В зале ресторана был организован огромный фуршет — по-европейски. Но очень многие, потихоньку набиравшиеся, приглашенные скоро стали подтаскивать из углов стулья и рассаживаться вокруг столов. Распорядитель по списку вызывал гостей, которые поздравляли новобрачных, вручали подарки, произносили речи и спичи. Речи по-русски беспардонно перебивались криками «Горько!», а потом и застольными песнями.
Маша Рокотова еще раз убедилась, что многолюдную свадьбу в нашей стране надо устраивать традиционную, обычную, без новомодных изысков, потому что большинство присутствующих этих изысков не понимают, а инструктаж распорядителя забывается буквально через пару рюмок.
Маша и Павел давным-давно уже вручили свой подарок: какое-то раззолоченное старинное издание восточных авторов, которое, кажется, очень понравилось Каримову.
Потом жениху преподнесли в дар большой и богато инкрустированный меч от Николая Сычева, сам давний приятель приехать не смог, и поздравительную речь от его имени зачитывал какой-то не то заместитель, не то помощник. Рокотова с трудом могла представить, для чего этот меч может пригодиться в семейной жизни.
— И вообще, ножи не дарят, — сказала она Павлу.
— Почему?
— Считается, что это к ссоре.
— Так это же не нож, это меч, — засмеялся Павел.
— Какая разница, большой нож.
— Хочешь сказать: к большой ссоре?
— Да ну, — махнула рукой Маша, — что им с Сычевым делить-то?
Она даже удивлялась: ее совершенно не трогала больше женитьба Ильдара. Может быть потому, что теперь это был окончательно и бесповоротно свершившийся факт. Оказалось, что ничего страшного не случилось, ничего, в общем-то, не изменилось, как кидал Каримов дикие взгляды в ее сторону раньше, так кидает и сейчас, и ревность как всегда жжет его, это было понятно Рокотовой и даже не удивляло. Но и не радовало. Потому что Иловенский эти взгляды тоже замечал и нервничал. Он все собирался переговорить с кем-то из гостей, каким-то чиновником из губернаторской или мэрской администрации, но не отходил от Маши до тех пор, пока не сдал ее Кузе Ярочкину. Она только вздохнула, глядя на прическу приемного сына: волосы были какими-то зеленовато-желтыми и торчали жестким ежиком.
— Мам, это все, что можно было спасти, — не дал ей начать причитания Кузя, — не говори ничего, а то я пойду и застрелюсь.
Он тут же потащил ее к какому-то дальнему столу, где обнаружил какие-то особо вкусные тарталетки с икрой и креветками.
— Надо обязательно все попробовать, — убеждал Кузя, — потом ты мне скажешь, что тебе больше всего понравилось. Я спрошу у шеф-повара, как это делается, а потом тоже приготовлю. Ты ешь-ешь, горячего здесь не будет. Дурацкая какая-то свадьба.
— Все, Кузя, — взмолилась Маша. — Если я еще что-нибудь попробую, я лопну!
— Ешь, говорю, а то будешь тощая, бледная и зеленая, как эта невеста.
— Она не зеленая, она салатовая. И рыжая.
— Да, рыжая и зеленая.
— А тебе, я смотрю, она не очень.
— Не очень? Да полный отстой, — фыркнул Кузя.
— А говорят, сейчас такие в моде…
— Да прям! Отстой, уж можешь мне поверить, я-то знаю, о чем говорю. Уж такой мэн, как Тимкин отец, мог бы отхватить себе что-нибудь покруче. И чем она его уж так приворожила? О, смотри, это мы еще не пробовали.
Рокотовой не было скучно, среди гостей было очень много ее знакомых. Но пообщаться толком не удавалось: разговоры то заглушались оркестром, то прерывались распорядителем, призывавшим послушать очередное поздравление. Кузя честно выполнял обещание, данное Павлу, и таскался за Машей повсюду. Наконец, она так устала, что стала искать глазами Иловенского: спросить, не пора ли уже им и откланяться, а еще лучше — просто смыться, не прощаясь. Павел в дальнем углу разговаривал с каким-то неприятным с виду мужчиной, который все больше слушал и кивал.
— Это тот, который такой здоровенный меч подарил, — проследив за ее взглядом, подсказал Кузя.
Павел разговаривал с человеком Сычева. Интересно, о чем? Ведь Камо сказал, что Сычев — враг Ильдара. Или это было тоже только для прикрытия? От шампанского разболелась голова, и, когда в зал выплыли восточные красавицы с танцами живота, Маша решила все же уехать.
— Машуня, может быть, еще чуть-чуть побудем? — неожиданно предложил Иловенский, которого Кузя оторвал от беседы с чиновником. — Понимаешь, у меня большое дело к его боссу, а встретиться с самим Сычевым мне не удалось.
— А вы его вызовите к себе в Москву, — встрял Кузя. — Вы же главнее?
Павел усмехнулся:
— В чем-то, может, и главнее, но сейчас Сычев мне больше нужен, чем я ему. Маш, еще полчаса — и уедем.
— Ну хорошо, — обреченно вздохнула Маша.
— Ничего не хорошо, — возразил Кузьма. — Мам, ты вон уже бледная, как невеста. Павел Андреевич, оставайтесь, а мы бы поехали, а?
Павел согласился, Маша обрадовалась. Договорились, что Иловенский приедет на машине охраны и привезет с собой Тимура: тот о чем-то оживленно беседовал с Ильдаром у окна в противоположном конце зала.
Ни с кем не прощаясь, Маша Рокотова и Кузя покинули торжество, а Павел Иловенский вернулся к своему собеседнику, но очень скоро распрощался с ним, тот уехал почти следом за Рокотовой.