Преграды и прощение

11

Хамильтон

— Если ты сейчас же не уберешь руку с моего члена, я вылью на тебя свой напиток, — прорычал я женщине на ухо.

Хейли... Хайди, Хейвен, Ханна. Так ее вроде звали. Ханна как-то так. Она была достаточно симпатичной, и если бы я не был зациклен на девушке, которая преследовала меня — телом и душой, — моему члену, возможно, понравилось бы такое внимание. Но моя тупая задница не хотела ни Хайди, ни Хейвен, ни Ханну.

Я хотел Веру. Веру Гарнер.

— Твой брат сказал... — начала она, смущенная моим отказом.

— Мой брат был дезинформирован.

Она на мгновение уставилась на меня в замешательстве, а потом открыла рот и сказала:

— Ооо. Ты гей. Я поняла. Со мной твой секрет в безопасности.

Эта девушка была так уверена в себе и считала, что единственной правдоподобной причиной, по которой ее не хотели, было то, что человек гей? Высокомерная маленькая тварь.

— У нас уже есть несколько совместных фотографий, так что мой пиарщик будет доволен. Не возражаешь, если я пойду потанцую? — Она уже встала и осматривала клуб в поисках следующей жертвы.

К черту это место.

Честно говоря, она не стоила затраченных усилий.

— Хорошего вечера, Хейли.

— Ханна, — поправила она меня, раздраженно вскинув брови и сложив руки на тонкой талии.

Что за хрень. Просто оставь меня в покое.

Мой телефон зажужжал, и высветилось сообщение от Веры.

Вера: Думаю о тебе.

Да, я тоже думал о тебе, Лепесток. И не мог перестать думать о том, как она обхватила губами мой член. Не мог перестать думать, как она взяла ситуацию в свои руки. Наши отношения изменились в одно мгновение. Я не мог понять, в чем дело, но мне нравилась ее вновь обретенная уверенность. Она была почти дерзкой. Не считая Джесс, я никогда не встречал человека, который бы так слепо верил в меня.

Я быстро напечатал свой ответ.

Хамильтон: Перестань писать мне. Я сказал тебе оставить меня в покое.

Мы оба знали, что мой отказ был в лучшем случае полусерьезным. Почему я снова отталкивал ее? Это стало почти игрой между нами, испытанием. Ее ответ был быстрым.

Вера: Как тебе Сан-Франциско?

Как, черт возьми, она узнала, что я был здесь? Пришло еще одно сообщение.

Вера: Мне нравится костюм. Таблоиды не отдают тебе должного.

Какие таблоиды? Я со вздохом бросил телефон на столешницу перед собой. Приехать сюда было огромной ошибкой. Как только вышел из самолета, Джозеф уже ждал меня на взлетной полосе с самодовольной ухмылкой на лице. Как будто ожидал, что я последую за ним сюда. Я же надеялся, что брат отмахнется от меня и придумает какую-нибудь дурацкую отговорку, но нет, он потащил меня в какой-то гребаный ночной клуб.

Я уже собирался заказать что-нибудь еще, кроме этого дерьмового шампанского, когда мой брат-мудак и его кокаинонюхающая спутница плюхнулись напротив меня за столик, который мы зарезервировали в VIP-секции. Клуб был роскошным, современным, шумным и пах травой. Находиться здесь было пустой тратой времени. Я не думал, что физически возможно убедить брата в том, что я ничего не замышляю, но должен был попытаться. Ничего из этого не сходилось. Отмывание выглядело слишком изощренным. По каким бы бумажным следам мы с Сеинтом ни шли, я не мог выследить источник. У Джека была целая команда, работающая под прикрытием, и никто из нас не был ближе к разгадке, чем раньше.

— Хотя бы притворись, что тебе весело, Хамильтон. Этот столик обошелся мне в двадцать тысяч, а шампанское, которое ты игнорируешь, стоит больше, чем большинство людей зарабатывают за год, — сказал Джозеф, задрав нос к небу, пока его спутница потирала его бедро. Мудак.

— Мне весело, — солгал я. — Очень весело. Так весело, что я не могу этого вынести.

Мой сухой тон невозможно было понять неправильно. Не стал утруждать себя ложью Джозефу, потому что, если хотел, чтобы он мне доверял, то я должен был выглядеть правдоподобно. Внезапное изменение всей моей личности вызвало бы слишком много подозрений.

Джозеф был в костюме, воротник его рубашки запачкан красными пятнами от губной помады его спутницы. Было что-то приятное в том, как он пошатывался на диване. Несмотря на то, что тот опасался меня, алкоголь ослабил его бдительность. Кроме того, Джозеф надолго исчез в ванной, что заставило меня задуматься, не пробирается ли он туда, чтобы принять наркотики.

