Подождать до рассвета

Глава 47

— А у вас все поезда с музыкой встречают? — удивленно вытаращил глаза Витя Иловенский, едва выскочив на ярославский перрон.

— Не, не все, — невозмутимо ответил Кузя Ярочкин. — Это мы специально для тебя заказали.

— Серьезно? — совсем растерялся Витя и повернулся к Тимуру. — Он шутит, да?

— Витя, ну, конечно, шутит. Но мы тебе и правда очень рады, — Тимур протянул ему руку. — Что это у тебя?

— Удочки, — неуверенно, словно сомневаясь, а удочки ли у него в чехле или все-таки ружье, ответил парень. — А у вас же здесь Волга есть… Есть?

— С утра была, — закивал Кузя. — Все, поехали домой. Или ты хочешь сразу на Волгу?

— Нет, на Волгу можно завтра. А она в какой стороне?

Он оказался нормальным парнем, этот московский гость, Витька Иловенский. Нормальным пацаном, родом из Архангельска. Очень рослым и широкоплечим для своих пятнадцати лет, но невероятно наивным для тех же пятнадцати, — не сразу «догонял» безобидные Кузины шутки. Хлопал круглыми черными глазами и говорил немного на «о». Рассказывал про бабушку, про дядю Пашу, новую московскую школу, которая хуже, чем старая архангельская, хотя и дорогая, про то, как на Севере ходил на рыбалку, как оторвало его на льдине и унесло в море, и его снимали с дрейфующей льдины вертолетчики. Рассказывал обо всем, но ни слова не сказал о погибших родителях. Кузя и Тимур не спрашивали.

Спать легли поздно, но Витя, укладываясь на Машином диване, попросил:

— Можно, я пока свет гасить не буду? Почитаю немножко.

— Читай, сколько хочешь, — кивнул Тимур. — Только тебе бы поспать надо с дороги, мы тебя тут заболтали.

— Не, нормально. Я почитаю и усну.

Далеко за полночь свет у него в комнате все еще горел. Кузя встал попить водички и свет погасил. Но утром настольная лампа горела снова, Тимур гасил ее уже засветло.

— Так, — заявил Кузя, раскладывая по тарелкам пшенную кашу. — Программу пребывания придется перекраивать.

— Кузя, не парься, — отмахнулся Тимур. — Ты же видишь, он парень простой. Никаких заморочек.

— Вот именно, простой. А я планировал сводить его в студию к Соне. Потом в ночной клуб, на ледовую дискотеку в «Арену»…

— Ну и что? В студию своди, ему интересно будет. В ночной клуб я бы вас все равно не пустил, лучше на ночь на рыбалку съездим, комаров покормим. А на «Арену» лучше в хоккей поиграть съездим. Это же экзотика — в июле в хоккей поиграть.

— Вот уж экзотика, — проворчал Кузя. — У них на Севере, поди, и так в июле снег лежит.

— Не-а, не лежит, — в кухню приковылял заспанный Витька. — У нас летом-то тепло. У нас зимой холодно. А когда мы рыбу ловить пойдем?

— Завтра, — пообещал Тимур.

— На Волгу?

— Нет. Лучше на торфяные карьеры. У нас тут неподалеку такие места есть классные. Дадим тебе дедов велосипед и на ночь поедем. Там во-от такие караси!

— Ага! И во-от такенные комары, — раскинул руки Кузя. — Ты кашу ешь?

— Я все ем, что не приколочено, — обнадежил Витька.

— А что больше всего любишь?

— Больше всего? Пиво с воблой.

— А нас оттуда не выгонят? — все переживал Витька по дороге в студию.

— Никто нас не выгонит! Не бойся, — отмахнулся Кузя.

Соня и в правду не только не выгнала ребят, но тут же обернула их приход в выгодную сторону: устроила им целую фотосессию.

— Так, малявки, быстренько все разделись…

— Совсем, — заулыбался Кузька и стал манерно стаскивать футболку.

— Раздеваемся не здесь и не совсем! — рявкнула Соня Дьячевская. — Вон за ширмочкой. Наденете эти брючки и рубашки. Рубашки не застегивать!

Она сунула им пакеты с дорогими мужскими сорочками.

Пока они за ширмой раздевались, ржали, кидались пакетами и кололи друг друга булавками, Дьячевская вовсю командовала:

— Лена, сделай подсвеченный фон. Нет, лучше синий. Какие там рубашки пошли? Нет, тогда черный. Сережа, объектив замени. А я говорю — замени! Лена, да не надо снег! Будут шубы, будет снег. А здесь получится перхоть! Давай вот там пятно световое сделай. Выше. Выше. Выше! Ниже, Лена!..

