Подождать до рассвета

Глава 17

Чем ближе подходила Маша Рокотова к дому Камо Есакяна, тем меньше верила в то, что все произошло так, как сказал ей Ильдар. Может, конечно, сам он и был в этом уверен, но Маша поверить не могла.

Камо был хоть и армянин, но человек не вспыльчивый, а спокойный и рассудительный. Конечно, кто их знает, эти восточные обычаи; вон Ильдар, татарин, хоть и живет всю жизнь в Ярославле, а ревнив и взрывоопасен, как перегретый паровой котел.

Есакян много лет прожил в России, и много лет Маша помогала ему, проверяя на грамотность пачки документов. Порой в разгар рабочего дня раздавался его звонок:

— Маша, правильно как написать будет: «сынный долг» или «сыновый»?

— «Сынячий»! — как-то раз пошутила она.

— Спасибо! — радостно ответил он и повесил трубку.

— Эй! Эй!.. — закричала она, но было уже поздно.

Он так и не стал носителем языка в полном смысле этого слова.

Когда Рокотова с ним познакомилась, он сидел в крошечной будочке и ремонтировал обувь. И, надо сказать, к этому делу был у него настоящий талант. Он умудрялся починить совершенно безнадежные ботинки так, что в них, кажется, только шнурки оставались родными. Очень быстро он стал хозяином будочки, потом прикупил еще несколько таких же да пару станков для изготовления ключей. Во всех точках, как он утверждал, работали его братья.

За свое юридическое образование он, конечно, заплатил от первого и до последнего дня учебы, но, в отличие от многих своих сокурсников, он действительно учился, впитывая знания как губка. А юридическую практику он начал, помогая своим соотечественникам, и вскоре преуспел, набрался опыта, стал хорошим, сильным, востребованным адвокатом.

За Машей Рокотовой он пытался первое время ухаживать, но она упорно не позволяла ему преодолеть то расстояние, которое дало бы ему надежду на что-то большее, чем дружба. Когда Камо окончательно убедился, что на Машу ему рассчитывать не приходится, он женился на очень молоденькой большеглазой армянке, которая совсем недавно приехала в город с родителями из Армении.

Дома он разговаривал с женой и ее многочисленной родней исключительно по-армянски, дети их тоже слышали в основном армянскую речь.

— Что ты делаешь, Камо? — говорила ему Маша. — Детям ведь здесь жить, как ты не понимаешь? Как бы много ни было в городе ваших, неужели ты надеешься, что здесь откроются армянские школы? Раз уж вы капитально обосновались в России, научи детей языку. Им ведь все равно придется жить в соответствии с нашими обычаями, а не с вашими.

— А вот это еще не факт! — парировал Камо. — Ты посмотри, сколько в ваших семьях детей: ноль целых, запятая, три десятых на каждую пару родителей? Ну ладно, ноль семь… А в наших? Да у нас трое — редкость, обычно больше.

И ведь он был прав. Как это ни страшно и ни обидно, прав! Если и находились среди Машиных знакомых русские семьи с тремя и более детьми, так это были семьи чаще пьющие и полунищие. Оборванные и голодные ребятишки, как только подрастали, шли тырить кошельки по автобусам. Ну не все, конечно, но вот не вспоминалось что-то других. Зато вот они, каждый день перед глазами: молодые черноволосые и золотозубые мамаши с кудрявыми шумными малышами. Сытые и холеные нагловатые дети были безвкусно, но дорого и добротно одеты, их становилось все больше во дворах, в школах…

Лара Есакян, жена Камо, занималась исключительно домом и воспитанием детей: старшей дочери Маро и сына, которого они почему-то назвали Володей. Это было полное имя, а не уменьшительное от имени Владимир. В свидетельстве о рождении так и было записано: Есакян Володя Камоевич.

— А как же будет отчество у его детей? — удивлялась Маша.

— Володяевичи! — невозмутимо объясняли Камо и Лара.

И вот этот двухлетний Володя, по словам Ильдара, сын Стаса Покровского? Быть этого не может!

