отчимом Бекки. Знала, что к Бекки меня привела ты, и я сказал ей, что мы встречаемся.

«Встречаемся». Не совсем обязательства, но Сторм вообще не ожидала, что он расскажет о ней Клодетт.

Эйден взял ее за руки. Сторм хотела оттолкнуть его, но в свете сказанного решила этого не делать.

— Она рассказала мне удивительную историю о том, что происходило, пока она была в коме. Как она приходила ко мне и как воспользовалась твоей помощью, чтобы привести меня к Бекки.

— Похоже, Клодетт была замечательной женщиной.

— И хорошей матерью, — добавил Эйден. — Она не могла уйти, пока я не найду Бекки. Но, когда все устроилось, она была более чем готова к этому. Перед самой смертью она просила меня поблагодарить тебя от ее имени, когда я найду тебя на ярмарке. Вот почему я там остановился. Судьба, но не без помощи Клодетт.

Сторм растаяла в его объятиях. Их потребность в утешении была взаимной. Каждый их них отчаянно в этом нуждался. Его горе стало ее горем. Полностью. Наступил один из тех моментов, когда дар Сторм чувствовать настоящее едва не сломал ее. Жена была очень дорога Эйдену. Ему понадобится немало времени, чтобы залечить это горе.

— Если Клодетт могла астрально проецироваться, — сказала Сторм, вытаскивая их обоих из затягивающего омута эмоций, — у Бекки могут быть собственные экстрасенсорные способности.

— Мне все интересно, не потому ли она решила, что ты ее мать. Может быть, она может чувствовать будущее. Если она экстрасенс, то мне очень нужна твоя помощь в ее воспитании.

— Так все решилось? — спросила Сторм. — Она теперь твоя? Без вопросов?

— Клодетт подписала заявление о том, что я биологический отец Бекки.

Слова Эйдена оказались для Сторм ударом. Шок. Осознание. Клодетт была биологической матерью Бекки. А с биологией не поспоришь. Бекки не была ее. Эту девочку сотворила любовь Эйдена и Клодетт.

Она обманывала себя, думая, что они с Эйденом могут быть вместе. Вожделение не равно любви. Секс ради удовольствия не порождает обязательств. Вдруг Сторм остро ощутила, что она в его объятиях, и смутилась. Отпрянула от него и вздрогнула, когда он ее отпустил.

Эйден снял куртку и накинул ей на плечи.

— Когда Клодетт не стало, я вернулся к Джинни. Ты была мне нужна, Сторм, но я понял, почему ты уехала.

— Я поехала в хоспис, чтобы быть рядом с тобой. Но то, что я там увидела, было слишком похоже на «и жили они долго и счастливо». Я увидела любовь в глазах Клодетт, когда она смотрела на тебя. И я уехала. Мне нужно было двигаться дальше. А теперь и тебе это нужно. — Сторм поднялась. — Когда вам нужно вернуться на похороны?

— Клодетт завещала тело науке. Все кончено, Сторм.

— Ничего не кончено, Эйден. Тебе еще предстоит зализывать раны.

— Я знаю, чего хочу! — рявкнул он. Сейчас он казался намного злее, чем когда она приковала его наручниками к кровати.

Сторм тряхнула головой, избавляясь от воспоминаний.

— После всего, через что ты прошел, ты просто не можешь знать, чего хочешь. Минуло слишком мало времени. Тебе придется справиться с ее комой, со своим чувством вины, с тем, что Клодетт вернулась в твою жизнь, с женитьбой… а потом снова и снова справляться с ее смертью.

Она потерла руки от внезапного озноба.

— Позовешь меня, когда окажешься по другую сторону всего этого. Целиком. Когда снова сможешь ясно мыслить. Ни одно из решений, которые ты сейчас принимаешь, не имеет твердой почвы. Хотя тебе, конечно, по барабану, потому что ты всегда предпочитаешь колеса.

Сторм развернулась и направилась обратно к замку.

— Охренеть! — услышала она за спиной. — И кто теперь убегает? Точно не я. Погоди, я еще дам тебе код к системе входа в мой панцирь, раз уж ты единственная, кто сейчас ведет себя, как черепаха.

Да, он злился, но не пытался пойти за ней. Не побежал к ней, как побежал тогда к Клодетт.

Вот так. Не успела она подняться из мертвых, как теперь, уходя от него, опять умирала внутри.

В замке Сторм поцеловала на прощание Джинни, чуть не сломалась, поцеловав Бекки, и кое-как собрала манатки, чтобы вернуться на материк. Вики позаботится об Эйдене и его семье.

Вернувшись в Салем, Дестини и Реджи предложили взять Пеппер на поздний сеанс в кино в качестве последнего подарка на день рождения.

Сторм вызвалась остаться с Джейком. Когда малыш уснул, она исходила весь дом вдоль и поперек, пока наконец не остановилась в своей комнате, чтобы взять подушку с травами, с которой спалось особенно хорошо, и «ловца снов»[59]. Она зажгла ритуальные свечи, чтобы призвать мир и любовь, и достала аквамариновое ожерелье бабушки. Глядя на него, Сторм концентрировалась на чувствах, которые испытывала к Эйдену и Бекки.

Она впивала бледный цвет камней, расслабляясь в энергии кристаллов.

