Подождать до рассвета

Глава 23

Они пообедали в маленьком кафе и поехали выбирать платье для завтрашнего выхода. Павел вел Машу так уверенно, будто точно знал, где именно стоит это платье в ее городе покупать. Рокотова салона, в который Павел ее привел, вообще не знала.

— Ты-то когда успел найти этот магазин? — изумилась она, когда их усадили на светлый кожаный диванчик и принесли по чашке ароматного кофе.

— Я не искал, я спросил в секретариате вашего мэра, мне подробно объяснили и даже нарисовали план, — он вытащил из кармана смятую бумажку. — По-моему, тебе надо взять вот это белое платье.

Он указал на девушку, облаченную в пышный наряд с глубоким декольте. Маша поморщилась.

— Паш, я не люблю белый цвет, и, вообще, на свадьбе в белом должна быть только невеста.

— Простите, — смущенно наклонилась к ее плечу девушка, которая подала кофе, — а вы разве не невеста?

— Нет, мы идем на свадьбу к друзьям.

— Ох, а мы не поняли… Девочки, не надо свадебные, просто вечерние!

Она завернула обратно за портьеру очередную манекенщицу и уже через пару минут на маленьком подиуме показалась красавица в серебристом расшитом вечернем наряде. Модели сменяли одна другую, но Рокотовой ничего не нравилось. Она подозвала администратора и что-то шепнула ей на ухо. Девушка улыбнулась и пригласила Машу за драпировку, откуда выходили манекенщицы.

— Я вас понимаю, — мягко сказала администратор. — Вам трудно представить, как это будет выглядеть на вас?

— Вот именно. Мне проще это понять, когда платье находится на вешалке, а не на стройной красавице.

— Но вы тоже…

— Я хотела бы что-нибудь в темно-красных тонах, — сказала Маша, перебирая наряды. — Ну вот хотя бы это!

Она выбрала бордовый костюм из длинной юбки, оканчивавшейся небольшим шлейфом, и короткого жакета с высоким кружевным воротником. Увидев себя в зеркале, Маша просто влюбилась в этот наряд. Это было именно то, о чем сразу хочется сказать — это мое! Королевский воротник выгодно подчеркивал ее безупречную осанку, в неглубоком вырезе жакета удивительно высокой и пышной смотрелась грудь. Бордовый жаккард тесно облегал узкие бедра, а от колен разливался широкими мягкими волнами годе.

Ей тут же принесли подходящие туфли, и она вышла в зал. Увидев ее, Павел встал. Потом снова сел. И опять встал, в трогательном жесте сложив руки на округлом животе где-то в районе сердца. В такой позе он, наверное, слушает гимн в своем Совете Федерации.

Он впервые видел Машу такой. Она редко носила вечерние наряды, хотя смотрелась и чувствовала себя в них замечательно. Глядя на реакцию Иловенского, она забавлялась, думая, что с ним будет, когда он увидит ее завтра при полном параде.

— Мы это берем! — выпалил он, и администратор повела его к стойке.

Девушка очень тихо назвала цену, но Рокотова услышала. Столько она зарабатывала за целый год!

— Нет!

Она спрыгнула с подиума, чуть не сломав каблуки новых туфель.

— Паша, нет! — она схватила его за руку. — Я не надену платье, которое стоит как самолет!

— Ты его уже надела. А самолет стоит значительно больше.

— Я не надела, я примерила. Девушка, спасибо, мы его не покупаем.

— Ну что ж, — неожиданно согласился Иловенский. — Скажите, а может быть, мы сможем взять этот наряд напрокат?

— Напрокат? — возмущенно переспросила девушка-администратор. — Мы не даем… Хотя…

Через плечо Иловенского Маша увидела, как изменилось и снова стало приветливым ее лицо.

— Думаю, я все улажу, — она обратилась к Маше, — вас проводят переодеться.

Рокотова поняла: девушка не хочет спорить, но их сейчас вежливо выпроводят.

Платье она снимала в примерочной медленно, почти с тоской. Но купить его!.. Она ни за что не могла Павлу это позволить. Ее бы потом всю жизнь мучила совесть.

Наряд и туфли унесли, Маша надела свой костюмчик и оглядела себя в зеркале. Ну и что, что он смотрится довольно убого и немного мрачно. Она же сегодня на похороны его надевала. А для завтрашнего выхода они еще успеют что-нибудь подобрать. Но такого платья, съязвил ее внутренний голос, они уже нигде никогда не найдут.

— Все в порядке, — радостно объявил ей Иловенский, когда она вышла.

— Пожалуйста, не забудьте вернуть платье и туфли в пятницу до двенадцати, — с улыбкой сказала администратор, вручая обалдевшей Маше большую коробку с золотым бантом.

— Да-да, — закивал Павел, — а то платье превратится в тыкву, а туфли — в мышей. Спасибо, до свиданья!

Он выхватил коробку и потащил Машу к выходу.

