Глава 55

В милиции они были еще вчера. Заявление у них не приняли. И вообще, бессовестно отфутболили. Тимур ничего о похищении сказать не мог, а Кузька так путался, что ему не поверили. Даже синяк под глазом он получил не от похитителей, а от Тимура.

Следующее утро и половина дня прошли во взаимных упреках.

— Черт бы тебя побрал! — орал на него Каримов. — Если бы не твои дурацкие шоу и стрижки, ничего бы не случилось. Почему вы домой-то не поехали?

— Я тебя боялся, думал, ты меня побьешь.

— Я тебя теперь вообще убью!

— Нет, ты уже остыл, теперь не убьешь уже.

— Что нам делать-то теперь, а?

— Что-что! Искать его надо. Где-то.

— Где?! — рявкнул Тимур. — Когда тебя в прошлом году похитили, было хотя бы понятно, кто и почему мог это сделать. А сейчас я бы понял, если бы напали на меня или опять на тебя. Но на Витьку?.. На него-то почему?

— Откуда мы можем знать, почему? Может, это из-за его дяди. Он же с кем-то здесь встречался, мало ли, какие могут быть у него проблемы. Эти, в черных майках, явно именно за ним охотились, меня даже не пытались с крыши достать.

— А почему ты на эту крышу Витьку не втащил?

— Да ты что! Он же здоровей, чем ты! Разве б я справился? Да и поздно было. Он только успел меня туда зашвырнуть, на него сразу и напали.

— Я не пойму, а почему ты сразу милицию не вызвал, прямо оттуда?

— Не знаю я! «Ноль-два» с моего телефона не набирается, а экстренные вызовы я совсем с перепугу забыл.

— Мне бы позвонил. Это одна кнопка, склеротик! Я сам бы милицию вызвал.

— Тима, не догадался я, — простонал Кузя.

Они вернулись домой и все не могли решить, куда обращаться за помощью-. Искать самим — отпадало сразу. Кузька не запомнил ни номера, ни марки машины.

— Надо звонить моему отцу, — вздохнул Тимур.

— Зачем отцу?

— А кому? Не маме же! Да она с ума сойдет, а Павел Андреевич нас в порошок сотрет.

— Но твой отец далеко, чем он нам со своего Маврикия поможет?

— Он позвонит своей службе безопасности. Они знают, как действовать в таких случаях, — объяснил Тимур.

— Ага, то-то они меня не нашли. Соне надо звонить, вот, кто нам поможет! И фотографии Витькины у нее есть…

— Кузя, ты не придурок. Ты дурак. Кто, кроме тебя, видел, как Витьку погрузили в машину? Кто, кроме тебя, мог запомнить ее номер? Там, в этом дворе, кто-нибудь был? Или, может, в окно смотрел?

— Никого там не было, — снова заныл Кузя. — И окон там — раз-два и обчелся, все заколоченные. Но вдруг Соня что-нибудь придумает.

— Времени у нас нет. Соберись давай. Скоро мама будет звонить. Вчера не звонила, значит, будет сегодня. Разговаривать с нею будешь ты.

— Почему я? — перепугался Кузя.

— Потому что я не умею врать. Особенно ей.

— А я умею?

— Да!

— Да? Это потому что ты все время меня подставляешь и прячешься за мою спину.

Тимур посмотрел на названого брата так, что тот осекся и непроизвольно потянулся пальцами к подбитому глазу.


Маша Рокотова уселась в полюбившееся ей кресло у камина.

— Придется купить это кресло и увезти с собой в Россию, — улыбнулся Павел.

— Лучше продай меня и оставь в этом доме хотя бы в качестве мебели, — ответила она. — Я буду все время сидеть здесь у камина и смотреть в огонь.

— Ты умрешь от скуки через неделю.

— Нет. Мне хочется, чтобы время остановилось, как в сказке о спящей красавице, и я уснула здесь с веретеном в руках.

