Преграды и прощение

17

Вера

Моя мама выглядела хорошо. На удивление хорошо. Румяные щеки, ухмылка, несмотря на то, что она сидела напротив своей отдалившейся дочери. Дизайнерский наряд обтягивал ее худощавое тело, но, насколько я могла судить, она больше не выглядела больной. По крайней мере, мама заказала салат «Кобб», так что я знала, что та снова ест.

— Ты отлично выглядишь, мам, — сказала я, прежде чем поднести стакан с минеральной водой к губам и сделать глоток.

Было странно сидеть напротив нее в кафе в Коннектикуте. Я заставляла себя не смотреть через ее плечо на Сеинта, который, переодевшись, сидел за столиком рядом с нами. Хамильтон настаивал на том, чтобы прийти на эту встречу, если что-то случится, но мама сразу бы узнала его и сбежала. Мы все решили, что ему лучше остаться в Вашингтоне, чтобы следить за Джозефом.

Сеинт предложил мне свою помощь, так как он слишком хорошо умел скрываться, когда хотел. То, что я доверила ему свою защиту, говорило о том, как многое изменилось за последние несколько дней. Безумный журналист сидел в кабинке, потягивая кофе, натянув кепку. Его образ в стиле гранж полностью отличался от его обычного хипстерско-стильного. Сеинт легко вписывался в обстановку. Это заставило меня задуматься, сколько раз ему удавалось следить за мной, а я этого не замечала.

— Я чувствую себя прекрасно, — ответила мама. — Или, по крайней мере, чувствовала. Пока ты не позвонила и практически шантажом не заставила меня пойти на эту встречу. До этого было приятно сосредоточиться на себе и не беспокоиться ни о ком другом.

Разговор не был тонким или продуктивным, но я позволила ей одержать победу. Если быть честной, то отстранение от нее пошло мне на пользу. Теперь, когда не была сосредоточена на счастье матери, я могла сосредоточиться на своем собственном.

— Мне знакомо это чувство, — ответила я с улыбкой, взяв булочку и откусив от нее кусочек. — И я не шантажировала тебя. Не драматизируй. Я просто спросила, как продвигаются твои отношения с Джеком, и пригласила тебя на обед.

Вместо того чтобы прокомментировать мой непрозрачный шантаж, мама прокомментировала мои предпочтения в еде. Типично.

— Сбавь обороты по углеводам. Ты не удержишь внимание Хамильтона, если будешь продолжать набивать себе рот.

Я чуть не подавилась едой. Конечно, она знала о нас с Хамильтоном. Джек, наверное, рассказал ей, когда Хамильтон отшил его пару дней назад. Я просто не ожидала, что мама будет так откровенна. Она злилась? Собиралась ли сказать мне, чтобы я порвала с ним? Я разозлилась на себя за то, что мне всегда было не все равно.

— Хамильтону нравится, как я набиваю себе рот, — ответила я, подмигнув. Боже, как хорошо, что меня это больше не волнует.

— Не будь такой грубой, — огрызнулась мама. Она еще раз оглядела меня с ног до головы. — Я ненавижу это.

— Что ненавидишь? — спросила я.

— Мы так отдалились друг от друга. Это странно. Где мы ошиблись, Вера?

Мне было интересно, к чему мама клонит в этом разговоре. Пыталась ли она помириться со мной? Было ли ошибкой надеяться?

— Я думаю, что для того, чтобы точно определить, где мы ошиблись, потребуется уровень самосознания, которым ты не обладаешь, мама.

— Опять эти язвительные замечания. Дочь, которую я вырастила, никогда не стала бы мне перечить.

— Дочь, которую ты вырастила, была несчастной, — нахмурившись, ответила я.

Она покачала головой.

— Это просто смешно. Но я пришла сюда не просто так, Вера. Мне хочется поговорить с тобой об отношениях с Хамильтоном. Хотя я не уверена, что ты будешь слушать. Хотя Джек, похоже, считает, что я смогу тебя образумить.

— Кстати, как там Джек? — спросила я, вызывающе выгнув бровь и борясь с желанием поерзать на стуле. — Ты ведь все еще живешь у него дома, не так ли?

Мама взяла свой бокал и сделала большой глоток. Я не сводила с нее глаз.

— Да, — ответила она, разглаживая мягкую шелковую рубашку на пуговицах. — Я все еще остаюсь там. Не то чтобы тебя это волновало, потому что страдания твоей матери для тебя ничего не значат. Но из-за развода и всего, что к нему привело, я не уверена, что получу хоть что-то. Мне нужно время, чтобы встать на ноги.

Слова полились из меня без предупреждения.

— Трудно встать на ноги, если ты лежишь на спине, мам, — заметила я.

Она схватила тканевую салфетку, лежавшую у нее на коленях, и бросила на стол.

