Глава 53

Эйден всеми силами давал понять Сторм, что хочет, чтобы она стала частью его жизни. Однако она целую неделю не появлялась на острове, решив дать ему время оплакать Клодетт и осознать — быть может, впервые за все время, — что решение, которое он собирается принять, повлияет на всю его дальнейшую жизнь.

Для любителя свободных странствий это должно было быть серьезно.

Заодно она старалась его не отвлекать, хотя мысль о том, что у нее имеется такой на него эффект, грела душу.

Эйден сейчас крутился в эмоциональной бетономешалке. Его жизнь сделала резкий поворот в темном туннеле. Без огней. Без колес. Впрочем, автодом никуда не делся — Сторм каждый день проверяла стоянку в порту. Но ему нужно было наладить эту свою новую жизнь, а у нее не было никакого права усложнять и без того непростые проблемы.

Оставаться вдали от Эйдена получалось, но не видеться с Бекки было слишком тяжело. Поэтому Сторм попросила Дестини привезти Джинни и Бекки в Салем. После визита Клодетт (а это наверняка не было просто сном) она была уверена, что не может исчезнуть из жизни Бекки. Даже на один день. Получилось, что она практически украла у Эйдена дочь. И отчасти очень надеялась, что он приедет. Пусть не к ней, но хотя бы за Бекки. Вот как ужасно ей хотелось его увидеть. Побежал же он к Клодетт, в конце концов. Правда, наверняка он тогда понимал, что бежит к тому, что должно было означать некий конец, а вовсе не начало. А это уже совсем разные котлы кипящих эмоций. А еще, по его словам, Клодетт знала, что он ее не любил, но сам ни разу не сказал, что она ошибалась. Это укрепляло решимость Сторм, что все идет правильно.

Три дня она наслаждалась обществом Бекки и лелеяла надежду увидеть на пороге Эйдена, когда ее внезапно осенило: пришло время ехать к нему. Думая о нем, она выбрала длинное голубое трикотажное платье-холтер[60] и подходящие по цвету босоножки на плоской подошве, чтобы было удобно ходить по острову. Ожерелье с морским коньком выглядело потрясающе вместе с парой таких же сережек, которые Сторм купила из коллекции Клодетт.

Прихватив с собой Джинни, Бекки и Пеппер, она отправилась на остров.

Джинни и девочек она оставила с Вики и пошла на мельницу искать Эйдена. Однако, увидев Сторм, приближаться он не торопился. Даже, наоборот, сделал шаг назад, будто получил удар под дых.

Он застыл, словно корни пустил на месте (какие непривычные слова в одном с ним предложении). В одной руке был молоток, вторая до этого тянулась к поясу с инструментами. Их взгляды встретились, и Сторм задумалась, мучила ли его вынужденная разлука так же, как ее саму.

Рабочие переглянулись между собой, а потом стали переводить взгляды с нее на Эйдена и обратно.

— Морган, — позвала Сторм, едва сдерживаясь, чтобы не выставить себя идиоткой и не бросить к Эйдену в объятия, — ты же мне так и не сказал, кто купил мельницу.

— Я, — ответил за него Эйден, опуская молоток в карман на поясе для инструментов.

Каждое его движение было таким медленным, что Сторм волей-неволей обращала больше внимания, чем, наверное, стоило. И сразу вспомнила, как в свое время тоже надевала пояс для инструментов, собираясь его соблазнить.

Молоток оказался на месте, Эйден подошел ближе, и Сторм снова удалось взять себя в руки, чтобы не броситься к нему.

— Ты купил мельницу? В качестве инвестиции?

— Нет, чтобы построить дом, в котором можно жить.

— Кому жить?

Эйден нахмурился.

— Мне, например.

— Но… ты же странник, кочевник.

— Мне нравилось быть кочевником, когда ты была со мной. Представляешь? И вот я подумал…

— Неужто так много треклятого времени прошло?

Губы Эйдена скривились в ухмылке.

— Я начинаю верить, что все это время искал дом.

Морщинки вокруг его глаз стали такими явными, что у Сторм едва не подогнулись колени. Не совсем улыбка, но очень явный на нее намек. Он и близко не казался расстроенным, что придется лишиться колес. А ведь раньше Сторм была уверена, что такое для него было бы равносильно кастрации.

— Значит, этих нескольких дней тебе хватило, чтобы хорошенько пораскинуть мозгами, — заключила она.

— Вот именно. К тому же кое-кто похитил мою дочь.

— Ну, знаешь, что случается с отцом, то случается и с дочерью. Как говорится, яблочко от яблоньки… — съязвила Сторм и тут же прикусила губу, заметив, как полыхнули его глаза. — Покажи мне, каким станет твой новый дом.

— Мне кажется, ты тоже успела о многом подумать, — сказал Эйден, поглаживая пальцем кулон. Потом задел по очереди сережки, раскачивая их. — Красивое платье. И… цвет замечательный, — добавил он, сделав акцент на слове «цвет».

