Глава 58

Алеся стоит передо мной. Руки у нее дрожат, губы сжаты в тонкую линию.

В комнате пахнет её духами и чем-то металлическим. Наверное, от крови, что сочится с моих костяшек после того, как я едва ли не разнес здесь стену.

– Скажи мне правду, – снова выдыхаю я. – Это мой ребёнок?

Она молчит.

Секунду. Две.

А потом резко, почти со злостью выплевывает мне в лицо:

– Нет! Не твой! И что теперь? Ты доволен таким ответом?

Я будто не сразу понимаю, что услышал.

В ушах звенит.

– Что?.. – только и выдавливаю.

– Не твой, Ильдар, – криво улыбается Алеся, а потом зло добавляет: - и знаешь, я рада.

Она отводит взгляд, будто это ей легче говорить, если не смотреть на меня.

– Рада, что хоть в этом не ошиблась. Теперь у меня есть шанс… шанс выстроить нормальную жизнь. Найти человека, который позаботится обо мне и ребёнке.

Я делаю шаг вперёд, пытаясь осознать смысл слов.

– «Найти человека»? Это ты сейчас про кого? Про того, кто тебя на «Бентли» встречает?

Алеся усмехается.

– А что, завидуешь?

– Нет. Просто спрашиваю, – отвечаю. Голос хрипнет. – Ты серьёзно думаешь, что этот старый извращенец... что-то тебе даст кроме своего старого стручка?!

Злая усмешка Алеси снова озаряет ее лицо.

– О, Ильдар, это единственный аргумент, который ты придумал? – бросает она резко. – У него есть деньги, стабильность, уважение. Он знает, чего хочет.

– А я? – спрашиваю, глядя прямо ей в глаза. – Я кто тогда?

Она немного сжимает губы, будто ищет слова, но всё равно говорит:

– Ты человек, который всё время жалуется на жизнь. Который выживал за счёт бывшей жены, вместо того чтобы самому чего-то добиться.

Я отшатываюсь, будто она ударила.

В груди поднимается злость, но за ней только пустота.

– Знаешь, – говорю тихо, – ты даже не понимаешь, что сейчас сама рушишь всё, что у нас было.

– А у нас уже ничего нет, – отвечает она. – Мы просто существовали рядом. Даже не жили. И я больше так не хочу.

Она резко разворачивается и не проронив больше ни слова уходит в спальню.

Гнетущее чувство заполняет грудь, потому что в глубине души, я знаю, что она не захочет дальше продолжать этот разговор.

Не захочет решать проблемы. Не захочет снова меня видеть.

Она сейчас в спальне с малышом. Должно быть уже собирает вещи, чтобы сбежать к своему новому ухажеру на дорогой тачке.

Я же стою посреди комнаты и слушаю, как хлопает дверь шкафа, как лязгает молния.

Я слышу, как она ходит по квартире.

Громыхает чемоданами, открывает шкафы, что-то роняет.

Ее шаги – короткие, решительные, холодные.

Как будто вымеряет расстояние до двери, где закончится всё, что у нас когда-то было.

Я не иду за ней. Просто сижу.

Пусто в голове.

Даже злости нет. Только тишина.

Гулкая, липкая.

Как будто весь мир застыл и смотрит, как я проигрываю.

Через пару минут она выходит с чемоданом, с прямой спиной, но глаза блестят.

– Я оставила в гостиной кое-какие вещи, – говорит тихо, прижимая к груди ребенка, которого я всё это время считал своим. – вышлешь мне их на новый адрес.

Она просовывает мне в руки ключи от квартиры. Так небрежно, будто сдает на ресепшен ключ от номера в отеле.

А потом…

Потом просто разворачивается и уходит.

Я не бегу за ней.

Просто стою, глядя на закрытую дверь, и чувствую, как прихожая будто съёживается, становится тесной, как будто из неё вытащили воздух.

Сажусь на пол, опираюсь о стену и закрываю глаза.

Всё внутри будто ломается.

Не из-за неё даже. Из-за того, что я сам позволил этому случиться.

Что-то прощёлкал, проморгал, упустил.

Жизнь, Надю, дело, семью. Всё.

На столе лежат мои чертежи. Музей, расчёты, графики, формулы. Мечты, которые разрушились.

Я беру один лист. Аккуратный, чистый, пахнущий бумагой и потом.

Сминаю.

Рву.

Швыряю в угол.

Бумага трещит, будто ломаются кости.

Я хватаю другой лист, потом ещё, и ещё.

Рву всё подряд, пока пальцы не режет бумага.

Пока не остаётся только куча обрывков.

А потом… просто сажусь на пол.

Среди белых лоскутков. И не могу остановиться.

Рыдания вырываются, хриплые, чужие.

Я, взрослый мужик, инженер, строил мосты, здания, города…

А свой дом не смог удержать. Свою жизнь тоже.

За окном свистит ветер.

Становится холодно.

Она ушла.

Я остаюсь сидеть в темноте, в пустой квартире, с руками, пахнущими бумагой и виски.

И вдруг понимаю: больше некому звонить, некого винить, некому доказать, что я чего-то стою.

Только я.

И эта тишина, в которой тонет всё, что когда-то было смыслом.

Загрузка...