ОЖОГ

Мы решили поужинать в итальянском ресторанчике. Выбор оказался неудачным: в восемь вечера заведение ломилось от посетителей. В той части Вермонта не так-то много мест, где прилично кормят, и создавалось впечатление, что здесь собралась вся округа (за исключением ценителей гамбургеров). Столик на семерых, конечно, было не найти. Пришлось разделиться. Официант в конце концов отыскал для нас один шестиместный столик и один двухместный, который Кассандра сразу зарезервировала для себя. Я подумала, что она будет ужинать в одиночестве — удивительного тут мало. Вместо этого она пригласила меня составить ей компанию. Это потрясло всех. Пейдж впилась в меня глазами, словно не могла понять, с чего вдруг Кассандре вздумалось поужинать со мной тет-а-тет. Думаю, ее куда меньше поразило бы, реши Кассандра поужинать мной. Даже Кеннет непонимающе заморгал — явный признак, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Но, сказать честно, мне это предложение польстило. Кассандра была не из тех, кто без компании никуда.

Итак, мы разместились в стороне от других, на летней веранде. Мне все не терпелось увидеть — будет она все-таки что-то есть или нет. Кассандра заказала себе куриную грудку, запеченную с пармезаном, и белого вина. Бокал постепенно пустел, а вот к цыпленку она едва притронулась и, отщипнув всего пару кусочков, повозила вилкой по тарелке — чтобы казалось, будто на самом деле съедено больше. Может, ее настоящий ужин был впереди. Задумываться на этот счет мне не особенно хотелось. Вероятно, для пожирателя сырой крольчатины я излишне разборчива в еде, однако как волку и как человеку мне нравятся разные блюда. Да, свежее оленье мясо — мясо зверя, которого я сама выследила и убила, — великолепно на вкус, но когда передо мной тарелка с лапшой и морепродуктами, я таких мыслей стараюсь избегать.

— Вы довольно любопытны, — произнесла Кассандра, когда принесли наш заказ, — но почти не задаете вопросов. Странная черта для журналиста.

Что еще Рут и Пейдж разболтали обо мне другим, интересно?

— Все зависит от специфики работы, — отозвалась я. — Я пишу на общественно-политические темы. В грязном белье копаться почти не приходится.

— Значит, личных вопросов вы избегаете, чтобы потом самой не пришлось на них отвечать, я полагаю? Но если вас что-то интересует, спрашивайте. Я не возражаю.

— Хорошо, — сказала я… и ничего не спросила.

Несколько минут прошло в молчании. Наконец у меня созрел вопрос, и довольно существенный. Собственно, он был написан большими буквами на нетронутой тарелке Кассандры.

— Вы, как я вижу, не поклонница итальянской кухни?

— Не только ее, но и вообще любой твердой пищи. Я могу съесть несколько кусочков, но потом у меня несварение.

Она ждала, пока я продолжу — лицо бесстрастное, в глазах веселый огонек.

— Кое о чем можно и не спрашивать, верно? — проговорила я, сделав глоток вина. — Например, относительно вампиров… знаете, это все равно, что спрашивать, превращаются ли оборотни в волков. Главная особенность вида как-никак.

— На самом деле в моем случае вы ошибаетесь. Знаю, знаю, вы столько раз об этом читали. Но книги попросту врут. Я ни за что и никогда не буду спать в гробу. — Помолчав, она вскинула брови: — Или вы имели в виду что-то другое?

— Я хотела сказать, что вам наверняка приходится пить… — Я показала на свой бокал.

— Бургундское? Предпочитаю белые вина. Хвала небесам за то, что мне доступны небольшие радости вроде этой. Трудности у меня возникают только с твердой пищей. Елена, позвольте я вам помогу с подбором слов. Скорее всего вы хотели сказать «кровь».

— Ах да. Ну надо же, вылетело из головы.

Она расхохоталась, напугав своим грудным смехом одного из официантов. Мы заказали у него еще по бокалу и дождались, пока он уйдет.

— Итак, как это выглядит в наши дни? — начала я. — Банк крови открыл доставку на дом?

— Боюсь, все совсем не так.

— Договорились с местным мясником?

— Управлению по санитарному надзору это бы не понравилось. Как ни жаль мне вас разочаровывать, пищу мы себе добываем по старинке.

— А…

— И вправду, а, — снова рассмеялась она. — Да, я беру кровь из непосредственного источника. Но существуют строгие правила. Детей не трогать. Молодежь до тридцати лет тоже. Так больше азарта.

— Я вам говорила, что мне двадцать восемь?

— У меня другие сведения, — широко улыбнулась Кассандра. — Однако вам не о чем беспокоиться. Элементарная вежливость не позволяет мне высасывать жизненные соки из тех, кому меня официально представили.

Она возила кусочком курятины по тарелке.

