Преграды и прощение

10

Хамильтон

Я был законченным мудаком. И, честно говоря, заслуживал того, чтобы мне надрали задницу. Я не заслуживал Веры. А еще трахнул ее и ушел, когда мы были вместе в последний раз.

— Ты не можешь все исправить с помощью секса, Хамильтон, — огрызнулась Вера, в ее горящих глазах был вызов. Я знал это выражение ее лица. Вожделение. Необходимость. Она чертовски хотела меня, несмотря ни на что.

— Секс многое исправляет, Лепесток, — прошептал я, наклоняясь над консолью, чтобы провести губами по ее обнаженной шее. По ее кремовой коже побежали мурашки. Мой взгляд остановился на вздымающейся и опускающейся груди. А потом... она, блядь, отшвырнула меня, как будто я был собакой, пытающейся съесть ее стейк на ужин.

— Отвали на хрен, Хамильтон Борегар. Ты сделал мне больно.

Я сглотнул и посмотрел на нее. Язвительность в ее голосе ударила мне прямо в член, отчего я почувствовал себя еще большим мудаком, чем был на самом деле. Оттолкнуть ее было так глупо.

— Ты тоже причинила мне боль, знаешь ли, — возразил я.

Она приподняла брови.

— Ты действительно хочешь так переиграть? — спросила Вера, бросая мне еще больший вызов.

Да, блядь, Вера. Вызови меня на мое же дерьмо.

— Я ни во что не играю. Зачем ты согласилась на это соглашение с Джеком, а?

— Потому что в тот момент мне казалось, что у меня нет других вариантов, — быстро ответила Вера. — Я приняла поспешное решение, опираясь на ту информацию, которая у меня была на тот момент. Моя мать только что явилась избитая до полусмерти, а мужчина, в которого я была влюблена, предал меня самым ужасным образом. Единственное, что у меня было, — это школа, а Джек держал это под контролем. Я сделала выбор. А потом передумала, — сказала она, скрестив руки на груди. При этом ее сиськи приподнялись, и мне пришлось оторвать взгляд от прекрасного вида ее декольте.

— Ты могла бы поговорить со мной...

— Нет, не могла. Ты даже не попытался связаться со мной после того, как все закончилось. Честно говоря, если бы не Джек, я бы никогда больше с тобой не заговорила, Хамильтон.

Да, нет, к черту. Не разговаривать с Верой больше никогда не было вариантом. Я физически не мог держаться от нее подальше. Хотя оттолкнул ее ради ее же блага.

Я не собирался позволить Вере навсегда уйти из моей жизни. И слишком далеко зашел, слишком застрял на ее орбите. Любовь к Вере была неизбежным следствием знакомства с ней. Оставаться в стороне было невозможно. Мне просто нужно было еще немного времени. Я хотел построить для нас жизнь, которая была бы безопасной и свободной от моего дерьма с Джозефом и обиды на Джека.

— Ты хочешь сказать, что я должен быть благодарен за то, что Джек, по сути, манипулировал тобой, заставляя обратиться ко мне?

— Думаю, это зависит от того, есть ли тебе до меня дело, Хамильтон? Почему ты работаешь с Джеком? Зачем ты подвозишь меня домой? Почему ты игнорируешь меня в одну минуту, а в следующую пытаешься залезть ко мне в штаны? Почему ты...

Я прервал ее поцелуем, потому что хотел ощутить ее вкус на своем языке. Хотел проглотить ее слова и все исправить. Ремень безопасности вдавливался в мое тело. Центральная консоль врезалась мне в живот, когда я провел языком по ее языку. На вкус она была как мятная жвачка.

Стоны заполнили машину. Она сводила меня с ума. Вера уперлась руками мне в грудь, но я не сдвинулся с места.

— Лепесток, — простонал я таким отчаянным голосом, что понял: она меня раскусит.

Она снова прижалась ко мне.

— Ты еще даже не извинился, — выдохнула Вера между поцелуями.

