Глава 1
Моя крестница. Моя девочка, которую я держала на руках, когда ей было шесть.
Сейчас она в шелковой блузке, волосы растрёпаны, губы припухшие. Она даже не прикрывается. Просто стоит, слегка удивлённая, словно её застали не в постыдном, а в каком-то будничном, обыденном моменте.
Моя челюсть будто забывает, как закрываться.
– Что здесь происходит? – спрашиваю я, но голос кажется чужим. Хриплым. Неуверенным. Словно это говорю не я, а какая-то женщина, застрявшая между реальностью и кошмаром.
Ильдар не делает ни шага ко мне. Не пытается прикрыться. Не роняет ни «это не то, что ты думаешь», ни «позволь объяснить». Он просто смотрит. Глаза спокойные. Усталые. Почти безжизненные, и от этого страшно.
Он наклоняется, не спеша, подбирает с кресла брюки, начинает натягивать их.
– Всё и так видно, Надя, – говорит он без тени вины. – Что тут объяснять?
Алеся скользит по мне взглядом. В глазах ни раскаяния, ни смущения. Словно я не жена, а просто прохожая, заглянувшая не туда.
Я делаю шаг назад. Пол скрипит под каблуками. Рука всё ещё сжимает папку с его проектом, с его чертежами, с его победой. С нашей победой!
По крайней мере так я думала до этого секунды.
– Двадцать лет, Ильдар.
Я чувствую, как внутри всё переворачивается, но снаружи почти спокойна.
– Двадцать лет. И вот так? Сегодня? Пока я стою там, среди людей, жду, когда тебя объявят. Жду, чтобы ты вышел. С речью. С благодарностью. С гордостью…
Мой голос срывается, но я удерживаю себя.
– А ты здесь?! С ней?!
Он застёгивает ремень. Небрежно вставляет ногу в ботинок. Движения плавные, аккуратные. Как будто он собирается на деловую встречу, а не оправдывается перед женой.
– Всё возможно, Надя, – произносит он и наконец поднимает на меня глаза. В них – сухая, выгоревшая честность. – Когда мужчина чувствует себя живым.
Он делает паузу, смотрит на Алесю.
Та чуть улыбается. Почти торжествующе.
–А с ней я именно такой.
– С ней… – перехватываю я, – ты живой?
Он кивает.
– Я думал, что ты понимаешь это, – разводит руками, как будто говорит очевидные вещи. – Рядом с тобой я давно чувствую только тяжесть.
Он смотрит прямо в меня. Словно не хочет причинить боль, но и пощады не даст.
– Но я ведь…
– Нет, Надя. Не надо сейчас меня грузить своими «почему». Это неуместно.
В груди пусто. Ни крика. Ни слёз. Только трещина. Глубокая. Тихая. От затылка до сердца.
– Но я просто не понимаю, как? – слова растягиваются в воздухе, как крик, который не может сорваться.
– Как? Как? Очень просто! – вдруг врывается в разговор Алеся.
Она пожимает плечами. Чуть приподнимает брови. Ни стыда, ни извинения.
– Ты кроме своей выпечки больше ничего в жизни не видишь! Даже мужика своего! – говорит она. Голос мягкий, почти доброжелательный, но каждое слово, будто лезвие по коже.
– А вот я с самого детства знаю Ильдара. Он всегда был рядом. Надёжный. Умный. Воспитанный. Я им вдохновляюсь всю жизнь, ты же сама говорила…
Она не договаривает. Просто смотрит не как девочка, которую я крестила, а как женщина, уверенная в своём праве.
И в этот момент я понимаю.
Вспышками. Фрагментами.
Все те годы, что она проводила у нас дома. Сидела с ним за учебниками в кабинете. Смеялась над его шутками. Подолгу задерживалась после занятий. Я ставила чай, приносила печенье. Думала, как хорошо, что у него с ней такой тёплый контакт.
Он был её репетитором. Моим мужем. Моим Ильдаром.
И он даже не пытается отрицать.
– Надя, выйди, – говорит он тихо. Без эмоций. Как будто я мешаю.
– Что?
Я отступаю на шаг, но не могу оторвать взгляда.
– Ты серьёзно?
– Просто выйди, – повторяет он.
Не повышает голос. Просто смотрит. Как на проблему, которую надо аккуратно устранить, – мне нужно одеться. А потом. Потом мы спустимся вниз и сделаем вид, что этого не было.