Нужно было совсем не знать Лару, чтобы предположить, что она способна завести любовника. Она же была настоящей восточной женщиной, стыдливо опускавшей глаза при посторонних мужчинах, боготворившей своего мужа и обожавшей свой дом. Но ведь Ильдар-то знал Лару. И все же сказал, что у нее связь со Стасом…

А если Каримов врет? Зачем? Допустим, ему зачем-то потребовалось устранить и Стаса и Камо разом. И он… Стоп! Маша увлеклась, и фантазии занесли ее бог весть куда. Однажды она уже подозревала бывшего мужа во всех мыслимых грехах и злодействах. И потом ей было очень стыдно за все эти подозрения. Но и слепо верить его словам она тоже не могла.

Она беспрепятственно вошла в дом: ни калитка в воротах, ни дверь не были заперты. Здоровенный пес Амур лаял возле своей будки, но достать Машу не мог, цепь не пускала.

Посреди комнаты на тахте, поджав под себя ноги, сидела Лара и, раскачиваясь всем телом из стороны в сторону, причитала, мешая русские слова с армянскими. Испуганные дети прижались друг к другу на ковре за креслом и таращили огромные черные глазищи на мать.

Маша присела рядом с Ларой и обняла ее за плечи. Женщина перестала раскачиваться и посмотрела на гостью мутным и отрешенным взглядом, а потом зарыдала, закрыв лицо руками. Дети тоже заревели.

— Ларочка, ну не плачь ты, детей же испугала. Успокойся, милая, — Маша потрясла ее за плечи, потом прижала к себе.

Ничего не получалось. Рокотова и утешала молодую армянку, и поила ее водой, и бегала искать валерьянку… Лара плакала и плакала, так, что сердце разрывалось, невмоготу было смотреть и слушать. Дети вторили матери.

— Да заткнитесь вы наконец! — заорала Рокотова, совершенно обессилев. Еще чуть-чуть и она бы точно отвесила Ларе пощечину.

Но та вдруг замолчала, прерывисто всхлипнув, и принялась быстро утирать лицо рукавами кофты. Маро тоже притихла, а Володя давно молчал: он, утомившись от плача, заснул во всем этом гаме.

— Он Стасика убил, — сказала Лара, тоскливо глядя на Машу.

— Лара, это не он убил! Я верю, что это не он, а ты почему не веришь? Разве твой муж способен на убийство?

— Я не знаю!

— Как же не знаешь? Зачем он стал бы убивать Покровского?

— Из ревности.

— Но ты же не давала ему повода…

— Давала, — прошептала Лара и скосила черные глаза на сына, мирно спавшего прямо на ковре.

— О, господи, — выдохнула Маша и устало рухнула в кресло. — Ты сумасшедшая!

— Да, я точно как с ума сошла, — горячо заговорила Лара. — Я так любила его, так любила! Мы ведь пожениться хотели, только Камо бы не пустил. Он убил бы. Вот и убил. Лучше б меня…

— Погоди, он разве все знал?

— Я думала, что не знал. Все гадала: как ему скажу? А Стасик говорил: я сам, я сам… Вот, наверное, сказал, а Камо его и убил.

Могло ли так быть, подумала про себя Маша. В принципе, могло, но тогда Есакян вряд ли был бы так спокоен, когда звонил, а потом и разговаривал с ней на месте преступления. А если он заранее спланировал убийство? Заманил Стаса в офис вечером. И видеонаблюдение так кстати оказалось неисправным… Тогда вся история с иском к компании Каримова могла быть срежиссирована Есакяном. Нужен же был ему серьезный повод для встречи с финдиректором в офисе.

— Лара, а ты уверена, что Володя — сын Стаса? — зачем-то спросила Маша, глядя на мальчика. Ровным счетом ничего от светловолосого и розовощекого Покровского в нем не было.

Лара вздохнула.

— Не знаю я. Может, и его. А может — Камо.

Вот и верная восточная жена, черт бы ее побрал!