— И они дали тебе это напрокат? — третий раз переспрашивала она уже в машине.

— Дали.

— Но они сказали, что не дают!

— Раньше не давали, а теперь дают.

— Не может быть!

— Почему? Я оставил им залог.

— Что же?

— Мое служебное удостоверение, — выпалил он. — И хватит об этом. В пятницу мы все вернем обратно, ты довольна?

— Да! — она была счастлива и, как ребенок, прижимала к груди драгоценную коробку.

— Только не напейся и не залей платье вином, — засмеялся Иловенский.

— Ой! — спохватилась Маша. — Я же забыла позвонить Вере. Как же у меня из головы вылетело?

Она вытащила мобильник и снова начала поочередно набирать все Верины телефоны: рабочий, домашний, мобильный, снова домашний… Ни один не отвечал. Маша занервничала.

— Это та самая лучшая подруга? — спросил Павел, не отвлекаясь от дороги, они пересекали волжский мост.

— Не лучшая, а просто подруга. Теперь, скорее, даже приятельница.

— И ты простой приятельнице отдаешь свое платье и так переживаешь, что она не отвечает на твои звонки?

— Да я бы сейчас для нее кожу с себя сняла и отдала! Хотя нет, кожу, пожалуй, едва ли. Понимаешь, Вера — моя школьная подруга. Последнее время мы с ней редко видимся. Мама даже говорит, что Вера обращается ко мне, только когда ей плохо. Но сейчас ей действительно плохо. Она ведет себя как-то… странно. Резкие перепады настроения, взрывы какой-то непонятной агрессии…

— Климакс?

— Да ну тебя! Я думала, что все это у нее было от безответной любви. Женщина влюбилась, возраст к сорока.

— Говорю же, климакс.

— Паша! Мама говорит, что все эти ее заскоки очень похожи на поведение наркоманов. И глаза у нее такие страшные: зрачки сужены и на свету и в полумраке. Она недавно машину свою продала. Кредит взяла в банке, я для нее поручителем выступала, думала она новую машину хочет купить или квартиру другую. Ничего она не купила. Тут же снова у меня денег в долг попросила.

— Ты дала?

— Конечно, дала.

— Маша, по-моему, твоя мама права.

— Паша, ты же не знаешь Веру! Хотя, иногда мне кажется, я ее тоже плохо знаю. И все-таки это наверняка из-за любви. Она без ума от своего шефа, и в последние дни у них уже все почти состоялось. Вера сама с ним объяснилась, оказалось, и он к ней неравнодушен. Я так боялась, как бы такой роман не закончился плохо! Так и случилось. Шеф наговорил ей сказок про больную жену, которую он не может бросить даже ради большой и светлой любви.

— Почему ты думаешь, что он солгал?

— Потому что это не может быть правдой! Потому что это вечная песня женатых мужчин, позволяющая им водить за нос легковерных любовниц. В жизни так не бывает.

— У меня так было, — спокойно возразил Иловенский.

— Как? — удивилась Рокотова.

— У меня была больная жена. И я тоже никогда не смог бы ее бросить.

— И у тебя была в это время любовница?

— Нет, любовницы не было.

— Вот видишь!

— Но она могла бы появиться. Маш, ты знаешь, какое это горе — видеть, как умирает близкий человек? Как он мучается, страдает? Ты-то помнишь его здоровым и красивым, а он — совсем другой. Он тебя не слышит, не видит, не понимает…

Его голос стал совсем глухим и горьким.

— Прости, — тихо сказала Маша, — я не хотела тебя расстраивать.

Но Павел уже справился с собой.

— Маша, а из чего вы с подругой сделали вывод, что та мадам, с которой этот мужик пришел в ресторан, — это его возлюбленная?

— Да по всему было видно!

— По чему?

— Ну, я не знаю… — растерялась Маша. — Он так ее обнимал. И наклонялся к ней, и целовал в щечку…

— А ты не допускаешь, что он из тех, кто обращается вот так со всеми женщинами? Этакий дамский угодник без дальнего прицела? А вот Веру, допустим, он действительно полюбил.

Маша задумалась. А если это так и есть? Если посмотреть объективно? Ей-то любовь не застит глаза, как Вере.

— Если уж ты принимаешь такое участие в судьбе своей знакомой, так выясни, кто была эта женщина в ресторане.

— Да я знаю, кто она.

— И кто же?

— Это невеста моего бывшего мужа, Ильдара Каримова.

— Чем дальше в лес, тем толще партизаны! — выдохнул Иловенский.

Маша снова принялась набирать номера Веры, но никто по-прежнему не отзывался.

— Господи! Ну что же это такое! Неужели это все-таки случилось? Никогда себе не прощу!

— Что случилось-то?

— Вдруг она лежит там, беспомощная. Или вообще… — всхлипнула Маша.

— Тьфу ты, где ее дом?

— Паша, мы к ней все равно не попадем!

— Там разберемся. Показывай дорогу!