Преграды и прощение

21

Вера

Моя мать была в том доме. Несмотря на то, что в последнее время нас разделяла огромная пропасть, я инстинктивно чувствовала, что та все еще жива. Она должна была быть жива. Нам столько всего нужно исправить.

— Вера? Ты здесь? — спросила Аника.

Портативного обогревателя, установленного полицией штата, было недостаточно, чтобы согреть мое замерзшее тело. Я вздохнула, прежде чем ответить.

— Мы все еще здесь. Переговорщик уже час пытается связаться с Джозефом.

За шесть долгих часов, прошедших с тех пор, как мы прибыли, приехали ФБР, пресса выстроилась вдоль улицы в полумиле от нас, а полицейские установили палатку, которая служила временным штабом. Я рассказала и пересказала свою версию событий офицеру Гидеону, а затем и агенту ФБР. Я отвечала на вопросы, пока мой голос не охрип. К счастью, они позволили мне сделать перерыв, пока Хамильтон и Сеинт делились собранной ими информацией об отмывании денег. Мне не разрешили много рассказывать Анике, поскольку ситуация с заложниками не разрешилась, но ее голос меня успокоил.

— Мне очень жаль, что так сложилось, Вера. Могу я тебе что-нибудь принести? Кажется, у тебя стучат зубы, я могу привезти тебе что-нибудь теплое.

На мне уже было пальто. Меня знобило не от холода. Это был адреналин. Я чувствовала себя одновременно напряженной и истощенной.

— Мне бы не помешало немного мудрости, — призналась я.

Аника на мгновение замолчала.

— Я не думаю, что красивые слова — это то, что тебе сейчас нужно. Думаю, тебе нужно прокричаться. Я ничего не могу сказать, чтобы облегчить восприятие этой ситуации. Сейчас не время заглядывать глубоко в себя и искать ответы на жизненные вопросы через призму философии. Пришло время выплеснуть боль, Вера. Ты не обязана быть сильной. Тебе позволено бояться. Тебе можно плакать и переживать за маму, понимаешь? А еще, тебе можно злиться.

Я посмотрела на Хамильтона, стоящего слева от меня, который что-то рассматривал на ноутбуке. Сейчас я чувствовала оцепенение. Мне казалось, что я каким-то образом отключила свой разум, чтобы разобраться в происходящем безумии.

— Мне нужно во многом разобраться, — призналась я.

Я все еще злилась на Хамильтона за то, что он солгал мне и позвонил в полицию, но понимала, что это было верное решение. Мы не были готовы справиться с чем-то подобным. Я просто ненавижу чувство потери контроля.

— Невыносимо сидеть здесь и ждать.

— Дай мне знать, если тебе что-нибудь нужно принести. Я здесь ради тебя, Вера.

— Спасибо, — ответила я монотонным голосом. Я была такой закрытой.

— Ладно. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится. Я здесь ради тебя, хорошо? — повторила она.

— Спасибо, Аника.

Я повесила трубку и уставилась на входную дверь дома Джека, вспоминая свадьбу, которую здесь проходила, и все, что произошло после этого. Вокруг стояли люди в полной экипировке, но никто не выглядел встревоженным. Словно они не воспринимали все всерьез, а будто просто пережидали истерику малыша.

— Мы так и будем сидеть здесь весь день? — спросила я пронзительным голосом.

Один из агентов бросил на меня взгляд, прежде чем продолжить печатать на своем компьютере. Хамильтон извинился и подошел ко мне.

— Лепесток, если ты хочешь уйти, мы можем…

— Я не уйду! — прорычала я. — Может, моя мама и никудышная мать, и я больше не чувствую себя обязанной прогибаться и подчиняться ее воле, но не хочу, чтобы она умерла! Что, если у меня никогда не будет шанса наладить с ней отношения? Что, если мы больше никогда не поговорим? — У меня защемило в груди, и Хамильтон крепко обнял меня.

— ФБР занимается этим. Все будет хорошо, Лепесток.

— Правда? — спросила я высоким голосом. — Все будет хорошо? Или наша жизнь превратится в постоянную войну за власть, организованную твоей семьей?

— Я понимаю, что ты сейчас расстроена, но...

— Прекрати болтать и просто обними меня, пожалуйста, — вырвалось у меня. Хамильтон не колебался ни секунды, он крепче прижал меня к себе, и я позволила его силе окутать меня.

— Все будет хорошо, — сказал он успокаивающим голосом.

Кто-то закричал, и это заставило всех насторожиться. Хамильтон отпустил меня, и я повернулась, чтобы посмотреть на источник шума.

— Кто-то у входной двери!

Я тут же оторвалась от Хамильтона и двинулась посмотреть, что происходит за линией бронированных машин. Хамильтон шел вплотную за мной, вцепившись пальцами в мою рубашку, словно боялся, что я побегу к дому.

Там стоял Джозеф. Одной рукой он держал пистолет, другой обнимал мою мать. Они оба были в крови.

