— Маша, отвези меня домой, — попросил Камо Есакян.
— Хорошо, — кивнула Рокотова. — Мы тебя подбросим.
— Нет, ты меня домой проводи. Боюсь я. Что там с Ларой? Она ведь на развод подала.
— А ты сам что думаешь делать?
— Но я же не убивал Стаса. И дети у нас…
— Но ведь…
Маша хотела сказать: ведь она тебе изменила, потом передумала — уже ясно, что Камо жену простил.
— Но ведь ты написал признание. Почему?
— Понятия не имею, — развел руками Есакян. — Я даже не помню, что писал какое-то признание.
— Но тот вечер, когда умер Стас, помнишь?
— Конечно, помню!
— Так почему на твоем ноже были следы твоей крови в таком месте, будто удар нанес именно ты?
— Потому что я на копченом леще показывал, как мы вспорем брюхо этим истцам, если будем готовы к суду! А штопор…
— Понятно, — перебила Маша. — А как мы с тобой у следователя разговаривали, помнишь?
— Нет, не помню. Зато помню, что посылки только ты и присылала.
— Посылки? Я? — изумилась она. — Точно, а ведь ты мне и у следователя про посылку говорил. Я ничего тебе не посылала. Что там было?
— Было? Конфеты, сигареты, чай… Чай! Очень вкусный! Это в первый раз. А вторую посылку я только сегодня получил. Даже не открыл. Мужикам в камере оставил.
— В камере-то сильно хреново было? — спросил Павел Иловенский.
— Да не очень. Я ж адвокат по уголовным делам. В камере народу много, у каждого — свое дело. Вот и разбирали, защиту готовили с каждым. Не совсем худо было. Только помыться не терпится. Все кажется, что воняет от меня невыносимо.
— А отпустили-то тебя почему? — брякнула Маша. — То есть, хорошо, что отпустили. Но тебя больше не обвиняют? Нашли настоящего убийцу Стаса?
— Нет, не нашли. И обвиняют меня по-прежнему. За меня Николай Сычев залог внес, думал — я смогу Ильдару помочь. Стыдно перед ним. Я ж бездоказательно его перед Ильдаром обвинил. Это с меня все подозрения в его адрес начались. Эх…
— Да, теперь Ильдар… ушел с мыслью, что Сычев — его враг, — прошептала Маша. — Ужас.
Они приехали, но Камо долго не решался выходить из машины. Маша вытащила его почти силой. То ли Лара решила, что поторопилась с разводом, то ли поверила, что муж не виноват в убийстве, но она бросилась со слезами на шею Камо. Маша Рокотова и Павел Иловенский постояли немного в прихожей, послушали ее причитания и подвывания малышей, а потом оставили их. Кажется, тут все было в относительном порядке.
До трех часов ночи просидели без сна. Кузя плакал. Тимур все больше молчал, опустив глаза. Маша рассказывала Иловенскому об Ильдаре, стараясь избегать скользких мест. Избегать получалось плохо.
— Ты очень его любила? — спросил Павел.
— Когда-то — очень, — честно сказала Маша. — А потом, когда мы развелись, он был для меня самым близким другом. Дружить с ним было проще и приятнее, чем жить в браке.
— Ты очень переживаешь его смерть?
Маше этот вопрос показался неуместным и почти возмутительным.
— Он вел такую жизнь, что я много раз переживала и готовилась к самому худшему. А сейчас, когда все случилось, я никак не могу в это поверить. Вот никак! Может, когда увижу собственными глазами… Мне все кажется, что он где-то далеко, но живой. Будто просто уехал куда-то.
— А что теперь будет с компанией? — спросил Тимур.