— Я не обязана сидеть здесь и слушать это, — прошипела мама. — Я пришла сюда, чтобы помочь тебе, чтобы предупредить тебя. И вот такая благодарность? Я даже не знаю тебя больше.

Она пришла сюда, чтобы помочь мне? Что это вообще значит?

— Это потому что Вера, которую ты знаешь, позволяла тебе вытирать ноги о нее.

Мама потянулась за своей сумочкой «Луи Виттон», и я вздохнула. Я не собиралась получать нужную информацию, оскорбляя ее.

— Мам. Пожалуйста, сядь. Мне очень жаль.

Она обвела взглядом мое тело с головы до ног. Оглядела ресторан, прежде чем неохотно села.

— Чего ты хочешь, Вера? — спросила мама с раздражением.

Я не была уверена, чего хочу от своей матери. Мы никогда не стали бы прежними, и, что более важно, мне не хотелось возвращаться к тому, что у нас было. Оглядываясь назад, могу сказать, что я всегда занимала второстепенное место в жизни и прихотях матери. Да, она усердно трудилась, чтобы дать мне крышу над головой, и заставляла меня хорошо учиться в школе, но наши отношения все равно были токсичны. Мама была всего лишь ребенком, воспитывающим ребенка. Но теперь мы выросли, и у меня было право решать, что я хочу делать со своей жизнью.

Но я не сказала ей об этом.

— Я хочу, чтобы у нас стало все лучше, — ответила я. Это была правда. — Хочу, чтобы у нас были отношения, мама. Да, между нами все изменилось, но это не значит, что мы не можем продолжать общаться и стараться быть радушными.

Мама взяла вилку и крепко сжала ее.

— Мне действительно кажется странным не разговаривать с тобой. Мы всегда были так близки, — ответила она, затем смахнула слезы и отвела взгляд. — Понимаю, что ты намерена делать все по-своему. И хотя разочарована тем, что мы дошли до этого момента, но я понимаю. Иногда матери не всегда правильно понимают.

— Дочери тоже не всегда правильно понимают, — согласилась я. У каждого из нас была своя роль в этом деле.

— Знаешь, в тот день, когда я ушла из маминого трейлера, она плеснула в меня горячим кофе, — прошептала мама отсутствующим голосом.

Она никогда не рассказывала о своем детстве, о своей матери или о мамином парне. Я была так мала, когда мы выбрались из той ситуации, что никогда не сталкивалась с жестоким обращением на собственном опыте. Это была одна из причин, по которой я была благодарна маме. У нее хватило смелости уйти, и это полностью изменило траекторию моей жизни.

Мама продолжила.

— Она была в ярости. Обвиняла меня в том, что у них не сложились отношения. Утверждала, что я выпрашивала его внимание.

Я наблюдала, как мама еще больше ломалась. Ее руки дрожали. Плечи опустились.

— Последние несколько недель у меня было много времени подумать, и я поняла, что поступала с тобой точно также, обвиняя тебя в своих неудачных отношениях, хотя ты не была в этом виновата. Прости меня за это, Вера.

Сказать, что я была потрясена тем, что она призналась в этом, значит преуменьшить. Потом потянулась через стол и взяла маму за руку.

— Все в порядке. Я прощаю тебя.

Мама прочистила горло.

— Это отвратительный цикл, не так ли?

— Что именно?

— В конце концов, мы все становимся своими родителями.

Я покачала головой.

— Нет. Это неправда. Я сама по себе. И ты тоже. Хамильтон тоже не похож на Джека...

— Тебе нужно держаться подальше от Хамильтона, Вера, — прошептала мама.

— Опять это? — Как мы могли перейти от такого хорошего разговора к этому снова? Я думала, что раз она ушла от Джозефа, то с этим покончено. — Это потому, что ты с Джеком?

Мама покачала головой.

— Нет. Нет. Джек не собирается на мне жениться. Я просто остаюсь, потому что... неважно. Просто думаю, что тебе нужно держаться подальше от Хамильтона и не лезть в дела Джозефа.

Я прищурилась, глядя на нее.

— Что ты знаешь о Хамильтоне и Джозефе, мам?

Я наблюдала, как она начала осматривать ресторан. Наблюдала, как моя мать постепенно превращается в ту женщину, которой она была, когда была замужем за Джозефом. Испуганной. Робкой. Что происходит?

— Я знаю, что ты влипла по уши. Ты понятия не имеешь, что задумал Джек.

— Что это вообще значит? — спросила я.

Мама нервно прикусила губу.

— Я и так сказала слишком много.

Я смотрела, как мама откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

— Скажи мне, что ты знаешь, мам.

Она прикусила ноготь.

— Я знаю, что тебе не следует сейчас общаться с Хамильтоном.