— Э, дорогая, с веретеном-то была колдунья, и она вряд ли уснула. Сделала свое черное дело и смылась из сонного королевства.

— Правда? — удивилась Маша. — Очень может быть. Дай мне телефон, я позвоню мальчишкам.

Он подал ей аппарат и попросил:

— Ты мне потом Витьку позови. Не смог ему сегодня на сотовый дозвониться. Наверняка аккумулятор сел, а ему, оболтусу, и ни к чему.

Трубку снял Кузя. Он долго тарахтел о том, как они всей троицей ходили вчера на шоу парикмахерского искусства.

— Ты представляешь, ты представляешь, мам, Тимку выкрасили в светлый тон, он потом бабушку припахал, она его назад перекрашивала. А Витька стал черноволосый, точно такой же, как Тимка, и стрижка похожая, со спины так вообще не отличишь. Он решил так и оставить. По-моему, классно получилось.

— Кузя, — остановила его Маша. — Я все поняла: теперь у нас два крашеных Тимки. Ты Вите дай трубочку, с ним Павел Андреевич хочет поговорить.

— А-а…

— Что?

— Это… Мам, тут такое дело… А он спит!

— Спит? — удивилась она. — У вас сейчас времени сколько, восемь? Он здоров?

— Да! — убежденно заорал Кузя. — Ты не волнуйся, все в порядке. Просто мы опять утром на рыбалку таскались. Он устал, вот и спит.

— Ты уверен, что все в порядке, Кузя? Ты меня не обманываешь?

— Мама, я в жизни никого не обманывал! — возмутился парень.

— Угу, а Тима где?

— Тима?

— Да, Тима.

— Тима… — Кузя замялся. — Тима тоже. Тоже спит. Они оба спят. А так — все в порядке.

— Кузя, я завтра утром снова позвоню. Я хочу поговорить с Тимуром. И Витин телефон зарядите, у него, похоже, батарея села. Понял?

— Я? Да. Ну, пока?

— Пока.

Она положила трубку и пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд Павла.

— Говорит, спят. И Витя, и Тимка. После рыбалки устали.

— О господи… Неужели опять!

— Что — опять? — насторожилась Маша. — Не волнуйся ты. Ничего нет особенного в том, что мальчишки устали и спят, тем более после рыбалки. Паша, что с тобой?

— Маш, ты понимаешь, у меня с Витькой есть одна проблема. Большая. Он уже три раза приходил домой пьяный. Представляешь? Пьяный! В пятнадцать-то лет!

Он опустился в кресло и закрыл лицо руками. Маша тяжело вздохнула. Да, она представляла.

— Сильно пьяным приходил? — спросила она.

— Нет, не сильно. Так, скорее поддатым. Потом отсыпался сутки. Но ребенок ведь, Маша! Ребенок совсем. Твои мальчишки могут выпить?

— Могут. Витю, думаю, спаивать не будут. Но пива с креветками попить могут, это у них запросто. Да не смотри ты на меня так. Я тоже считаю, что это плохо, что это неправильно. Я всячески борюсь с этим и пытаюсь не допустить. Но, даже если мы с тобой на голову встанем, они все равно этот запретный плод попробуют. Главное, чтобы он не показался им очень уж сладким. Кстати, ты сам-то первый раз в каком возрасте напился?

— Я? — Павел задумался, потом усмехнулся. — В четырнадцать. На следующее утро было такое похмелье, думал — помру. Запомнил на всю жизнь. Но тогда было другое время!

— Вот именно. Было другое время. Время, когда пьяный четырнадцатилетний подросток — это было нечто кошмарное и из ряда вон выходящее. И этот подросток был ты.

— Что ты хочешь сказать?

— Ничего особенного. Не переживай, Тимка — разумный человек, он не даст Вите распоясаться. И уж в любом случае сообщит мне, если случится что-то плохое.

— Что — плохое?