— Пока неизвестно, — ответил Павел. — ФСБ проверку прекратила. Теперь важно — будет суд по тому иску «Бергуса» или нет. У них сейчас половина акций, это точно. С другой половиной не все ясно. Если новый тесть Ильдара успел оформить его завещание, то акции будут принадлежать последней законной жене. Если же завещание не попало в нужную нотариальную контору до момента смерти и не зарегистрировано, то все по старому завещанию получишь ты, Маша. Но в любом случае все будет зависеть от суда. Если иск будет удовлетворен, то любой наследнице Ильдара придется погашать огромный долг. Придется продавать компанию.
— Да черт с ней, с компанией! Но ведь надо найти убийцу Ильдара! И Стаса! И если эти истцы причастны…
— Вряд ли можно будет доказать причастность. Да и с фирмой непросто: бизнес будет тут же продан-перепродан, «Бергус» окажется ни при чем, а на хвосте цепочки повиснет вполне добросовестный приобретатель.
— Да ну тебя! — разозлилась Маша. — Кто сейчас первым нарисуется возле компании, тот и виноват!
— Первым делом нарисуется молодая жена, которая совершенно ни при чем.
— Тима, ты сказал тете Вере, чтобы связалась со своим шефом? — вспомнила Маша.
— Сказал. Этот Беловский сегодня в Москве, завтра тоже. То есть, уже сегодня… Он сообщил своей дочке о смерти папы.
Ложась под самое утро спать, Маша Рокотова уже решила, что она будет делать завтра.
— Вер, привет, ты связалась с шефом?
— Да, он в Москве. Маша, а Ильдар действительно… Его убили?
— Да, — выдохнула Маша.
— Кто его?..
— Не знаю. Никто не знает. Следствие ищет. Вскрытие будет.
— Но как это случилось?
— Как-как! Вошла якобы медсестра, впрыснула ему что-то прямо в капельницу. Да еще моей матери в руки шприц сунула. Там теперь только мамины отпечатки, медсестра-то в перчатках была. И у следователя теперь всякие вопросы, свидетелей же не было.
— Машка, ты с ума сошла! Хочешь сказать, Аллу Ивановну подозревают в убийстве? У нее же нет мотивов. Да она же спасла его вот тут! — Вера ткнула пальцем в сторону кресла, где, кажется, так давно полулежал без сознания Каримов. Без сознания, но еще живой!
— Ты не волнуйся, Вера, там разберутся. Мне нужно поговорить с твоим шефом. Набери мне его номер.
— Он не отвечает сегодня весь день, — сказала Травникова, но номер набрала. — Нет, опять вне действия сети. Наверное, уже в дороге.
Из ванной боязливо выглянула Ядвига. Она не знала, кто и почему подпер поленом ее дверь и поджег дом, и теперь пряталась и боялась всех и вся. К счастью, в узле, который махом собрала Рокотова в горящем сарае, оказались почти все ингредиенты для Вериных лекарств. Не хватало сущих пустяков, да и то вчера привезли Яга с Павлом откуда-то из леса. Но все же скоро готовый материал закончится, понадобится лаборатория. С этим можно было попроситься в научный центр Ильдаровой компании… Ильдара нет. Директор центра тоже, конечно, не откажет, если Алена не запретит. Кроме того, остался еще один непроясненный вопрос.
— Ладно, Вера, поеду-ка я в офис «Дентал-Систем», нужно поговорить с одной сотрудницей. Слушай, у тебя есть что-нибудь от желудка? То ли перенервничала, то ли съела что-то несвежее.
— Сейчас я вам дам одну настоечку… — встряла Ядвига.
— Нет! — заорала Маша и замахала руками. — Все, у меня больше ничего не болит!
— Что вы, не бойтесь, плохо не будет. И это очень вкусно.
— Ничего я не буду пить. Все мои знакомые, кто пил в последнее время что-нибудь вкусное, ничего не помнят. Напрочь. И Камо, и Витя Иловенский, и Ильдар… У меня и так с памятью беда, рисковать не стану.
— Ладно, успокойся, — засмеялась Вера. — Сейчас я тебе гастал принесу.