— Если честно, я пробовала и консервированную кровь, и кровь животных — все без толку, то же самое, что жить на хлебе и воде. Сил едва хватает, чтобы продолжать существование. Тем не менее некоторые питаются только так. Я для этого слишком большая эгоистка. Если уж я живу, то моя жизнь должна быть полной во всех отношениях. Оправдание у меня одно: я стараюсь выбирать тех, кто сам ищет смерти — стариков, больных, самоубийц. Это, разумеется, самообман. Допустим, я чувствую, что человек хочет умереть. Откуда мне, спрашивается, знать — вдруг это временное уныние из-за неудачи в любви? Может, он и не собирается бросаться с крыши? Наша жизнь была бы намного проще, если б с перерождением мы теряли способность отличать добро от зла. Видимо, поэтому наш дар и называют проклятием. Души остаются с нами.

— Но ведь у вас нет другого выбора.

— О нет, выбор есть всегда: самоуничтожение. Некоторые так и поступают. Задумывается об этом большинство — и все же стремление жить чаще всего побеждает. Что важнее — моя смерть или «их»? Моя, и к черту альтруизм. Вот девиз сильных духом. Или безнадежных эгоистов.

После минутного молчания она спросила:

— Я правильно поняла, что оборотни не занимаются каннибализмом?

— Вы хотите сказать, не едим ли мы людей? Строго говоря, оборотень-каннибал — это тот, кто ест других оборотней.

— Так вы не считаете себя людьми?

— У каждого по-разному. Лично я считаю себя наполовину человеком, наполовину волком. Кле… другие со мной не согласны. Оборотни, по их мнению, — это отдельный вид. Не подумайте, я не пытаюсь уйти от вопроса. Волкам из Стаи есть человеческое мясо запрещается. Да мы бы и не стали этого делать — незачем просто. Убитый человек так же утолит голод, как и убитый олень. Какой смысл в людоедстве?

— Неужели все так просто?

— К сожалению, нет. Помимо голода в нас живет охотничий инстинкт, и человек — скажу откровенно — более интересная добыча, чем любое из животных.

Глаза Кассандры заблестели.

— «Самая опасная дичь».[14]

Мне вдруг подумалось, что странно разговаривать о таких вещах с другой женщиной. Прогнав эту мысль, я продолжила:

— Вся загвоздка в том, что охотиться, не убивая, очень тяжело. Нет, такое возможно, но всегда рискуешь зайти слишком далеко. Оборотни, не входящие в Стаю, охотятся на людей и пожирают их. Соблазн чересчур велик, а контролировать себя пытаются немногие.

Подошел официант, предложил нам заказать десерт. Я хотела по привычке отказаться — всегда так поступаю, когда ем за одним столом с обычными женщинами, — но внезапно поняла, что сейчас нужды в том нет. Кассандре было безразлично, два куска я слопаю или три. Поэтому я попросила тирамису и кофе. Кассандра заказала тот же напиток. Официант уже собрался уходить, но она вытянула руку и взяла его за запястье.

— Без кофеина, пожалуйста.

Руки она при этом не убирала, держа большой палец на его пульсе. Парень был молодой, красивый на латиноамериканский манер — большие темные глаза, гладкая оливковая кожа. Заметил ли он, что случайный жест затянулся? Нет. Кассандра не сводила с него глаз, словно узрела перед собой чудо. А он смотрел на нее, как мышь, введенная коброй в транс. Помани она его сейчас в темный закоулок, бедняга бросился бы за ней со всех ног. Наконец она отпустила его запястье. Парень моргнул, и нечто похожее на разочарование промелькнуло на его лице. Он заверил нас, что через минуту принесет кофе, и вернулся в главный зал.

— Порой с трудом удается держать себя в руках, — произнесла Кассандра. — Даже если я не голодна. Власть опьяняет. Дурная привычка, но избавиться от нее невозможно. Вы согласны?

— Это… большой соблазн.

Кассандра рассмеялась:

— Со мной можете не притворяться, Елена. Власть — восхитительная штука, особенно для нас, женщин. Я родилась обычным человеком в Европе семнадцатого века и прожила сорок шесть земных лет. Тогда я ради власти пошла бы даже на убийство. — Ее губы сложились в озорную улыбку: — Но ведь получается, кое-кого я все-таки лишила жизни, не правда ли? Всем нам когда-нибудь приходится делать выбор. — Откинувшись на спинку стула, она вгляделась в мое лицо и снова улыбнулась: — Думаю, мы с вами неплохо поладим. Такие, как вы, не каждый день встречаются — прирожденная охотница и при том не эгоцентрик, как мои собратья.

Принесли десерт и кофе. Я спросила, каково это — прожить столько столетий, и до конца ужина Кассандра развлекала меня байками.

