После развода. Хочу тебя вернуть

Глава 47

Когда за всеми закрывается дверь и мы остаёмся вдвоём, в кабинете сразу становится тише, будто сам воздух затаил дыхание. Драгунский откладывает ручку, складывает руки на столе и смотрит прямо на меня.

– Хотел поблагодарить вас за вчерашний вечер, Надежда, – говорит он спокойно, но голос звучит теплее, чем обычно на совещаниях.

Я смущённо опускаю глаза в блокнот, хотя там уже давно пустая страница.

– О, ну… Там и благодарить особо не за что, – торопливо отмахиваюсь я. – Я ведь просто делала свою работу.

Он чуть улыбается уголком губ.

– Вы скромничаете. Но именно в этом, пожалуй, и есть ваше обаяние.

Щёки начинают предательски гореть. Я чувствую, как по позвоночнику пробегает неловкий холодок. Это совсем не тот тон, в котором он обычно разговаривает со мной.

– У вас нет планов на вечер? – неожиданно спрашивает он.

Я машинально нервно усмехаюсь, пытаясь разрядить атмосферу:

– Зависит от того… К кому из клиентов мы пойдём в этот раз.

Драгунский приподнимает брови и в этот момент выглядит почти насмешливо, но в глазах тепло.

– Ни к кому, – отвечает он негромко. – Я имел в виду совсем другое.

Я моргаю, не веря в то, что слышу.

– Другое?...

– Да, – он чуть наклоняется вперёд, и его голос звучит особенно серьёзно. – Я бы хотел поужинать лично с вами.

Сердце стучит так громко, что мне кажется, он вот-вот тоже его услышит.

Я чувствую, как всё внутри застывает, будто время остановилось. Его слова висят в воздухе, тяжёлые и лёгкие одновременно.

– Поужинать… Лично? – я повторяю глупо, сама не веря, что это действительно звучит в мой адрес.

Он кивает, совершенно спокойно, так, словно для него это естественный шаг.

– Да. Сегодня вечером. Если вы согласны.

Я не знаю, что сказать. Губы сами тянутся к привычной фразе «ой, ну что вы…», но в горле пересыхает. В голове вихрь: Он серьёзно? Зачем? и почему я?...

– Я… – начинаю я и тут же замолкаю, ощущая, как вспыхивают щёки. – Хорошо.

Это слово вырывается прежде, чем я успеваю подумать. И теперь уже поздно отступать.

Драгунский слегка улыбается, довольный, но при этом уважительно отводит взгляд, словно даёт мне пространство.

– Отлично. Тогда я сам зайду за вами.

Я киваю слишком быстро, чуть ли не несколько раз подряд, и тут же резко поднимаюсь со стула. – Хорошо.

Собираю свои бумаги, чуть ли не роняя их, и буквально вылетаю из кабинета.

В коридоре я останавливаюсь и прижимаю ладонь к груди. Сердце колотится так, что аж больно. Я оглядываюсь, словно боюсь, что кто-то увидел или услышал.

Боже мой… Это реально происходит?

Захожу в свой кабинет, всё ещё пытаясь отдышаться после разговора, как замечаю экран своего телефона, мерцающий красным: пять пропущенных.

Имя «Ильдар» бьёт по глазам, словно молотком.

Я застываю на секунду. Сердце тут же начинает колотиться сильнее. Зачем? Что ему нужно?

Я машинально провожу пальцем по экрану, но звонить обратно даже в голову не приходит. Я слишком хорошо знаю: если бы это касалось работы или проекта, он бы звонил офис, через приёмную, через секретарей. Через кого угодно, только не мне напрямую.

А значит, это личное. А личное – это то, куда я больше не обязана возвращаться.

Я кладу телефон на стол экраном вниз. На секунду закрываю глаза, втягиваю воздух и решаю просто игнорировать. Слишком много лет я отвечала на его звонки мгновенно, бросая всё. Сейчас нет.

Я открываю ноутбук и стараюсь углубиться в расчёты, и постепенно работе удаётся меня поглотить. Время пролетает незаметно: звонки, правки, новые расчёты – всё сливается в непрерывный поток работы, и я едва не забываю о встрече, которую назначил мне Драгунский.

Коридор офиса постепенно пустеет, и когда я уже собираю бумаги в папку, дверь открывается. На пороге стоит Геннадий. Уверенный, как всегда, будто время принадлежит ему.

– Готовы? – спрашивает он, и у меня почему-то пересыхает во рту.

Я киваю, стараясь выглядеть спокойно, хотя внутри всё тревожно сжимается.

Мы выходим на улицу, он открывает для меня дверцу машины. Я сажусь, неуверенно осматривая кожаную обивку салона, но не решаюсь и слова сказать, словно мы едем не на ужин, а на прощальную панихиду.

За окном мелькают огни вечернего города, и я вдруг чувствую на себе пронзительный взгляд Драгунского. Словно он изучает меня, проверяет, прислушивается к каждой моей реакции. И от этого мне становится ещё более неловко.

Я всё время жду, когда мы уже наконец остановимся у какого-нибудь ресторанчика, и эта невыносимая пытка пристальным взглядом шефа закончится, но вот уже машина сворачивает в сторону, которую я совсем не ожидала. Мы подъезжаем к зданию, выглядящему так, будто сюда заходят только избранные. Фасад светится мягким золотом, на входе неоновые отблески и строгий персонал.

Я невольно замираю. Это место я видела только в журналах, где пишут о «жизни для самых богатых».

Драгунский замечает мою реакцию и едва заметно усмехается:

– Расслабьтесь, Надя. Иногда стоит позволить себе больше, чем привыкли.

Он ведёт меня внутрь, и мы оказываемся не в общем зале, а в приватной комнате. Стены отделаны деревом и тканью, мягкий свет, никакого шума и чужих голосов.

Мы располагаемся за столом, а я все никак не могу поверить, что оказалась в новой реальности.

Всё слишком… Дорого, слишком чуждо моему привычному миру.