Маленький дворик и огород были такими чистыми и ухоженными, будто здесь, не покладая рук, трудилось семейство в полдюжины человек. Вера из любопытства даже обошла дом и увидела позади большой, засаженный всякой всячиной участок.
На безукоризненных грядках стройными рядами, как солдаты на параде в ярко-зеленых мундирчиках, выстроились всевозможные растеньица. Поодаль красовались аккуратно подстриженные кустики. Некоторые из них еще цвели, на других зрели какие-то ягоды. Дорожки между грядками были усыпаны мелким гравием. Он тихо шуршал под ногами, пока Вера возвращалась к калитке. Даже эта калитка и весь заборчик были ухоженными и свежевыкрашенными.
Она оглянулась на дом. Изба была, конечно, старая, чуть покосившаяся, но недавно подновленная, с резными наличниками и крышей, это особенно поразило Веру, крышей, крытой дорогой импортной черепицей.
Ничего себе, избушка на курьих ножках, подумала Травникова, выходя на улицу. У нее под ногами в калитку шмыгнула рыжая кошка, выскочила вперед и выжидательно обернулась: решила проводить.
Не успела Вера пройти и пару десятков метров, как что-то неприятно поразило ее и насторожило: улица была пуста. Совершенно. Вера оглянулась. Никого не было видно ни впереди, ни сзади. Неужели все на работе? А старики, а дети? Ни одна собака не кинулась лаять на рыжую кошку, ни одна курица не копошилась в придорожной пыли. Деревня словно вымерла. Вера шла и испуганно озиралась по сторонам. Щербатые заборы, местами повалившиеся в огороды, из последних сил уцепившиеся за них на одной петле калитки и ворота… Избы с обрушившимися внутрь крышами, будто в болото проваливались, врастали в землю. Сухой, еще прошлогодний бурьян, не сломленный зимними ветрами и не окончательно заглушенный свежей травой, торчал чуть не до середины окон. А окна были большей частью заколочены крест-накрест гнилыми досками, отодранными, видимо, от ближайших заборов. Те, что не заколочены, тоже не гляделись жилыми, щерились пыльными осколками выбитых стекол.
Где-то за спиной у Веры что-то гудело, кажется, ветер выл в пустой улице.
Деревня, действительно, была мертва. Она лежала, забытая, заброшенная, отгороженная от живого мира темным высоким лесом, никому не нужная и, кажется, никому, кроме вездесущего ветра, не известная.
Но ведь живет же здесь старуха! И странные гости ходят к ней. Нет, поняла Вера, деревня не забытая, а затаенная, спрятавшаяся здесь от чужих глаз. Она живет своей тайной жизнью. И пусть здесь всего одна жительница. Хотя вот уже и не одна. Она, Вера, ведь тоже теперь здесь. Ей было уже не так страшно, уже не казалось, что кто-то выскочит на нее из-за замшелых домов или из черных провалов окон.
Вера добралась до колодца. Он был самый обычный, домиком, с обколовшейся резьбой на крыше и надтреснутым деревянным барабаном. Цепь была новая, блестящая, а прямо на дверце, прикрывавшей устье, сияло оцинкованное ведро.
Вера отодвинула ведро и откинула крышку. Из колодца повеяло ледяным холодом. Она с наслаждением наклонилась, вдыхая холодный запах колодезной воды, и заглянула вниз. Вода, потревоженная солнечным лучом, будто недовольно щурилась светлыми бликами. Казалось, что там, внизу, отражается что-то необычное, потаенное, загадочное. Не звезды, нет, что-то еще более удивительное и недосягаемое.
Жалко было опускать ведро в эту воду, и Вера, боясь тронуть темную гладь, стала потихоньку отпускать цепь до тех пор, пока дно ведра не коснулось поверхности, коснулось и поплыло, не зачерпнув и капли. По воде снова побежали блики, наваждение развеялось, Вера улыбнулась своей неумелости, вытащила цепь и с размаху бросила ведро вниз.
Когда она вытащила ведро с кристально чистой водой, в нем плавали крохотные льдинки, тонкие и прозрачные, как хрусталики. Она опустила в ледяную воду ладони пригоршней и, зачерпнув из ведра, стала с наслаждением большими глотками пить. Вмиг у нее занемели губы и заломило все зубы. Дыханье перехватило, и она, плеснув себе в лицо остатки воды из пригоршни, прерывисто вдохнула, и воздух показался ей таким же ледяным, как вода.
Большое эмалированное ведро вовсе не казалось ей тяжелым, когда она шла обратно. И пустая деревня не пугала. И ветер нигде не выл. Да и какой тут ветер, тишь стояла необыкновенная, предвечерняя. Солнце уже скрылось наполовину за лесом, и огромные деревья стали еще чернее и торжественней.
У старухиной избушки стояла машина: огромный джип-внедорожник с темными стеклами. Кошка, которая всю дорогу бежала перед Верой, вдруг прижала уши, затрясла хвостом и прыгнула в кусты под забор. Вера замедлила шаг и наконец остановилась. Это не ветер выл, это шумел двигатель машины, на которой приехал к старухе новый гость. Травникова совершенно не хотела сталкиваться с незнакомцем. Ей было немного стыдно, что она находится здесь, хотя и не понятно, чего тут можно было стыдиться.
Дверь отворилась, и на крыльцо вышел мужчина. Вера едва не закричала в голос, мотнулась в сторону, оступилась, ведро расплескалось, и перепуганная женщина с маху обвалилась прямо за забор на землю, в холодную лужу колодезной воды.
Валерий Беловский, озадаченно сдвинув брови, пытался прикурить, стоя на крыльце. Сигарета почему-то не раскуривалась, а потом и зажигалка перестала работать. Он чертыхнулся и отшвырнул ее в сторону. Вера тихонько охнула и зажала руками рот: зажигалка попала ей прямо в лоб. Сквозь щель в досках забора она видела, как Беловский сел за руль и уехал, а она все гадала, почему она все сидит тут в луже за забором и почему не бросилась к нему, не вцепилась ему в волосы или не повисла на шее. Он ведь искал ее. И как он, интересно, сюда добрался, как узнал?
Она наконец собралась с силами и вылезла из своего укрытия. Одежда была грязной и частью мокрой. В ведре еще оставалось чуть меньше половины воды. Кое-как отряхнувшись, Вера решила пока не идти обратно к колодцу, может, хватит и этого.
— Что так мало принесла? — проворчала бабка, но потом вдруг спросила мягко: — Или все еще плохо тебе?
— Нет, — смутилась Вера, — я споткнулась по дороге. Вы перелейте в самовар, а я сейчас еще схожу. Давайте, я сама перелью.
Она схватилась за ручку ведра, но старуха отстранила ее.
— Не ходи пока, нам хватит. Ты воды-то живой напилась?
— Живой? — удивилась Вера.
— Ну да. Той, что только из колодца?
— А там разве живая вода, как в сказке?
Старуха подняла ведро и стала лить воду в медный самовар. Вере показалось, что вода не журчит и не звенит о медные стенки, а смеется над нею.
Хозяйка ничего не ответила про живую воду, а велела Вере умыться и переодеться.
— У меня ничего нет из одежды, все дома.
— Не беда, я тебе что-нибудь свое дам.
Вера содрогнулась от ужаса, услышав это. И только тогда, когда старуха достала из скрипучего шкафа вполне приличные джинсы и футболку, Травникова заметила, что и сама бабка одета весьма прилично: в длинное трикотажное платье, делавшее ее фигуру еще уродливей, и шелковую цветастую косынку.