Когда мы вышли, Адам последовал примеру Пейдж и предложил мне проехаться с ними. Джереми случайно нас услышал и настоял, чтобы я согласилась — надеясь, видимо, что в отсутствие старших молодежь будет поразговорчивей. Впрочем, после этого он отозвал меня в сторонку и заверил, что поедет следом на «эксплорере».


Адаму, в отличие от Джереми, места на парковке за рестораном найти не удалось, поэтому мы втроем направились к соседнему переулку. На другой его стороне я приметила старый «джип» с калифорнийскими номерами, который уже видела у «Легион-холла».

— Ваш? — поинтересовалась я у Адама.

— Увы.

— Долгая же вышла поездка.

— Ох и долгая, на джипе-то. О превышении скорости можно смело забыть, допустимую вытянуть — и то подвиг. Вот к следующему собранию подкоплю деньжат, полечу на самолете.

— Ты каждый раз так говоришь, — фыркнула Пейдж. — Роберт всегда готов купить тебе билет, но ты ведь все отказываешься. Тебе нравится водить эту рухлядь.

— Прошла любовь, завяли помидоры. Еще одно… черт!

В пространство между «джипом» Адама и соседней машиной задним ходом заезжал массивный внедорожник — «юкон». Между тем места там едва хватило бы и для малолитражки. Мастодонт на колесах продолжал пятиться, пока до переднего бампера «джипа» не осталось всего несколько дюймов. В результате автомобиль Адама оказался зажат между двумя другими.

— Эй, — Адам бросился к «юкону». — Минутку!

Немолодая женщина на пассажирском сиденье повернула голову и смерила юношу блеклым взглядом.

— Вы заблокировали мне проезд, — пояснил Адам, сопроводив слова широкой улыбкой. — Сдайте немного вперед, пожалуйста. Я спокойно выеду, и у вас будет больше места для парковки.

Хотя стекло было опущено, женщина не удостоила Адама ответом — лишь молча взглянула на водителя. Никаких реплик не последовало. Водительская дверь открылась, и из внедорожника вылез мужчина в тенниске. Женщина последовала его примеру.

— Эй! — крикнул Адам. — Вы что, не слышите? Мне же не выехать! Сдайте вперед, я мигом обернусь!

Мужчина достал брелок, поставил машину на сигнализацию и зашагал к ресторану. Жена пошла за ним.

— Вот козлы, — процедила Пейдж. — Купили пожиратель бензина за пятьдесят штук и уже считают себя хозяевами жизни.

— Я с ними поговорю, — предложила я. — Может, к словам женщины он прислушается.

— Не надо. — Она ухватила меня за руку. — Поедем с другими, а джип заберем потом.

— Я хочу с ними поговорить.

Девушка бросила взгляд на Адама, который двинулся за семейной парой.

— Меня беспокоите не вы.

Мужчина обернулся и выкрикнул какое-то оскорбление.

— Ты что сейчас сказал? — рявкнул Адам в ответ.

— Вот дерьмо, — прошептала Пейдж.

Мужчина повернулся спиной к Адаму.

— Что ты сказал? — повторил юноша.

Когда он бросился за обидчиком, я решила вмешаться. Нам никак нельзя было ввязываться в конфликты — внимание полиции сейчас ни к чему. Адам это знал, но, видимо, даже добродушным молодым людям иногда ударяет в голову тестостерон.

Пейдж попыталась меня удержать:

— Стойте! Вы не…

Я стряхнула ее руку и кинулась вперед, игнорируя тревожные крики за спиной. В ноздри ударил запах огня. Не дыма, горящего дерева или серы — именно тонкий запах пламени. Я схватила Адама за запястье и рывком развернула его.

— Даже и не думай. Поедем вместе с…

Тут же я поняла, откуда шел тот запах. Глаза Адама пылали багровым огнем. В белках ярко-красного цвета не было ничего, кроме безграничной ярости.

— Убери руки, — прорычал он.

От привычного голоса Адама не осталось и следа, изменилось и его лицо. От тела юноши исходил пышущий жар — казалось, будто стоишь у огромного костра. Меня бросило в пот. Я отвернула голову, но запястья Адама не отпустила. Тогда он вцепился мне в предплечья. Что-то зашипело. Не успела я удивиться этому звуку, как руки пронзила жуткая боль. Адам разжал ладони. Я отшатнулась. На руках проступили полоски обожженной кожи.

Вовремя подбежавшая Пейдж не дала мне упасть. Оттолкнув ее, я повернулась к Адаму, который удалялся в сторону соседнего переулка.

— С ним все нормально, — затараторила Пейдж. — Сейчас он овладеет собой.

Из-за угла показался «эксплорер». Я замахала Джереми руками и рванула на себя пассажирскую дверь, хотя машина толком не остановилась. При виде моих изувеченных рук Джереми поджал губу, но ничего не сказал. Я забралась в салон, и он вдавил педаль газа.

Загрузка...