Глава 16
Едва опускаюсь на край дивана и позволяю себе вдохнуть, как вдруг очередной стук в дверь заставляет меня вздрогнуть.
Неужели вернулся?
Стук повторяется. Глухой, однако весьма настойчивый.
Я замираю, потому что хорошо знаю эти паузы, акценты и расстановки. Только один человек обычно так стучит в дверь.
Я снова тянусь к дверной ручке, потому что знаю, что если не открою, то он войдет сам.
Открываю дверь и вижу за ней Ильдара. Он стоит на пороге. На этот раз лицо сдержанно, губы сжаты.
Словно он пришел говорить то, что ему совсем не хочется говорить.
– Надя, – говорит ровно. – Я подумал. Если ты всё же пойдёшь со мной на ужин… я готов подписать допсоглашение. Тридцать процентов от всех наших совместных накоплений. Всё официально. Всё честно.
Я молчу. Потому что знаю: подвох будет обязательно.
– А если нет? – спрашиваю, не двигаясь с места. – Если я не пойду?
Он смотрит на меня. Холодно. Расчётливо.
– Тогда я буду бороться. Он делает паузу и добавляет: – И ты не получишь ничего. Ни дома. Ни денег. Ни спокойствия. У меня сильные юристы. Докажем, что ты всю жизнь была иждивенкой. И живи тогда с воспоминаниями, Надя.
Сжимаю пальцы в кулаки. В груди растет знакомая тяжесть. Он пришёл не ради мира. Он пришёл меня шантажировать.
Опять.
– Знаешь, Ильдар, – говорю медленно. – Ты, по-моему, перепутал семью с инвестиционным проектом. Вклады, выгоды, проценты. Только проблема в том, что я была человеком, а не вкладом.
Он молчит. Наверное, думает, что я сейчас соглашусь. Пойду на поводу. Как всегда.
– Ты сам выбрал уйти, и я тебя не держу, – говорю твёрдо. – А теперь хочешь, чтобы я отыграла для тебя одну последнюю сцену, чтобы не испортить твою репутацию. Чтобы твоя девочка смогла сесть за один стол с мэром, а я притворилась женой, которой всё по-прежнему нормально.
Я делаю шаг ближе, глядя ему в глаза:
– Я не хочу этого, Ильдар. Я не хочу продавать свою гордость ни за тридцать процентов. Ни за сто.
Он сжимает челюсть. Но не отвечает. Просто смотрит. Я уже почти захлопываю дверь, но он, как всегда, в последний момент вставляет ногу в проем.
Спокойно, точно знал, что я не закрою достаточно резко.
Стоит, глядит на меня с этим ледяным спокойствием, в котором сейчас только яд.
– Надя, – говорит тихо. – Смирись.
Пауза. Его голос ровный, почти ласковый, но в нем слышится сталь.
Он делает шаг ближе, заглядывает мне в глаза.
– Я прошу один ужин. Один. Как мужчина, который провёл с тобой жизнь.
Он ухмыляется краешком губ.
– Но если ты решишь, что можешь меня шантажировать, Надя, – голос понижается, становится опасным, – ты очень быстро поймёшь, как далеко я готов зайти, чтобы защитить свою новую жизнь. Я не потерплю давления. Ни в какой форме. Ты хочешь войну? Ты её не выдержишь.
Я сглатываю. Внутри всё снова клокочет. Страх, гнев, боль, унижение. Но я стою.
Молча. Потому что знаю, он хочет реакции. И не получит.
– Завтра в семь, – говорит он спокойно, как будто назначает встречу подчинённой. – За тобой приедет машина.
Я молчу. Просто смотрю на него. На чужого мужчину в теле моего мужа.
– И надень что-нибудь приличное, – добавляет, не глядя. – Без этих своих мрачных платьев. И прошу тебя, не надо портить вечер.
У меня начинает пульсировать висок. Медленно, но всё громче.
Он подходит ближе, и мне как никогда хочется отстраниться, но я стою на месте. Пусть видит, что я не боюсь его угроз.
– Если ты вздумаешь устроить сцену: срывать ужин, выставлять себя жертвой или кого-то из нас врагами, – голос его становится тише, но звонче, как хруст снега под сапогом, – ты об этом сильно пожалеешь, Надя.
– Это угроза? – спрашиваю я.
Ровно. Даже удивляюсь, как спокойно звучит мой голос.
Он смотрит на меня с усталой усмешкой.
– Нет. Это предупреждение.
Ильдар поворачивается к выходу. Я понимаю, что он сказал все, что хотел.
Подходит к двери и уже стоя на пороге буднично, хладнокровно, без эмоций бросает:
– И ещё. Не смей выбрасывать мои вещи. Я пришлю тебе адрес, куда их направить, - делает паузу, а затем язвительно добавляет: – ну или мы с Алесей за ними заедем.