Было бы так просто перегнуться через этот стол и воткнуть ему в глаз горлышко бутылки дорогого шампанского. Я представил, каково это — свернуть ему шею на глазах у всех этих людей, забрызгать его гребаной кровью дорогой ковер.

— Ты слышал хоть слово из того, что я только что сказал? — спросил Джозеф. Девочка теперь сосала его шею.

— Нет. Я слишком отвлекся на девушку, которая пытается отсосать у тебя.

Джозеф улыбнулся и легонько оттолкнул ее.

— Хорошенькая штучка, правда? Хочешь попробовать?

Женщина выпрямилась на своем месте, и ее брови опустились.

Я нахмурился.

— Я не любитель подержанных кисок, братишка. Мы никогда не были семьей, которой приходилось довольствоваться подержанными вещами, да? — спросил я, прежде чем отпить из бокала шампанского по завышенной цене. Пузырьки засияли на моем языке, и я проглотил их с горьким триумфом.

— Тебе досталась моя подержанная мама, не так ли? К тому времени, как ты родился, она уже была в изношенном состоянии. Как те кроссовки, на которых ты когда-то помешался, с дырками в подошве.

Джозеф кивнул одной из официанток, подававших коктейли, и та задернула красную занавеску вокруг нашего столика, скрывая нас от посторонних глаз.

Я был в ярости от его неосторожных слов. Но мне нужно было играть в долгую игру.

— Мама была в депрессии, — ответил я, пока Джозеф расстегивал молнию на брюках. Его спутница торжествующе облизнула губы.

— Соси мой член, — потребовал Джозеф, не обращая на меня внимания. Я пошевелился на своем месте, собираясь уйти, но Джозеф поднял руку, чтобы остановить меня. — Останься. Я хотел поболтать с тобой.

Я приподнял бровь.

— Ты хочешь, чтобы я смотрел, как тебе отсасывают член? — возразил я. — Отвратительно даже для тебя.

— Не говори так вульгарно, Хамильтон. Это просто снимет мой стресс, когда ты неизбежно выведешь меня из себя. Ты ведь знаешь, что происходит, когда ты выводишь меня из себя, не так ли?

Джозеф схватил свою спутницу за затылок и прижал ее к себе с такой силой, что она захрипела и подавилась. Вокруг нас звучала грохочущая музыка. Беспокойство накатывало на меня, как бушующая волна, но единственным внешним проявлением моей нервозности было то, как я тихонько постукивал ногой.

— Соси сильнее, — приказал он ей, закинув руки за голову и откинувшись на спинку кресла.

— О чем ты хочешь поговорить? — процедил я.

Это было так хреново.

— Почему ты на самом деле здесь, Хамильтон? Зачем работаешь с отцом? Прежний ты — дал бы мне в морду и удрал бы отсюда. Но посмотри на себя, сидишь и смотришь, как я кончаю. Как ребенок, играющий в переодевания. Держу пари, я мог бы надрать тебе задницу, а ты бы просто позволил этому случиться.

Его спутница подпрыгивала и постанывала у него на коленях. Я почувствовал, как к горлу подкатывает желчь. Мне потребовалось все, чтобы не сблевать прямо здесь, в VIP-кабинке. Я должен был сохранять хладнокровие. Должен был, черт возьми, ориентироваться в безумии Джозефа, копаться в его силовых приемах с серебряной ложкой.

— Это все из-за Веры? У тебя была такая уникальная связь с моей падчерицей, не так ли?

— Ты знаешь, что я встречался с Верой, — констатировал я.

Он хотел, чтобы мы прекратили наши отношения.

Джозеф издал довольное мычание, от которого у меня внутри все сжалось от отвращения.

— Вера — симпатичная девушка. Не могу тебя винить. Она была хороша? — застонал Джозеф.

Выбор момента для его вопроса и последовавший за ним стон удовольствия привели меня в ярость. Нет. Он не имел права так думать о моей девушке. Гребаный извращенный сукин сын.

— Это не твое гребаное дело.

— Ты все еще любишь ее. Мило, — заметил Джозеф, схватив голову своей спутницы. — Мне нравится знать, кто для тебя важен.

Он начал долбить в рот бедную девушку. Я отводил глаза, пока не услышал, как он кончает, и чувствовал слабость и отвращение к себе, когда она хныкала. Чертов больной ублюдок.

— Какое отношение свидания с Верой имеют к работе на нашего отца? — спросил Джозеф.

Я посмотрел на него, пока он поправлял одежду. Девушка все еще вытирала лицо, когда Джозеф похлопал ее по щеке и кивнул на занавеску.