— Успокойся. Я уверена, ничего такого не произойдет.


С мамой разобрались. Но с нею задача была проста и понятна: сделать вид, что ничего не случилось, чтобы она не беспокоилась и отдыхала дальше.

Теперь нужно было решить, звонить или не звонить отцу. Тимур давно держал в руке трубку радиотелефона, но все медлил. Больше не к кому обращаться. Отец, конечно, скажет, что делать. К тому же он более хладнокровен, чем мама. И Витя Иловенский ему никто. Надо звонить. С другой стороны, он решит, что опасность может грозить и Тимуру, он и так уехал на взводе. Нет, звонить не надо.

И все же, почему похитили Витьку? А вдруг?.. Что там лепетал маме Кузя, чтобы отвлечь ее? Что Витька после стрижки и покраски стал очень похож на него, Тимура! Черт возьми, а если их просто перепутали? Если это все те же люди, которые точат зуб на фирму его отца? Тогда все понятно: они убили Покровского, покушались на маму и отца. Пока неудачно. Пока! Хотя, убийца Покровского вроде бы найден. И покушение на маму под вопросом. Но в отца-то стреляли, это точно! И если Витьку похитили вместо него, то что это значит? Значит, Витьки уже нет в живых?

Тимура прошиб холодный пот. Звонить!

Через полчаса он уже вытащил Кузю из дома. Время было уже позднее, десятый час, а нужно было добраться через весь город до дома отца, он приказал. Туда же приедет и Олег Грошев, начальник охраны компании. Отец велел все рассказать Грошеву и сидеть в доме до его приезда. Оставалась неделя. Даже больше. Неделю сидеть взаперти и ждать, когда охрана отца разыщет Витю. Разыщет ли? Нет, не разыщет.

А мама? Она будет звонить. И что? И приедет она не через неделю, а уже через пару дней. Тимур затормозил прямо перед подъездной дверью. Следом за ним с лестницы сбежал Кузя и с размаху ткнулся брату в спину. Они оба с грохотом вылетели на улицу.

На лавочке возле подъезда, опустив голову на руки, а руки оперев о колени, сидел Витька Иловенский.

— Он чего? Спит? — шепотом спросил Кузя, подходя к лавочке.

— Может, пьяный… — предположил Тимур и тронул Витьку за плечо.

Тот вдруг, как тряпичная кукла, повалился на бок, и парни едва успели его подхватить.

— Черт, Тимка, он живой?!

— А я знаю? Может, «скорую» вызвать? Витя, Витя, эй, ты меня слышишь?

Витя что-то промычал и открыл глаза. Взгляд был бессмысленным и пустым.

— Что это с ним?

— Наркотики, наверное, — пожал плечами Кузя. — Слушай, давай, я к бабушке сбегаю, она-то точно поможет.

Бабушка жила в том же дворе. Было видно, что у нее светится окно в кухне. Через пять минут она будет здесь. А еще через пятнадцать — обо всем будет знать мама.

— Нет, обойдемся без бабушки и без «скорой». Затащим его домой. Отоспится, придет в себя, и будем отпаивать чем-нибудь. Ты же тоже медик будущий, чему-нибудь вас научили? Давай.

— Чего — давай? Он вон какой здоровый. А я?

— А ты неблагодарная свинья! — отрезал Тимур. — Думаешь, Витьке было легко тебя на крышу зашвырнуть? Берись давай за ноги!

Они тащили беспомощного Витьку по лестнице, и Кузя, не переставая, стонал, что нет лифта и что они живут так высоко. Когда осталось только два пролета, в подъезд вошел их сосед и приятель Лешка и без лишних вопросов подхватил тяжелую ношу, отстранив вконец измотавшегося Кузю. Помог водрузить Иловенского на диван и убежал домой.

Всю ночь Кузя и Тимур просидели около Витьки. Сначала он лежал, как труп, совершенно без движения, и с остекленевшими глазами, устремленными в потолок. Сердце, правда, билось, и он дышал. Едва-едва, но дышал.