Я сглотнула рвоту, которая грозила подступить к горлу, и закричала.

— О, Боже!

— Уведите ее отсюда! — зашипел один из агентов.

Хамильтон попытался отодвинуть меня, но я уперлась ногами в землю, решив посмотреть, что происходит.

— Приведите мне Хамильтона и Веру! — закричал Джозеф. — Я хочу воссоединения ебучей семьи, или эта сука умрет! — Джозеф притянул мою мать к себе, используя ее как живой щит. Это было самое ужасное зрелище, которое я когда-либо видела.

Время остановилось. От ужаса я застыла на месте. Джозеф был диким существом, бросавшим вызов миру своими безумными глазами и поджатыми губами.

Мужчина с зачесанными назад волосами и в бронежилете осторожно вышел вперед, подняв руки. Я узнала в нем переговорщика.

— Джозеф? Привет, меня зовут...

Джозеф даже не дал ему представиться. Вместо этого он с громким боевым кличем выстрелил в воздух. Несколько офицеров пригнулись. Я застыла на месте, охваченная паникой.

— Твою мать, — выругался Хамильтон, прежде чем Джозеф снова прижал дуло пистолета к виску моей матери.

— Я не могу сделать четкий выстрел, — сказал кто-то по рации.

Джозеф закричал.

— Я сказал вам свои требования. Приведите мне Веру и Хамильтона. НЕМЕДЛЕННО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ. Я контролирую ситуацию. У меня вся власть. Вам меня не сломить. Я, блядь, неприкасаемый! — Его рев звучал безумно.

— Что случилось с Джеком, Джозеф? Он внутри? — спросил переговорщик через рупор. Голос его звучал гнусаво, но спокойно.

— Он УМЕР! — рассмеялся Джозеф. — Сдох!

В толпе вокруг меня раздался отчаянный ропот. Мама начала громко всхлипывать, что, казалось, вывело Джозефа из себя. Хамильтон недоверчиво раскрыл рот. Я схватила его за руку и сжала, безмолвно успокаивая.

Мамины крики стали громче, что, очевидно, еще больше разозлило Джозефа.

— Заткнись, тупая шмара!

Мама закрыла лицо руками и беззвучно заплакала, подчиняясь ему, несмотря на очевидные страдания, которые она испытывала.

— Джозеф. Мы можем договориться. Необязательно обвинять тебя в двух убийствах сегодня, — сказал переговорщик.

— Да пошел ты на хер. Где мой брат? Я знаю, что он там. Я чувствую его слабость.

— Я здесь, ублюдок, — выкрикнул Хамильтон.

Я повернулась и уставилась на него.

— Что ты делаешь? — зашипела я.

— Отойдите, — потребовал другой агент.

Хамильтон проигнорировал яростные взгляды.

— Если Джозеф хочет поговорить со мной, то я, блядь, поговорю с ним, — тихо сказал он, а затем крикнул Джозефу. — Встреться со мной как мужчина! Хватит прятаться за спину своей жены.

Переговорщик выругался, но быстро махнул Хамильтону рукой. Хамильтон взял бронежилет, который протянул ему один из агентов, и сделал несколько шагов в сторону переговорщика.

— Не раздражай его, — проинструктировал переговорщик.

Я не могла отделаться от мысли, что Хамильтон — не тот человек, который нам нужен, если мы пытаемся успокоить Джозефа. Все их отношения были направлены на то, чтобы вывести друг друга из себя.

— Ты не знаешь, что значит быть мужчиной! — рычал он. — Ты не знаешь, каково это, когда у тебя руки в крови. Видеть, как меркнет свет в их глазах.

Я сделала неуверенный шаг к дому — к Джозефу. Один из агентов протянул руку, чтобы остановить меня, но Джозеф еще раз выстрелил в воздух.

— Никто не должен препятствовать приходу Веры и Хамильтона, иначе застрелю эту суку. Я убью ее прямо сейчас, и мне похер, уйду ли я с ней. Пока смерть не разлучит нас, правда, милая?

Моя мать хныкала.

— Слишком поздно, Джозеф, — крикнул Хамильтон.

Он подошел и встал рядом со мной на самом краю полицейской линии, все еще защищенный линией машин, но с четким обзором разворачивающего перед нами безумия. Мы взялись за руки, полные решимости пережить это вместе. Я попыталась понять, был ли Хамильтон шокирован или встревожен известием о смерти своего отца, но его лицо оставалось пассивным и бесстрастным. И не могла понять, то ли он просто старался быть сильным в данный момент, то ли ради сохранения собственного рассудка

— У тебя нет здесь власти.

Губы Джозефа скривились, и он начал пятиться.

— Ты ошибаешься.

— Оглянись, Джозеф! — крикнул Хамильтон.

Переговорщик непринужденно наблюдал за беседой, переваривая услышанное. Другой офицер прошептал у нас за спиной.

— Заставь его говорить.

Я сглотнула.

— Мам, ты в порядке? — окликнула я.