— Мне жаль, Лепесток. — В моем голосе звучало отчаяние. Я нуждался в ее прощении, как в воздухе, но прекрасная ирония заключалась в том, что просить ее о милости было так же просто, как открыть легкие и дышать. Я был слишком упрям.

Вера оторвалась от меня со сдавленным рыданием и открыла дверцу машины. Мне потребовалось две секунды, чтобы понять, что она убегает от меня.

— Я могу уйти, когда захочу! — закричала Вера, когда я вышел из машины и погнался за ней. Пустынное шоссе было единственным свидетелем нашего эмоционального момента.

— Вера, вернись в машину. Ты не можешь просто пойти домой пешком! — Я вскинул руки вверх и опустил их на бок, пока она топала впереди меня, с каждым шагом ее каблуки погружались в мокрую землю.

— Я могу уйти в любое время, когда захочу, Хамильтон, — повторила она.

Я побежал за ней и чуть не столкнулся с ней, когда Вера повернулась ко мне лицом.

— Что, черт возьми, это были за извинения, Хамильтон? — спросила Вера, и в ее голосе прозвучал эмоциональный визг. Она подняла обе руки и толкнула меня в грудь. — Ты снова хочешь трахаться? Это все? Я просто та, кого ты можешь снова использовать?

— Лепесток...

— Не называй меня так! — закричала она.

Я беспомощно наблюдал, как она смотрит на небо.

— Почему ты должен был уйти и стать таким, как все, Хамильтон? Зачем тебе понадобилось причинять мне такую боль?

— Я пытаюсь защитить тебя! — прорычал я.

В этом и был весь смысл всего этого дерьма — не быть таким, как все в ее жизни. Не требовать от нее прощения и не злоупотреблять им. Но мы были здесь, и я был ничуть не лучше ее матери, Джека или Джозефа. Просто был всего лишь еще одним человеком, заставляющим Веру Гарнер плакать. И я ненавидел себя за это.

Вера застыла на месте.

— От кого ты пытаешься меня защитить, Хамильтон? — прошептала Вера. — От Джека? Джозефа?

Я посмотрел на нее и вздохнул. Подняв руку, нежно погладил ее по щеке, прежде чем ответить.

— От меня, Лепесток. От неизбежной бури дерьма, которая вот-вот обрушится на нас.

Она покачала головой, и на глазах у нее выступили слезы.

— Я рисковала всем ради тебя, — прошептала Вера. — Я бы отдала тебе все, что угодно. И знаешь, что еще хуже, чем то, что ты причинил мне боль, Хамильтон? То, что ты все еще дорог мне! Я все еще хочу, чтобы ты был счастлив. Все еще хочу разобраться в твоих мыслях и понять, что причиняет тебе боль, а что исцеляет. Разве это делает меня слабой? Тебе приятно знать, что я так чертовски переживаю из-за всего этого?

— Я пытался избежать этого, Лепесток, — прошептал я. — Ты хочешь знать правду?

Не знаю, зачем я сказал ей это сейчас. Но просто не мог удержаться от откровенности, льющейся из моих уст.

Она недоверчиво посмотрела на меня.

— Ты ведь шутишь, да?

Я схватил Веру за запястье и потащил ее к лесу. Мне не хотелось, чтобы проезжающие мимо машины увидели, что мы собираемся делать.

— Я чертовски люблю тебя, Вера. И не могу перестать думать о тебе. Я знаю, где ты сейчас живешь, потому что, как только просыпаюсь, Джек сообщает мне последние новости о твоей жизни. Знаю, что ты получила стипендию в Университете штата Коннектикут, потому что я попросил Джека позвонить и убедиться, что ты ее получила.

Она начала тяжело дышать, в ее карих глазах назревала буря. Я прижал ее к стволу дерева и продолжил говорить.

— На следующий день после того, как ты узнала о Сеинте, я напился до одури. На следующее утро Джесс надрала мне задницу и потребовала, чтобы я пошел просить у тебя прощения. Хочешь знать, почему?