Потом его стало трясти. Парни совершенно перепугались и не раз порывались все же вызвать «скорую» или бабушку, трясло Витьку так, что он подпрыгивал на диване. Приходилось держать его изо всех сил, чтобы он не свалился на пол.

— Это, наверное, и есть ломка, да? — испуганно спрашивал Кузя.

— Откуда я знаю! Меня никогда не ломало.

Витька стал кричать. То ли от боли, то ли от страха, и Тимка старался заткнуть ему рот, чтобы не сбежались соседи. Наконец бедолага начал приходить в себя и попросил пить, но едва проглотил пару глотков воды, как его вырвало, и рвало, почти не переставая, больше часа. Казалось, из него уже вылетело все, и должна была остаться только пустая человеческая оболочка, повисшая на костях. Но у Иловенского всего лишь почернели подглазины и запали щеки. Он побледнел, и пульс был частым-частым, но едва слышным.

Они все измучались: и больной, и бегавшие вокруг него с тазиками и тряпками Кузя и Тимка. Когда Вите к утру стало легче, и он задремал, братья тоже повалились куда попало и заснули, Тимур — в кресле, а Кузя — прямо сидя на полу, откинув голову на край дивана.

Тимур проснулся, услышав, что его зовут.

— Тима, Тима… — хриплым шепотом повторял Витя.

Кузя, видно, тоже услышал, сполз на ковер и, свернувшись на нем калачиком, снова уснул.

— Ты как? — спросил Тимур Иловенского.

— Вроде ничего. Голова кружится, и пить хочется.

— Не тошнит?

— Нет, не тошнит.

— Сейчас попить тебе принесу.

— Погоди, — остановил его Витя. — Мне сказать тебе надо, а то забуду… Что-то со мной случилось такое, странное. Я проснулся, сначала все помнил, все тебе рассказать хотел. А сейчас уже почти все забыл. Почти все.

— Что, Витя? Что с тобой сделали? Слушай, может, у тебя сотрясение мозга? Черт, надо было все же врача вызвать, а мы, идиоты…

— Нет, меня не били. Меня какой-то дрянью напоили. Нос зажали и влили. Я все соображал, но был — как робот. Делал все, что приказывали. Во! Наверное, так в порнухе людей снимают.

— Тебя снимали в порнухе? — чуть не заорал Тимка.

— Тихо ты, — зашипел на него Витька. — Нет. Я такого не помню. Нет, точно не снимали. Мне дали какие-то бумаги и заставляли их подписывать. И все говорили: отцу расскажешь — убьем, папаша твой — сволочь, всех хотел провести… В общем, всякие гадости, и все про отца.

— Значит, тебя все-таки похитили из-за отца. Но от тебя-то они что хотели?

— Тима! Как ты не понимаешь? У меня же нет отца. Он погиб давным-давно. У меня же только дядя.

— Может, похитители не знали, что он дядя.

— Они не знали, что это я. Они думали, что это ты.

Господи, так значит, точно: перепутали!

— С чего ты решил?

— Там, в бумагах, стояло твое имя. Твое. Там и подписи есть почти везде. Только в нескольких местах нет, пустые строчки, и рядом имя твое напечатано. Мне велели там подписывать. Я и подписал.

— Но они же видели, что подпись не похожа!

— Похожа. Они мне сказали: смотри, как здесь расписывался, чтоб подписи точно такие были. Не дай бог, будет разница — конец тебе сразу.

— Витя, успокойся. Нельзя расписаться совершенно похоже, только посмотрев на подпись.

— Можно, — всхлипнул Витька. — Я же художник. И я специально тренировался много лет. Прикольно же. Учителей подписи в школе подделывал, бабушкину тоже, в дневнике… Тим, там, в этих бумагах, твоя подпись. Стопудово!

Загрузка...