И тут с оглушительным грохотом рухнула ширма. Все трое пацанов стояли, уже одетые в рубашки и узкие брючки, опустив невинные глаза в пол. Как будто никто никого только что на ширму не толкал.

— Я вижу, вы готовы, — констатировала Соня. — Поднимите мебель и становитесь к стенке.

— Лицом? — спросил Кузя.

— Ты — лицом. Все остальные попой. Все, быстро, быстро! Встали? Вы на расстрел встали или думаете, я вас буду в пионеры принимать? Кузя, давай в центр. Так. Вы оба подошли, прижались… Да не так! Что вы его сдавили, как булка сосиску?

Тимур и Витя расступились. Софья сама взялась их ставить.

— Понимаешь, — говорила она Тимуру, — ты должен весь податься к нему, потянуться, будто ты его хочешь… Да не задушить хочешь! Ты представь, что это девушка.

— Да ведь он же мужик, а не девушка, — сказал Витька.

Дьячевская глянула на него так, что он тут же перепугался и попытался принять позу влюбленного зайца.

— Уже лучше, — одобрила Соня. — Но все равно погано.

Она мучила их добрый час и все была недовольна. Называла их и поленницей дров, и тремя тополями на Плющихе, ругала, крутила, выгибала. За этот час парни устали так, будто разгрузили на троих вагон угля.

Наконец Соня их отпустила. Кузя тут же добыл где-то три чашки кофе. Он, казалось, устал меньше всех, был весел и доволен. Тимур злился, а Витька выглядел обиженным.

— Ты все время так работаешь? — спросил Иловенский тихонько, чтобы Дьячевская не услышала.

— Как?

— Ну вот так… Эта злобная тетка на тебя всегда так орет?

— Видишь ли, Витя, — ласковым, но чуть-чуть ядовитым голосом протянул Кузя, — ты, конечно, не в курсе, но Соня — моя любимая девушка. Ты это учти, ладно? Пойду-ка я еще кофейку добуду.

Он поднялся из кресла и танцующей походкой продефилировал за дверь. Витя Иловенский привстал со своего места и выглянул в дверной проем, пытаясь что-то рассмотреть в соседней комнате.

— Тима, это какая Соня — его девушка?

Тимур изо всех сил старался не рассмеяться в голос, глядя на его растерянное лицо, и старательно пил кофе.

— Тима, которая?

Каримов отставил в сторону чашку и почесал затылок.

— Ну, ты все равно сидишь… Вот эта толстая и все время орущая тетя — и есть Соня, Кузина любимая девушка. Но, — он предостерегающе поднял палец и остановил открывшего было рот Витю, — Кузя считает, что она пухленькая и темпераментная. Он ее действительно обожает. И вообще, в прошлом году она ему жизнь спасла, когда его похитили.

— Похитили?!

— Да. А Соня его разыскала и даже ОМОН на уши подняла, когда его из подвала вытаскивала. Сама. С ОМОНом.

— С ума сойти! А его зачем похитили? Выкуп требовали?

— Это длинная история, — нахмурился Тимур. — Слава богу, что все благополучно закончилось, а то мы с мамой чуть не поседели тогда.

— Да, — протянул Витя, — представляю. Ты же мог брата потерять… А вы с ним не похожи совсем.

— Конечно, не похожи. Мы же не родные братья. Нам обоим скоро по девятнадцать, если бы мы были братьями, то были бы близнецами. И потом, я Каримов, а он Ярочкин. Кузю мама моя усыновила, когда он еще маленький был.

— Меня дядя Паша тоже усыновил, — сказал Витя, глядя в сторону. — И братьев у меня нет.

— Это дело наживное, — улыбнулся Тимур. — Вот поженятся твой дядя Паша и наша мама, и будешь ты нашим братом.

— Ну вот, — вдруг расстроился Витя, — а я Кузю обидел!

— Ничего, помиритесь.

Они замолчали. Вернулся Кузя, забрался в кресло с ногами и стал пить свой кофе. Тоже молча.

— Кузя, а Кузь, ты извини меня, — попросил Витя Иловенский. — Она ничего, эта твоя Соня. Когда не орет, то очень даже симпатичная. Ты не обижайся…

— Да я и не обижаюсь, — снисходительно протянул Кузя. — Я ж понимаю, ты молодой еще. Ничего не понимаешь ни в любви, ни в женщинах. Тимка вон у нас тоже в этом ничего не смыслит. У него еще до сих пор девчонки нет.

— У меня тоже нет! — заявил Витя.

— Сравнил. Тебе пятнадцать лет, а ему? У меня в пятнадцать лет тоже никаких девчонок не было. Хотя, погоди… В пятнадцать уже были. Так что и ты подумай, тоже время зря теряешь.

Витя Иловенский от смущения весь залился краской.