Вера сглотнула, когда я прижался к ней всем телом.

— Почему? — прошептала она.

— Потому что она знала, что ты, черт возьми, лучшее, что когда-либо случалось со мной.

Я поцеловал ее в шею. Провел руками по ее бокам. Вдохнул ее запах.

— И что я был полным тупицей, раз не был с тобой честен.

— Так почему ты не попытался?

— Это глупо.

Она схватилась за петли ремня на моих брюках и потянула меня за них. Я не был уверен, что смогу подойти ближе, чем уже был.

— Скажи мне. — Ее ноздри вспыхнули от едва сдерживаемого гнева.

— Я знал, что снова все испорчу, — признался я, потерпев поражение. Рассказать Вере о своих страхах оказалось труднее, чем я ожидал.

— Ты глупый, сломленный человек, — прошептала она в ответ, прежде чем прижаться своими губами к моим.

Ветер развевал ее волосы, когда она обхватила меня ногой. Ствол дерева скрывал нас от дороги, по которой пронесся восемнадцатиколесный грузовик.

— Перестань отталкивать меня.

Я резко вдохнул и прижался лбом к ее лбу.

— Я думал, что секс не может все исправить, — поддразнил ее, но Вера не улыбнулась. Мы оба знали, что я просто пытаюсь разрядить обстановку.

— Я не собираюсь трахать тебя здесь, Хамильтон, — сказала Вера тихим, но твердым голосом. — Ты контролировал нас с самого начала. Я была бессильна остановить это с того момента, как встретила тебя. Но знаешь, что я только что поняла?

Она оттолкнула меня и опустилась на колени. Блядь. Я увидел ее на увядающей траве, с розовыми щеками и озорными искорками в глазах. И чуть не кончил прямо там.

— Ч-что ты...

Она расстегнула мои брюки и вытащила мой твердый член. Никогда еще я не был так готов к женщине.

— Ты больше не контролируешь ситуацию, Хамильтон. Если я хочу, чтобы ты причинил мне боль, это мой выбор. Если хочу простить тебя, это тоже мой выбор. Если хочу отсосать тебе здесь, то делаю это не потому, что я гребаная мученица, которой нравится страдать. Я делаю это, потому что хочу твой член у себя во рту. Делаю это потому, что теперь я сама по себе.

— Вера...

Ее губы прижались к головке моего члена, и она нежно поцеловала мою горячую плоть. Я дернулся и вздрогнул от легкого прикосновения.

— Блядь!

— Не пытайся меня спасти, Хамильтон. Мне не нужен герой. Мне нужен только ты.

Она обхватила меня своими блестящими губами и полностью взяла в рот. Я откинул голову назад, потрясенный тем, как это приятно: ее губы обхватили член, сделав его горячим и влажным. Когда я коснулся задней стенки ее горла, она слегка поперхнулась. В уголке ее рта собралась слюна. Вера посмотрела на меня сердитыми глазами. Я собрал ее каштановые локоны в кулак на макушке и руководил ее движениями. Быстрее. Грубее. Сильнее. Удовольствие, подобного которому я никогда не испытывал, полностью поглотило меня.

Каждый стон заставлял меня дрожать от потребности. Я чувствовал, как нарастает, нарастает, нарастает.

Вера отстранилась и глотнула воздуха, прежде чем вернуться к высасыванию чертовой души из моего тела своим талантливым маленьким ротиком. Мои мышцы напряглись. Я застонал. Мимо проехала машина. Листья под моими ногами зашелестели и захрустели. Сквозь облака пробился луч света. Жар. Ветер усилился. Удовольствие. Жук взбирается по стволу дерева. Нирвана. Лес стал свидетелем нашего непристойного заявления, а моя королева? Блядь, она стояла передо мной на коленях, забирая всю власть и контроль себе.

А потом она остановилась.

Я чуть не упал. Потому что был так близко. Так чертовски близко.

— Почему ты остановилась, Лепесток?