— Почему?

— Потому что я не хочу, чтобы ты была втянута в эту кашу.

— Почему? — продолжила я.

Мама поежилась. Неужели она всегда выглядела такой беспомощной?

— Мам. Разорви этот круг. Скажи мне, что происходит. Ты любишь меня, мам. И заботишься обо мне. Хочешь, чтобы я была в безопасности. Просто скажи мне.

Она покачала головой и начала тяжело дышать.

— Если я расскажу тебе, ты должна пообещать, что никому не расскажешь, — тихо проговорила она. — Я серьезно, Вера.

Я легко солгала.

— Не скажу ни слова. А теперь скажи мне, почему я должна держаться подальше от Хамильтона.

— Джек пытается избавиться от Хамильтона, — прошептала мама, наклонившись ближе. — Когда Хамильтон отправился в Сан-Франциско, там его должен был ждать какой-то киллер.

Мои глаза расширились. Я схватилась за грудь и почувствовала, как участилось мое дыхание.

— Что? Почему? Как? — заикалась я.

— Ты знаешь, как Борегары стали такими богатыми? — спросила она. — Это забавно, правда. Иронично.

— Как? — спросил я.

— Если только какая-нибудь дешевка не соврет о беременности, они женятся ради денег. Джек был близок к тому, чтобы потерять все, прежде чем сделал Никки предложение. Бизнес его семьи рушился.

— Никки, — прошептала я.

— Она единолично контролировала семьдесят процентов состояния Борегаров. Везучая сучка. Она была наследницей, знаешь ли. Единственный ребенок. И унаследовала чертову кучу денег, когда умерли ее родители. В прошлом году на пороге дома Джека анонимно обнаружили новое завещание. Ты можешь в это поверить? Женщина была мертва уже много лет, и вдруг кто-то шантажирует Джека этим завещанием. Угадай, кому Никки хотела отдать все это. Не своему сыну. Не своему мужу. Ублюдку.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь сложить все это воедино.

— А что насчет Джозефа? — спросила я.

— Джозеф играет в свою собственную игру, — прошептала мама. — Мне стало страшно, и я рассказала Джозефу о планах Джека. Думаю, Джозеф как-то вмешался и спас Хамильтону жизнь.

— Значит, Джек хочет, чтобы Хамильтона убили, а Джозеф знает, что все состояние Никки перешло к кому-то другому?

— Я не знаю всех подробностей. Знаю только, что Хамильтона должны были убить, как только он сошел с самолета.

Мимо прошел официант с подносом, прервав наш разговор.

— Ты не знаешь, почему Джек хотел, чтобы Хамильтон работал на компанию и нашел схему отмывания денег? — спросила я. — Если бы Джек хотел, чтобы его сына убили, он мог бы легко это сделать. Зачем было затевать все это?

Мама нервно задрожала.

— Я не уверена. Я и так слишком много знаю, Вера. Мне не следовало оставаться с Джеком. Я в ловушке. Боюсь уйти, боюсь остаться.

Я сидела там, потрясенная, впитывая слова, льющиеся из уст моей матери. Вот дерьмо. Мне нужно было предупредить Хамильтона.

— Мама, ты должна убраться из дома Джека, — прошептала я.

— Я не могу. Джек готов убить собственного сына. Как ты думаешь, что он сделает со мной за то, что я знаю об этом? За то, что предупредила тебя?

— Пойдем со мной. Я отвезу тебя в безопасное место. Хорошо? Ты не должна этого делать...

Мама выпрямила спину.

— Я в порядке. И умею выживать, детка. Я просто не хочу, чтобы ты была втянута в это. Обещай мне, что перестанешь встречаться с Хамильтоном.

Я встала и посмотрела на маму.

— Спасибо, что сообщила мне, — прошептала я. У меня не было времени спорить с ней.

— Что ты собираешься делать? — спросила мама.

И снова я с легкостью соврала.

— Ничего. Буду держаться подальше от Хамильтона.

Мама вздохнула с облегчением.

— Я позвоню тебе, как только освобожусь, хорошо? Джек не причинит мне вреда. Он не знает, что мне что-то известно.

Я вежливо кивнула. Мама ни за что на свете не осталась бы еще на одну ночь с Джеком Борегаром. Как только я выйду из этого кафе, сразу же обращусь в полицию.

Сеинт уже оплатил счет и ждал меня на тротуаре. Я пыталась дышать и думать.

— Я позвоню тебе, хорошо? — пообещала я маме.

— Будь в безопасности, — ответила она.

Это было похоже на переломный момент. Но, по крайней мере, мама не желала мне смерти.

Я похлопала по записывающему устройству, прикрепленному к моей груди, и вздохнула.

— Прости, мам, — прошептала я, прежде чем выйти на улицу.