Подождать до рассвета

Глава 36

Каримов чувствовал себя настоящей свиньей. Наверное, это случилось именно потому, что он слишком сильно боялся, как бы этого не сделать. Короче, он все-таки назвал Алену Машкой. Да еще в самый неподходящий момент. Не потому, что ему было плохо с молодой женой и он все время думал о Рокотовой, нет, он о ней совсем и не думал… Но черт-те же задери!

Алена, конечно же услышала, но виду не подала. Только стала чуть ласковее, чуть нежнее, еще старательнее, и именно по этому Каримов понял, что она обиделась.

У них все вчера вечером было «по-настоящему», она так хотела и именно так называла: по-настоящему. В дом он ее вносил на руках, ему почему-то хотелось назвать эту процедуру выносом тела, хотя тело он, конечно, вносил внутрь. Он был сильным, и Алена была для него, как говорится, не вес, но оказалась длинновата, и Ильдар пересчитал ее ногами все перила на лестнице, пока поднимался в спальню.

Как она и хотела, в спальне над кроватью повесили голубой балдахин, в постели валялись розовые лепестки, а по углам курились ароматические лампы. Еще какие-то свечи горели там и сям, Каримову стало душно, словно они давали невесть какой жар.

Она хотела, чтобы он ее раздел сразу и сам, и он раздел с горем пополам. Что-то жалобно затрещало в ее зеленом платье, и пальцам все не поддавались тонкие шнурки корсета. Что она там утягивала-то этим корсетом?

Он первый раз увидел ее совершенно без одежды, даже без купальника. Алена стояла вся молочно-бледная, почти голубая на фоне полога балдахина, очень тонкая, стыдливо прикрытая рыжими волосами. Она была очень красива: ровные ноги, узкие бедра, тоненькая талия, маленькие острые груди, глубокие впадины у ключиц и длинная шея… Все это теперь принадлежало ему одному.

Как она и хотела, он поцеловал ее долго-долго. И понял — он ее не хочет. Совершенно. Вообще. Он решительно не умел вести себя с девственницами и не желал этому учиться. Он запомнил и выполнил все, о чем она его просила. В этой, как ему казалось, надуманной романтической чепухе пропало то бешеное желание, которое он испытывал к Алене еще накануне. Хотя нет. Накануне он ничего к ней не испытывал. Он сначала хоронил Стасика Покровского, а потом запивал свое горе. Но ведь было же, было совсем недавно, он чувствовал себя почти больным рядом с Аленой, его бросало то в жар, то в холод. С самого первого дня их знакомства ему хотелось содрать с нее узкое платье или символическую юбочку, какие она любит, и, подхватив ее под узкие бедра… Тут ему в голову и пришла крамольная мысль: если бы в тот самый первый день ему удалось содрать платье и усадить ее, скажем, на подоконник в сортире того клуба, где они и познакомились, если бы он смог овладеть ею еще тогда, вряд ли бы он сейчас на ней женился.

Он очень боялся обидеть ее и причинить ей боль. И сделал и то и другое. Но, если без боли в первую брачную ночь обходиться как-то не принято, то уж называть Алену Машкой было совершенно лишним. Худо-бедно он справился, словно экзамен сдал, а утром — повторил. И все получилось уже более достойно. И даже никакой особой разницы между неопытной девственницей и самой обычной девчонкой он не почувствовал. Старательная, вот как он назвал бы свою новую жену в постели. Тоже будто заученный урок выполняет. Она старалась доставить ему удовольствие и продемонстрировать все, что знала от подружек и из телевизора, эти старания позабавили и немного покоробили Ильдара.

У них все прошло неплохо и было бы еще лучше, если бы Аленушка сейчас оделась, он чмокнул бы ее в щеку и усадил бы в такси, пообещав позвонить скоро, когда-нибудь. Но увы. Теперь ему с этим жить. И он сам это придумал. И теперь еще придется «по-настоящему» ехать в свадебное путешествие, а у него на работе проблемы, и Стаса нет, компанию оставить не на кого. И сегодня нужно быть в офисе обязательно, а Алена запланировала визит к новоиспеченной теще.

— Иля! Иля, эй!

— Не называй меня Илей.

— Как скажешь. Трубку возьми, тебе звонят.

Она не дала ему телефонную трубку в руки, а положила на стол так, чтобы ему пришлось встать и подойти. Он понял почему, когда услышал, что звонит Тимур.

Вот еще и сын настаивал на встрече, а с ним — этот Иловенский. Иловенский, который ночевал сегодня у Машки. И где, интересно бы узнать, он там спал в их крошечной квартирке? Вряд ли для него поставили раскладушку! С нею он спал, вот где! Ильдару хотелось удавить Павла, а не беседовать с ним, хотя Тимур был прав: увидеться и переговорить надо.

— Алена, ты собирайся, я отвезу тебя к твоей матери.

— Ты должен называть ее мамой! — она обвила руками его шею, халатик распахнулся.

— У меня была мама. Она у меня одна и другой не будет, — он отцепил жену от себя. — Я отвезу тебя, а сам подъеду попозже.

Алена тут же надулась.

— Я должен встретиться с сыном.

— Но Иля…

— Не называй меня Илей.

— Хорошо. У нас сегодня первый день нашей — нашей! — семейной жизни. А тебе надо встретиться с сыном?!

— Но тебе же надо ехать к матери в первый день нашей семейной жизни?

— Это нужно нам!

— Но мне нужно встретиться с Тимуром, потому что…

Он чуть было не сказал: потому что в кого-то из нас вчера стрелял снайпер. В меня или в сына. Или все-таки в Иловенского?

— Потому что он будет работать в компании в мое отсутствие, я должен дать ему указания.

— Он будет управлять компанией вместо тебя? — изумилась Алена.

— Конечно, нет! Слушай, одевайся, а то мы опоздаем, — отмахнулся он.

— А кто будет управлять компанией? Ведь твой заместитель погиб.

— У меня есть другой заместитель, он и будет управлять. Или ты можешь предложить другой вариант?

Может, она скажет: давай никуда не поедем?

— Я знаю человека, который мог бы порулить вместо тебя. Я могу тебя сегодня…

— Алена, ничего не надо. Надо, чтобы ты оделась и села в машину.

— Только, если ты скажешь, кто я, — она снова повисла у него на шее и потерлась щекой об его ухо, а грудью о его рубашку.

— Ты? — растерялся он. — Моя жена.

— Ну-у…

— Киска, рыбка и зайчик! Все, собирайся.

Жаль, что она не стояла вчера вечером вместе с ними у окна. Может, ему повезло бы, и ее пристрели…

Нет, он чувствовал себя настоящей свиньей!