Его голос стал грубее, пришлось откашляться, перед тем как показать ей потрясающий проект Моргана. Передней частью «Уиндмилл-Коттеджа», судя по названию чертежа, и входом в него будет сама башня. Жилые же помещения планировалось достроить позади нее в несколько уровней.

Морган сохранил архитектурную тему башни-мельницы, завершив ряд верхних уровней такой же башней, где, по плану, будет находиться хозяйская спальня, из которой на последний уровень будет вести винтовая лестница. Там устроят гостиную с огороженным парапетом снаружи, и детали ограждения будут в точности повторять вид мельничных крыльев.

— Обалденно, — оценила Сторм. — Прямо из спальни будет вид на море. Очень романтично.

— Из отельного пентхауса тоже было видно море.

— И было романтично.

— Выходит, ты заметила.

От его взгляда у Сторм чуть не задымились ресницы.

— Можно подумать, я ни на что в жизни не обращаю внимания.

В джакузи, когда небо расцвечивали фейерверки, ей показалось, что они занимались не сексом, а любовью. Теперь она задумалась, почувствовал ли тогда Эйден то же самое. Стараясь оставаться практичной, Сторм задавила на корню вспышку надежды. В конце концов, не такая она дура, чтобы бросаться с головой в омут, откуда вылезти можно только с разбитым сердцем.

— Узнаю людей среди рабочих, — проговорила она, чтобы сменить тему. — Я-то думала, они в отпуске.

— Их отправили в оплачиваемый отпуск, а теперь они получают двойной оклад, пока не закончат работу. Так что они счастливы.

Сторм обошла будущий коттедж по периметру, поражаясь, как быстро продвигаются работы.

— Неужели за пару дней можно столько успеть?

— Вообще-то работа идет уже почти неделю. Я звонил Кингу из отеля в Атлантик-Сити, пока ты спала. Потом позвонил Моргану в Бостон и попросил отыскать наш старый проект и начать реконструкцию. Между нами, со спальней мы решили прибегнуть к кое-каким изменениям.

— Что на тебя нашло той ночью, что ты решился на такой смелый шаг? — рискнула поинтересоваться Сторм.

Эйден повел ее прочь от бригады рабочих. Так далеко, что они пересекли маковое поле, и звуки строительных работ слышались отсюда приглушенно.

— Отчасти на меня повлияла твоя история о драконе и черепахе, которые устраивают семью у моря.

— Но тогда мы еще не нашли Бекки.

— Зато я нашел тебя.

У Сторм подкосились ноги, и только чудом она устояла на месте.

— Я влюбился в эту мельницу, еще когда был ребенком, — сказал Эйден. — Вот почему я приводил тебя сюда, когда мы…

— Драконили дракона? — подсказала Сторм. — Впрочем, тогда я понятия не имела, что дракон существует.

Воспоминания о том, как они вместе проводили здесь время, согрели ее. И, судя по вспышке в глазах Эйдена (ну и по тому, что его дракон откровенно просыпался), его тоже.

Она быстро подняла глаза, надеясь, что ее не поймают с поличным за проверкой состояния Тритона, но Эйден все же заметил.

Очевидно, стараясь вести себя хорошо, он решил не зацикливаться на этом.

— Морган хотел попрактиковаться, когда изучал архитектуру. Я изложил ему свою идею насчет мельницы. Конечный дизайн похож на первоначальный. За исключением гостиной, парапета и веранды с видом на море для Джинни.

— Ей понравится.

— Понравится? — улыбнулся Эйден. — Она сама это предложила. То, что мы с тобой в свое время ходили на мельницу, сделало это место особенным. Поэтому я и вспомнил о проекте, когда думал о нас… а спустя несколько дней понял, что именно здесь хотел бы растить Бекки. Разумеется, автобус никуда не денется. Мужчина не даст своим колесам остыть и прокиснуть.

Сторм смахнула пальцами локон с его лба.

— Ну да, мальчишки и их игрушки…

— Не разлей вода, — закончил Эйден и взял ее за руку.

Сторм освободила руку и сжала ее в кулак.

— Я волнуюсь, потому что все происходит слишком быстро.

— Я всегда буду любить Клодетт за то, что она подарила мне Бекки. Но я никогда не был в нее влюблен.

— И никогда ни в кого не влюбишься, верно? Это твое правило, лозунг твоей независимости.

— У каждого правила есть исключения, — проговорил Эйден. Теперь он стоял так близко, что Сторм едва дышала. — Ты поймала меня, Сторм. Тогда, когда играла в переодевания. Я хочу, чтобы ты была счастлива, как твой внутренний ребенок, но я истосковался, до боли истосковался по Сторм-женщине, неповторимой, изумительной, очаровательной, обольстительной. По женщине, живущей в моих мечтах. По той, чье отсутствие в моей постели, когда я просыпаюсь, разбивает мне сердце. Если я и был потерян раньше, то это не идет ни в какое сравнение с тем, как я потерян сейчас.