Когда сон подступил ближе, Сторм погасила свечи и надела ожерелье. Повесила «ловца снов» на столбик кровати и, обняв подушку, закрыла глаза. Разум превратился в плодородную, но совершенно пустую равнину. Теперь, перебирая пальцами аквамарины, можно было позволить себе обдумать каждую свою эмоцию, каждое заветное желание.

В таком состоянии заклинание приобретало черты молитвы. Сторм не сопротивлялась и излила в этой молитве свои мечты:

«Благодарю силы, помогшие,

Исправить ошибки прошлого,

Ребенка найти потерянного,

Эйдену, перед чувством вины растерянному.

О помощи высшей молю,

Чтоб исправить ошибку свою.

Я молю о любви, в которой сердце томится,

С тем, к кому мое сердце стремится,

На земле ли, в дороге ли, лишь бы вместе,

Лишь бы в любви взаимной, искренней и честной.

Для вселенной разум я свой открою

И буду счастлива пойти за своей судьбою.

Пусть ведет меня плач до конца моих дней,

Я берусь отыскать всех этих детей.

Отныне и впредь, до последнего вздоха,

Ограждаю близких моих от всего, что плохо.

Я молю силы высшие: услышьте мои мольбы,

Чтобы, как сказала я сегодня, так тому и быть».

Она стояла внизу высокой викторианской лестницы, вьющейся полукругом. Место было огромное, поразительное — дворец или собор. Потолок такой высокий, что едва виден, и стены тонули в бледном голубом свете, сочившемся отовсюду.

Наверху лестницы стояла Клодетт, глядя на нее. Это она дала жизнь малышке, которую держала на руках Сторм. Но и Клодетт держала ребенка, завернутого в голубое.

Она была слишком больна, чтобы заботится о малышке, поэтому Сторм и приехала, чтобы забрать ее и заботиться о ней. Одевая девочку в долгую дорогу, она все плакала и плакала, потому что дом ее был слишком далеко отсюда. От этого места, где теперь будет жить Клодетт.

Сердце Сторм истекало кровью от мысли, как больно было Клодетт отдавать свою дочь заботам другой женщины.

Чувство вины, что она забирает у Клодетт ребенка, захлестнуло Сторм, хотя это был единственный выход. Рядом стоял какой-то мужчина, но образ его был нечетким, размытым. Просто сильное присутствие, поддержка, но ни намека на тот обмен эмоциями, который бурлил между ней и Клодетт.

Сторм поудобнее взяла девочку, готовясь уйти, но была не в силах пошевелиться, не в состоянии сделать этот последний, слишком много значащий шаг — выйти за дверь и навсегда разлучить Клодетт и ее ребенка.

— Прости. — Слезы потекли по лицу Сторм. — Прости, Клодетт, что я вынуждена забрать ее у тебя, но только так я могу о ней заботиться.

— Не надо, Сторм, — сказала Клодетт властно, но терпеливо. — Так было суждено.

Она говорила уверенно и безмятежно. В длинном белом платье, прижимая к сердцу ребенка в голубом одеяльце, она выглядела умиротворенной, смиренной, молодой, сияющей и здоровой.

Клодетт больше не была похожа на умирающую женщину из хосписа. Она смирилась со своей судьбой, а Сторм все не могла смириться со своей.

— Так было суждено, — повторила Клодетт. — Никто не виноват. Никакой вины не существует. Только любовь.

Так было суждено.

Всегда.

— Не понимаю! — крикнула Сторм и открыла глаза.

С удивлением обнаружив себя в постели, она села на краю кровати, свесив ноги на пол. Руки тряслись, сердце колотилось, глаза искали Клодетт.

Она только что с ней говорила. Все было так реально, словно Клодетт приходила к ней… чтобы избавить от чувства вины за то, что она любит Бекки, за то, что именно ей Бекки дарила радость, объятия, поцелуи и улыбки. За то, что Бекки наполнила ее сердце счастьем и любовью.

Теперь Сторм поняла, что ее взбесившиеся чувства наткнулись на одну проблему: вину за любовь к ребенку Клодетт.

Ее любовь к Эйдену не была проблемой. Любовь к Бекки — была.

«Так было суждено».

Сторм чувствовала себя виноватой, что любовь к Бекки приносила ей столько радости, особенно когда Бекки называла ее мамой и возвращала ей эту любовь.

Неужели Клодетт только что разрешила ей стать матерью Бекки? И чей ребенок был на руках у Клодетт?

Сторм села ровнее, когда в голову закралась невозможная мысль. Могла ли Клодетт держать ребенка, которого потеряла Сторм?

«Так было суждено».

Пришло время простить себя за потерянного ребенка, поняла Сторм, и за любовь к Бекки. Клодетт с Бекки были такой же частью ее магической судьбы, как и Эйден.

Эйден. Сильное присутствие. Поддержка. Эйден, терпеливо ожидавший, что она пойдет с ним. Стоявший рядом. Ждущий, что они уйдут вместе.

Во сне, ага.

А как насчет реальной жизни?

Сколько времени понадобится, чтобы залечить горе, которое он отрицает?

Если Сторм чему и научилась в поездке, то это доверять своим инстинктам, принимать себя, как есть, и быть честной с самой собой. Потому что только так она может свободно любить и доверять другим людям. Доверять Эйдену.

«Так было суждено».

Ему нужно время, чтобы погоревать, но теперь, получив благословение и разрешение Клодетт, Сторм задалась вопросом: как долго ей удастся держаться вдали от человека и ребенка, предназначенных ей?

Загрузка...