Глава 44
Я иду за Алесей в кухню, стараясь держать шаг медленным, но внутри всё клокочет. Она проходит легко, будто ничего не случилось, открывает холодильник, наклоняется, достаёт бутылку воды. Я смотрю на её серьги.
Эти крошечные цепочки блестят при каждом движении, и у меня сжимается горло.
– Откуда серьги? – повторяю я более строго.
Голос у меня глухой, сдавленный.
Она закручивает крышку и спокойно делает глоток, даже не удостоив меня взглядом.
– Я же уже сказала. Купила. Сама.
Я сжимаю кулаки.
Она врёт. Я чувствую. Да и не могла она… не могла.
Когда мы только начинали встречаться, она не раз бросала фразы, почти как кредо: «Я сама себе ювелирку покупать не буду. Это обязанность мужчины дарить украшения». Я тогда смеялся и думал, что это просто девичьи капризы. Но запомнил. И сейчас это всплывает в памяти с такой ясностью, что я почти слышу её юный голос.
Но я не произношу этого вслух. Зачем? Чтобы дать ей повод снова закричать, что я всё придумываю?
– Значит, сама, – повторяю я тихо, в упор глядя на неё.
Она поворачивается ко мне, ставит бутылку на стол и поднимает голову.
– Да. Сама. А тебе какая разница? Всё равно ведь ты жмотом стал. От тебя не дождешься, – её голос колкий, с вызовом.
У меня внутри всё сжимается. Я хочу закричать, выбить из неё правду, но в то же время понимаю, что она не расколется.
Если уж начала врать, то будет до конца на своем стоять.
Она демонстративно отворачивается, серьги сверкают в её волосах, как нарочитое доказательство её упрямства.
Я слышу её слова «сама купила»
Ощущаю, как кровь приливает к голове. В висках стучит так, что гул перекрывает её дыхание. Сжимаю кулаки до боли, костяшки белеют. Хотел бы ударить кулаком по столу, но знаю, что ни к чему хорошему это не приведет. Алеся начнёт кричать, ребенка разбудит. А я не хочу этого визга, не хочу видеть её перекошенное лицо.
И вдруг в мозгу вспыхивает картинка.
Надя. Вечер. Платье. Её шея в мягком свете лампы ресторана. Драгунский рядом, ухмыляется и кладёт руку ей на плечо. Я снова вижу это движение, и меня словно током бьёт. Он её трогал. Он смотрел на неё, как на женщину. А она позволяла.
Я сжимаю зубы, едва не скрежещу. Господи, как всё перевернулось. Надя в его компании, под его взглядами.
А я? Я сижу здесь, с этой женщиной, которая врёт мне в лицо и щеголяет подарками, купленными явно не на её деньги.
Я подхожу к шкафчику, открываю его рывком. На верхней полке стоит бутылка виски. Я даже не беру стакан. Просто хватаю бутылку и отвинчиваю крышку. Горло обжигает, глаза слезятся, но я снова глотаю, жадно, словно в этом жидком огне можно утопить все мысли.
А мысли не уходят. Они сыплются, как осколки стекла. Если серьги подарил кто-то другой?
Кто? Когда? Пока я работал, пока я рвал себя на части? Я снова вижу Надю. Только теперь уже не в ресторане, а у двери нашего дома.
Глаза её горели злостью, когда она выплюнула: «Да. Драгунский ухаживает за мной. Ты доволен?»
Я делаю ещё один глоток, такой большой, что захлёбываюсь. Виски течёт по подбородку, капает на пол. Я стираю губы тыльной стороной ладони и смеюсь.
Коротко, зло, горько.
У меня всё рушится. Дом, как тюрьма. Алеся вечно недовольна, а теперь еще и врёт мне в лицо, не стесняясь. Чертежи никому уже не нужны. Надя в чужих руках. Я как пес, которого выгнали и забыли.
Бутылка тяжёлая, пальцы скользят по стеклу, но я снова прикладываюсь, пока глотка не начинает гореть.
Я чувствую, что ещё немного, и я взорвусь. Я не выдерживаю эту комбинацию лжи, ревности и пустоты.