Вера усмехнулась и вытерла губы подушечкой большого пальца.

— Я могу уйти в любой момент, когда захочу, — ответила она.

Что за хрень была в этой фразе, и почему она хотела остановиться именно сейчас?

— У нас могло бы быть все хорошо, Хамильтон. — Она облизала мой член своим теплым язычком.

— У нас все хорошо, Лепесток.

Я наклонился вперед, прижимаясь членом к ее губам в молчаливом протесте. Я не собирался умолять ее о рте, но был чертовски уверен, что заставлю ее продолжать делать то, что она делала.

— Ты не можешь закончить это, потому что боишься, что мне будет больно, Хамильтон, — прошептала она, прежде чем подняться на ноги.

Нет. Нет, нет, нет.

— Лепесток...

Вера схватила меня за подбородок и сжала.

— Я контролирую ситуацию. Я выбираю, за кого стоит бороться. Я не становлюсь на колени перед мучениками и трусами.

Я вдохнул. Мой член стал вялым. Моя гордость полетела ко всем чертям. Я хотел рассказать ей все. Хотел все исправить.

Но тут зазвонил мой телефон. Какого черта теперь?

Вера обхватила мой член своими нежными пальчиками и заправила его обратно в штаны. Медленно, очень медленно она застегнула молнию и пуговицу. Я был так близок к краю, что мне казалось, что я сейчас взорвусь.

— Ты не собираешься отвечать? — спросила она, облизывая губы.

— БЛЯДЬ! — закричал я.

Я создал монстра.

Затем выхватил из кармана мобильник и с рычанием ответил на звонок.

— Что?

Джек тут же ответил:

— Джозеф встречается с одним из наших дистрибьюторов. Ты нужен мне на борту самолета, летящем в Сан-Франциско.

— Что? Прямо сейчас?

— Сейчас. Я уже подготовил самолет. Высаживай Веру и тащи свою задницу в аэропорт.

Я уставился на Веру. У нас, безусловно, остались кое-какие незаконченные дела, но, возможно, это тот момент, которого мы ждали. Возможно, я смог бы выяснить, что задумал Джозеф, намного раньше намеченного срока.

— Хорошо. Я буду.

Я положил трубку. Вера развернулась и побежала к машине, как будто только что не держала мой член у себя во рту. Как будто я не изливал ей гребаную душу.

— Вера? — окликнул я.

Она оглянулась через плечо и улыбнулась мне.

— Отвези меня домой, Хамильтон.

Какого черта?

Я покачал головой и трусцой побежал к машине. Оказавшись внутри, мы оба на мгновение застыли на месте. Я не знал, что сказать.

— Я должен отправиться в поездку, — прошептал я.

— Хорошо, — ответила Вера, ее голос был мягким и искренним. Я попытался понять, не расстроена ли она, но на ее губах появилась ухмылка.

— Мне неловко уезжать после того, что только что произошло, — продолжил я.

— Почему? Это благодаря мне у тебя голубые яйца. — Она защелкнула ремень безопасности и усмехнулась. — Ты собираешься уехать и делать то, что ты делаешь с Джеком. Но ты будешь думать обо мне.

Она повернулась ко мне лицом и наклонилась.

— Тебе будет больно, Хамильтон. У тебя будет твердый член, и ничто не облегчит этого. Ни твоя рука. Ни воспоминания обо мне. Ни другая женщина. Только я.

Ебать, неужели можно было завестись еще больше, чем я уже был? Потому придвинулся ближе. Я снова жаждал ее губ.

— Лепесток, — прошептал я.

— Иди и делай все, что тебе нужно, Хамильтон. Теперь, когда мы поменялись ролями, я собираюсь стать для тебя тем, кем ты был для меня, — улыбнулась Вера, явно гордясь собой.

Я пробился сквозь пелену вожделения и отстранился.

— Что?

— Ты научил меня, как перестать быть мученицей и взять свою жизнь под контроль. Теперь я собираюсь сделать то же самое для тебя, Хамильтон.