Она, наконец, убрала руки от лица и оглядела толпу. Когда ее взгляд упал на меня, мама вздохнула с облегчением.

— Я в порядке, детка.

— Заткнись, мать твою! — заорал Джозеф, пнув ее сзади по пятке. Она чуть не упала вперед, но рука, которой он обхватил ее стройное тело, удержала маму на ногах. — Я выебу твою никчемную пизду на глазах у всех этих людей, приставив пистолет к твоей голове, шлюха. Обязательно. И не подумаю дважды.

Я почувствовала тошноту, но единственное, что меня успокаивало, — это то, что у меня не было другого выбора.

— Почему ты убил Джека? — спросил Хамильтон.

— ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ! Я сделал все, о чем он просил, — ответил Джозеф, его голос звучал тише. Я почти не слышала его. — Я был идеальным сыном. Идеальным работником. Я делал все. И он хотел предать меня вот так? На хуй это все.

— Почему бы не дать ему сгнить в тюрьме? — спросил Хамильтон.

— Этого было недостаточно. Я хотел, чтобы он заплатил. Думал, ты будешь счастлив, Хамильтон. Думал, тебе понравится, что я убрал старого доброго папочку!

Напряжение в воздухе было таким плотным, что его нельзя было разрезать даже ножом.

— Тебе следовало бежать, Джозеф, — сказал Хамильтон.

— А тебе вообще не следовало появляться на свет! — закричал в ответ Джозеф. — МАМА ОТДАЛА ТЕБЕ ВСЕ! ВСЕ БЫЛО ОСТАВЛЕНО ТЕБЕ. Как она могла любить гребаного выблядка?!

Я заметила движение сзади, мужчина, одетый во все черное, надвигался на Джозефа. «Глок» в его руке выглядел угрожающе. Я не понимала, как они могли уложить его, не причинив вреда моей матери. Джозеф держал палец на спусковом крючке. Одно неверное движение и...

— Пошел ты. Да пошли вы все. Ты понятия не имеешь, что значит быть Борегаром! Это такая сила, что ты не поверишь!

Мужчина подошел к Джозефу ближе, и мне пришлось заставить себя не вздрагивать и не пялиться слишком пристально.

Хамильтон глубоко вздохнул и притянул меня ближе.

— Я бог! — крикнул Джозеф. — А ты — ничто.

Мужчина быстро переместился и приставил пистолет к виску Джозефа. Не прошло и секунды, как мужчина нажал на курок. Мама закричала. Я вскрикнула. Кровь и мозги залили лицо моей матери. Залили крыльцо. Заполнили мое зрение. Безжизненное тело Джозефа рухнуло на землю, увлекая за собой мою маму. Они оба упали в лужу его крови. Мама извивалась и кричала, пытаясь вырваться из его мертвой хватки. К ней подбежали федеральные агенты.

Так много крови.

Плоти.

Волос.

Из прострелянного черепа сочилась кровь.

Хамильтон встал передо мной, его широкие зрачки свидетельствовали об увиденном. Я не могла поверить в это. Это было...

— Посмотри на меня, Лепесток. Не смотри на них. Смотри на меня.

Я начала тяжело дышать. Где-то вдалеке кричали мужчины, а моя мать визжала так громко, что ее голос срывался из-за натянутых голосовых связок. Все громче и громче. Я закрыла глаза, и единственное, что видела, была голова Джозефа, которая взрывалась снова, снова и снова.

— Открой глаза, Лепесток. Посмотри на меня. Все будет хорошо.

Я повиновалась Хамильтону, потрясенная тем, что он вообще мог составлять связные предложения после того, что только что произошло. Часть меня хотела бежать к маме, но другая часть, все еще была слишком ошеломлена. Мои пальцы, голени, бедра, живот, руки, пальцы, грудь, шея, щеки — каждый дюйм моего тела стал холодным.

— Ты в шоке, Вера. Мне нужно, чтобы ты двигалась. Могу я позвать кого-нибудь на помощь?

— Мама? — прохрипела я, надавливая на его грудь. Хамильтон не сдвинулся с места, но мне нужно убедиться, что с ней все в порядке. В горле пересохло. Мое зрение помутнело. — Мама!

— Детка! — закричала она.

Один удар моего сердца. Два удара. Я вдохнула и выдохнула. Дважды моргнув, я ухватилась за остатки здравого смысла и протиснулась мимо Хамильтона, чтобы проверить, как там моя мать. Она была в объятиях офицера Гидеона и пыталась подойти ко мне, но ноги ее не держали. Я протиснулась к маме сквозь толпу и заплакала при виде крови, покрывавшей ее кожу.

Мы с силой ударились друг о друга. Я заставила себя сдержать рвоту, когда мама крепко обняла меня. И затаила дыхание, когда она зарыдала, прижавшись ко мне. Я смотрела на небо, когда мама начала повторять одно и то же снова и снова:

— Он мертв.

— Он мертв.

— Он мертв.