Он повел ее к нагромождению скал, между которыми оказалась песчаная дорожка, ведущая к уединенному пляжу. А Сторм-то думала, что здесь только скалы и больше ничего.

— Красиво тут.

— Наверное.

Усевшись на песок, Сторм подняла веточку, чтобы окружить себя кругом света. Она начала создавать вокруг себя широкую спираль в пять завитков — такую же, какую они с сестрами создавали в день свадьбы Хармони.

— Эйден, найди пять гладких галек и положи их на внешний круг через равные интервалы.

Ни слова не сказав, он выполнил ее просьбу, как будто понимал и уважал то, что она делает.

Пять камней. По одному на каждого: для Эйдена, для нее самой, для Джинни, Бекки и Пеппер. Чтобы объединить всех ради нового путешествия находок и открытий.

— Садись в круг рядом со мной, — позвала Сторм.

Без единого вопроса он сел рядом и взял ее за руки. Она переплела с ним пальцы и подняла руки к солнцу. Сторм представила себе, как из каждого камешка лучится свет, сливаясь в один поток там, где соединяются их руки, — в самом центре спирали. Представила, как на каждом круге свет набирает скорость, в то время как она в твердой уверенности мысленно заявила сама себе, что нуждается в этом мужчине, в этой земле, в семье, которую они построят вместе. Все свои отчаянные желания она открыла вселенной, но не Эйдену. Говорить ему еще не пришло время. Он должен сам принять решение, по собственной воле, без привлечения магии. Поэтому она молилась за себя одну, только мысленно, не произнося вслух ни слова:

«С моим любимым рядом я молю,

Богиня Мать, услышь мольбу мою!

Веди меня одну своей рукой

И одари так нужной мне семьей.

Прошу мне подарить еще детей,

Чтобы благословить остаток дней.

Плоть от плоти его,

Плоть от плоти моей,

Кровь от крови его,

Крови от крови моей.

Соедини мой путь с его путем,

За жизнью жизнь, навеки, день за днем.

Пусть сердце Эйдена все за него решит,

Пусть слышит он, что сердце говорит.

В мольбе моей ни тени нет сомнений.

Пусть сердце примет за него решенье».

Эйден поцеловал ее, сплетенные руки поднялись выше, бог-солнце улыбался им с небес.

— Мне больно, когда больно тебе, — проговорил Эйден. — Если не исцелится твое сердце, мое не исцелится никогда.

От его слов в горле застрял комок, а сердце понеслось вскачь.

А он продолжал:

— Бунтарский дух, магический дар чувствовать настоящее, гениальные похищения, умение избивать телекинетически, дети, которые плачут у тебя в голове, — все это умножает твою невероятную очаровательность. Сторм Картрайт, ты одна из самых восхитительных женщин, которые встречались на моем пути. Тебя невероятно легко любить, хотя я знаю, что сама ты ни за что в это не поверишь.

— Ни за что и никогда. А ты не знаешь, как любить. Твои слова.

— Вы с Бекки меня научили. Зачем ты приехала, если все еще думаешь, что я не изменился?

Сторм сжала его ладони, но отодвинулась на расстояние вытянутой руки, тем не менее, не разрывая прикосновения.

— Я знала, что должна быть здесь. Знала так же, как знала, в какой торговый центр нам нужно ехать, в каком автолагере остановиться, в какое казино пойти.

Эйден покачал головой:

— Зачем такой умной и красивой женщине, как ты, нужен такой вечно небритый тип, как я?

— Мне такие кажутся привлекательными. Родители научили тебя, каково это — быть брошенным. Военная школа научила, что мужчина должен быть сильным и не имеет права поддаваться эмоциям. Ты научил сам себя, что тебе не нужен дом. И все равно ты искал его, что заставляло тебя сомневаться в собственной силе воли. А военный чего-то стоит, только если его сила воли непоколебима. — Сторм еще крепче сжала его руки. — Ты сильный, Эйден. Очень сильный. И пусть ты никогда в жизни не признаешься, ты белый рыцарь, готовый на все, чтобы кого-то спасти. Ты настолько сильный, что, учитывая, когда ты купил мельницу, готов пожертвовать своим счастьем с одной женщиной, чтобы спасти другую, готов отречься от себя ради любви к ребенку. В этом и заключается сила, Эйден. Даже в словах ты проявляешь свою силу. В таких словах, которые перепугали бы любого мужчину, только не самого сильного среди сильных. Ты умеешь говорить нежно, чувственно, соблазнительно. Одними только словами ты умеешь прикасаться, ласкать. И мне очень-очень это нравится.

— Поверить не могу, что ты считаешь мои слова соблазнительными.

— Поверить не могу, что ты нашел дом на острове Пэкстона.

— И да, и нет… Я нашел дом… в тебе. Где бы ты ни была, мой дом там, где ты.

— Что ты имеешь в виду?

Эйден какое-то время колебался, а потом сказал:

— Никто ведь больше не согласится поиграть с драконом.

Сторм резко отпустила его руки, поднялась и бегом бросилась прочь.

Загрузка...