Глава 62
Мы сидим у окна, за стеклом мерцают огни города, а в ресторане играет тихая инструментальная музыка. Воздух наполнен ароматом кофе и жареного мяса. Уютно, спокойно, почти по-домашнему. Максим смеётся, рассказывая какую-то историю из молодости, и я ловлю себя на том, что смеюсь так только с ним. Легко, по-настоящему.
Даже позволяя себе иногда прихрюкнуть от внезапности сюжетного поворота в истории.
– Представляешь, – он качает головой, – когда я только-только закончил институт, меня взяли работать в маленькую контору на окраине. Платили копейки, чертежи делали от руки, а начальник вообще был вечный скандалист. Зарплату задерживали по два месяца, так что я всерьёз думал пойти в автосервис.
Я улыбаюсь:
– И что тебя остановило?
Максим делает глоток вина, чуть пожимает плечами:
– Любовь к делу, наверное. Звучит банально, но я реально кайфовал от самой работы. Когда проект оживает на бумаге случается магия. Вот и остался. С тех пор решил, что лучше быть голодным архитектором, чем сытым механиком.
Я смеюсь, и в этот момент ловлю себя на мысли, что его слова звучат не просто как забавная история, а как признание в верности своему пути. Настоящий. Надёжный.
Такой, какими мужчины раньше казались только в книгах.
Или таким, за кого я сперва приняла Драгунского.
– Знаешь, – говорю тихо, – удивительно, что ты не женат.
Максим вдруг замолкает. Его взгляд становится мягким, чуть потускневшим. Он ставит стакан на стол.
– Был.
Пауза.
– Жена погибла. Восемь лет назад.
Я замираю.
– Прости…
Он качает головой: –
Не надо. Это уже как будто из другой жизни. Мы с ней вместе со студенчества… Аварию тогда никто не пережил, кроме меня. С тех пор… как-то всё ушло в работу. И только теперь понимаю, что человеку нужно что-то большее. Дом, тепло, кому-то быть нужным.
Я не знаю, что сказать. Он говорит просто, без жалости к себе, без пафоса. И от этой его искренности слова пронзают сильнее.
– У меня есть дочь, – добавляет он после паузы, улыбаясь уголком губ. – Анжелике двадцать восемь, взрослая уже. Мы редко видимся, она живёт за границей. Но всё равно… иногда тишина в квартире слишком громкая.
Я киваю, чувствуя, как в груди поднимается что-то тёплое. Сочувствие, уважение… и, может быть, даже больше. От него веет тем спокойствием, которого мне всегда не хватало. Не страстью, не адреналином, не «бурей чувств», как у Драгунского или Ильдара. А надёжностью. Тем ощущением, что рядом с ним можно просто быть собой, не бояться сорваться или показаться слабой.
Он поднимает взгляд, встречается со мной глазами и мягко улыбается:
– Прости, нагнал грусти.
– Нет, – говорю я. – Наоборот. Спасибо, что рассказал.
Максим смотрит на меня чуть дольше, чем нужно, потом тихо говорит, почти шепотом, но так, что каждое слово будто ложится прямо на сердце:
– Я очень рад, что встретил тебя, Надя. Правда.
Он отводит взгляд на окно, где отражается его лицо и огни улицы.
– Сначала думал, что просто коллега… но ты, будто свежий воздух в этой серой пыли. Если вдруг… захочешь пообщаться, не по работе, я был бы рад.
Я чувствую, как у меня предательски теплеют щеки. Он говорит просто, без флирта, без давления, и от этого слова звучат ещё сильнее.
Я улыбаюсь.
– Спасибо. Мне очень приятно. Хотя, если честно, мне теперь и правда придётся искать новую работу. Но я не унываю. Думаю, всё к лучшему.
Максим кивает, в его взгляде мелькает одобрение. Даже гордость:
– Ты сильная. У тебя получится. И вообще… если захочешь, я помогу. У меня есть хорошие контакты, знакомые в проектных бюро.
Я открываю рот, чтобы поблагодарить, и в этот момент телефон на столе начинает вибрировать. Экран вспыхивает.
И на нем, как молния в небе вспыхивает одно имя.
Ильдар.