После развода. Хочу тебя вернуть

Глава 31

Я вылетаю во двор так, будто за мной гонится целая вооруженная банда грабителей. Сердце колотится, в ушах шумит, дыхание сбивается.

Ильдар уже в машине, но двигатель ещё не завёл.

В секунду я подлетаю к автомобилю, преграждая путь к воротам собственным телом.

Мне плевать, что сейчас я выгляжу, будто истеричка, которая качает права перед мужем.

– Где они?! – кричу я, почти задыхаясь от злости и страха. – Ты должен мне их отдать! Это моя собственность!

Ильдар неохотно отрывает взгляд от руля, медленно выходит из машины, словно специально растягивая этот момент. Идёт ко мне, неторопливо, с той своей наглой, ледяной ухмылкой, от которой всегда хотелось ему врезать, но я сдерживалась.

– Что именно тебе отдать? – тянет он. – Бальзам для губ, что ли, свой в салоне у меня забыла?

– Не прикидывайся, – почти срываюсь на крик. – Чертежи, Ильдар! Мои! С моими подписями!

Он качает головой, изображая усталую снисходительность, как будто я истеричная дура, а он бедный гений, которому не дают спокойно жить.

– Надя, – вздыхает он, – ты себе всё придумала. Я ничего не брал. Может, ты их сама куда-то сунула и забыла?

– Не ври! – слова вырываются сами, и я делаю шаг вперёд, почти касаясь его плечом. – Они были на месте, пока ты не пришёл!

Его ухмылка становится шире, и в глазах загорается знакомый блеск. Ильдар приближается ближе, почти касаясь моих губ, и его обжигающее дыхание в очередной раз заставляет меня вздрогнуть:

– Тогда докажи, что я их взял, – бросает он тихо, и это «докажи» звучит, как плевок в лицо.

Я стою посреди двора, чувствуя, как злость и бессилие сливаются в одну горькую, жгучую смесь. Он всё сделал нарочно. И он уверен, что я ничего не смогу.

– Я знаю, что они у тебя, Ильдар!

Я делаю резкий рывок к машине, но тут уже муж преграждает мне путь, заслоняя двери своими широкими плечами.

Сейчас он стоит передо мной словно воинствующий титан, и я нисколько не сомневаюсь в том, что он не допустит того, чтобы я влезла в его машину.

– Надя, просто успокойся и скажи мне, – начинает он медленно, будто смакуя каждое слово, – зачем тебе эти чертежи, а? Хочешь в суде ими махать перед судьёй, как флагом? Или просто правда глаза колет?

Я моргаю, не совсем понимаю, к чему он клонит.

– Правда? – переспрашиваю на выдохе.

Абрамов выпрямляется, скрещивает руки на груди и, чуть склонив голову, бросает:

– О том, что ты просто подсобный рабочий. И то это так… Из жалости.

Я чувствую, как от этих слов в груди всё сжимается, но он не останавливается.

– Твои «правки» были… Ну, мягко скажем, так себе. Я просто позволял тебе себе помогать, чтобы ты чувствовала себя нужной.

Он усмехается, и это усмешка победителя, который топчет поверженного.

– А основную работу всегда делал я. Всегда. Именно ту, которую ценят. Ту, которой восхищаются.

Каждое его слово режет, как нож по стеклу. С мерзким, хрустящим звуком внутри меня.

– Это неправда, Ильдар. Любая работа состоит из мелочей! Без моих правок ни одно бы из твоих зданий и недели не простояло!

Он подходит ближе, и я чувствую запах его одеколона, который всегда казался мне признаком уверенности, а теперь просто омерзителен.

– А разве мы сейчас говорим про важность работы? – он говорит так, будто наставляет тупого ученика. – Проект музея – это мы с Алесей. Мы его двигаем, мы его спасаем, мы на виду. А ты… – он делает паузу, словно подбирает слово похлеще, – ты на вторых ролях всегда была и будешь, пойми это. Ты примитивно мыслишь, ты делаешь простые расчеты и копаешься в скучной рутине. Таких, как ты в нашем деле - миллион. Вы просто рабочие руки. Не более.

Я уже открываю рот, чтобы возразить, но он поднимает руку, обрывая меня:

– Да-да, я знаю, ты сейчас скажешь про свои «гениальные» чертежи, но запомни одну простую вещь, Надя: в этом мире никто не помнит тех, кто в тени. Запоминают главных. И в этой истории – это будем мы с Алесей. Потому что мы – пара, мы – команда.

Я вижу, как он уже берётся за ручку двери, но злость поднимается во мне так быстро, что слова вылетают сами:

– Мэр уже видел, какая вы «команда».

Я делаю ударение на слове, и он слегка замирает, даже не поворачиваясь, но я вижу, как напряглись его плечи.

– Алеся только и может, что валяться на полу и кричать о беременности.

На секунду он застывает, будто мои слова попали точно в цель. Даже не дышит. Но затем медленно оборачивается, и на его лице появляется тонкая, почти ледяная ухмылка.

– Всё равно ты никому не нужна, – говорит он тихо, но так, что каждое слово режет. – Без образования, без связей, без статуса и наград. Ты ноль. Так что не лезь туда, куда тебя не звали.

Он открывает дверцу и, уже садясь, добавляет через плечо:

– И суд ты проиграешь, Надя. С чертежами или без. Неважно. Потому что в этом мире все решает статус. А твой статус – это вечно быть домохозяйкой.

С этими словами он, даже не глядя на меня, открывает дверцу машины, садится и заводит мотор, оставляя меня стоять посреди двора с ощущением, что меня вытерли об землю и ещё сверху пнули.