— Вали.

Она даже не стала спорить.

Зловещие слова Джозефа были произнесены с целью разозлить меня, но я без тени сомнения знал, что ему придется пройти через меня, чтобы хоть волосок упал с головы Веры. Она была в безопасности от его психопатической задницы, и, возможно, я не смог бы защитить себя все эти годы назад, но я бы убил его голыми руками, не задумываясь.

Как только его спутница ушла, я ответил брату.

— Вера не хотела иметь ничего общего с Борегарами после того, как ты вручил ее матери эти гребаные документы о разводе. Она почувствовала, что наша семья ее предала, и немедленно порвала со мной.

Это было не так уж далеко от истины. Вера презирала того, кем я был сейчас. Ничто в этой жизни не привлекало ее. Мы не могли бы быть более разными, даже если бы попытались.

— Ладно. Как скажешь, — ответил он, взмахнув рукой. — Я все еще пытаюсь понять, что ты задумал. Несмотря на твое выступление перед отцом, я не убежден. Ты всегда был таким жалким маленьким мучеником, но только Бог мог заставить тебя работать в семейном бизнесе. Давай, будь честен со мной, — подначивал Джозеф, угрожающе наклонившись вперед.

Я шумно выдохнул.

— Не знаю, в обычной ситуации мне было бы наплевать на эту компанию, на тебя или на Джека. Не уверен, что вообще когда-нибудь будет не плевать. Но мне нужно было сменить обстановку. Я не был в восторге, когда мы с Верой расстались.

Джозеф пожал плечами.

— Справедливо, лживый ублюдок. Эти женщины Гарнер, конечно, доводят мужиков до белого каления. Эта сука, Лайла, пусть гниет в аду. Я чувствую себя особенно мстительным из-за нее.

По крайней мере, в одном мы с Джозефом могли согласиться.

— Как ты справляешься с разводом? — спросил я.

Он усмехнулся.

— Разве ты не видел, как эта горячая задница только что глотала мою сперму? Я думал, что лучшим днем в моей жизни был тот, когда узнал, что Лайла не родит мне ребенка, но оказалось, что лучшим днем стал тот, когда папа попросил меня бросить ее задницу. Думал, он будет заботиться о своем драгоценном политическом имидже. Ты же знаешь, как тот раздражается, когда вокруг бегают ублюдки.

Джозеф окинул меня взглядом с ног до головы.

— Но поскольку Лайла лгала, мне не пришлось ничего делать. Эта статья спасла мне жизнь, Хамильтон. Не твой ли сводный брат написал ее? Передай ему мою благодарность. Забавно, как все складывается.

Я стиснул челюсти. Ладно. Если мы собирались быть честными в этом дерьме, то так тому и быть. Притворяться и лгать с Джозефом не получалось. Может, будет лучше держать его в напряжении.

— Ты прав. Тебе не нужно знать, почему я вдруг заинтересовался «Борегар Индастриз», — начал я, вставая и поправляя пиджак. — Тебе просто нужно знать, что я никуда не уйду.

— Это очаровательная угроза. Я дрожу от страха, братишка.

— Это не угроза. Я просто заявляю о своем праве по рождению.

Джозеф насмешливо хмыкнул.

— Право незаконнорожденного? Да ладно. Ты едва заслужил свою работу на нефтяной вышке. Ты никто.

— Я — Борегар, — прорычал я.

Он хихикнул.

— Если повторять что-то снова и снова, это не станет правдой.

Я сжал кулак и рванулся вперед, схватив Джозефа за лацканы пиджака и потянув его вверх.

— Заткнись, жалкий ублюдок.

Он откинул голову назад и рассмеялся.

— Ударь меня, Хамильтон. Может, это поможет тебе почувствовать себя мужчиной.

Я резко развернул его к себе.

— Так вот почему ты бил меня все эти годы, а? — спросил я. — Ты чувствовал себя сильным? Тебе было приятно сломать мне руку?

Джозеф улыбнулся.

— Наверное, я бы что-то почувствовал, если бы ты был мне небезразличен. Но ты был никем, Хамильтон. Просто игрушка, которой можно швыряться.

Я оттолкнул его, и он упал на бархатный диван. Все его тело обмякло, и я наблюдал, как тот начинает беспомощно смеяться. Джозеф скрестил руки, и из его пор потек прогорклый, пропитанный алкоголем пот. Когда смех утих, он заговорил.

— Ты можешь надеть костюм и летать на нашем самолете. Можешь даже сидеть на совещаниях, как будто знаешь, что делаешь. Но ты никогда не будешь достаточно хорош. Ты никогда не станешь Борегаром. Потому что Борегар сейчас бы меня ударил.