Преграды и прощение

19

Вера

Я закусила губу и принялась расхаживать по комнате, ожидая появления Хамильтона. Это был долгий день. И все, чего я хотела, — это увидеть его, почувствовать его. Мне нужно было убедиться, что с ним все в порядке.

— Ты заставляешь Маленькую Маму нервничать, — сказала Джесс со своего места на раскладном диване. Сеинт стоял у окна, глядя через деревянные жалюзи на парковку отеля.

В маленькой комнате, где мы находились, пахло хлоркой и сигаретным дымом. Я прислушивалась к гулу обогревателя и приглушенным звукам разговора пары, проходившей мимо нашей двери. Мне не хотелось находиться в этом переполненном двухместном номере отеля, ожидая приезда Хамильтона. Каждое журчание труб и хлопанье двери заставляло меня вздрагивать от страха.

— Здесь мы должны быть в безопасности. Я забронировал номер на вымышленное имя. Джек не знает, что Хамильтон возвращается в Коннектикут.

Сеинт провел рукой по своему пистолету и еще раз ткнул пальцем в жалюзи. За то короткое время, что я знала Сеинта, поняла, что он был наблюдателем. И был хорош в своей работе, потому что видел мелкие детали, которые не замечал никто другой.

Например, он обратил мое внимание на то, что, когда мы встретились в кафе, на маме было ожерелье стоимостью в сорок пять тысяч долларов. Сеинт сказал, что оно похоже на то, которое Джек когда-то подарил его матери.

Я перестала расхаживать по комнате, присела на корточки и погладила Маленькую Маму, которая, очевидно, задавалась вопросом, где ее человек. Мы с Джесс привезли собаку сюда после благотворительного мероприятия в Вашингтоне, и я присматривала за ней в доме Аники. Мой профессор обожала собаку и уже купила ей столько игрушек, что хватило бы на всю жизнь.

Теперь мы ждали в отеле за городом. Нам нужно было во многом разобраться, но самое главное — нужно было убедиться, что Хамильтон в безопасности от Джека. Я не хотела быть легкой добычей в его городском доме. И не знала, как далеко готов зайти Джек. Неужели теперь, когда Хамильтон отказался сотрудничать, он просто наймет какого-нибудь гребаного киллера, чтобы тот выполнил свою работу? Я точно знала, что у Джека были такие деньги, чтобы провернуть нечто подобное.

— Может, нам стоит просто обратиться в полицию? Когда приедет Хамильтон, мы могли бы просто...

Сеинт перестал пялиться на улицу и повернулся ко мне лицом.

— Знаю, что то, что я собираюсь сказать, может показаться немного ироничным, учитывая, что мне всегда было наплевать на твою мать, но не думаю, что для Лайлы будет безопасно, если мы сразу же обратимся в полицию.

Я сглотнула, пока Сеинт поправлял галстук.

— Почему нет?

— Джек — губернатор. У него есть люди на поводке на всех уровнях власти. Если мы обратимся в полицию, не убедившись, что твоя мать находится вдали от него, неизвестно, что он может с ней сделать. Ее признание — буквально единственная улика, которая у нас есть сейчас, и, если честно, я не уверен, что этого достаточно. На Хамильтоне не было прослушки, когда он шел разговаривать с Джозефом.

— Долбоеб, — вмешалась Джесс, покачав головой и сделав глоток чая.

— Что значит «недостаточно»? — спросила я.

— Думаю, нам нужно что-то большее. Я просто не понаслышке знаю, что может случиться с людьми, которые пытаются сместить с пьедестала Джека. В итоге они терпят крах.

Я перестала гладить Маленькую Маму и подошла к Сеинту, нервничая из-за вопросов, возникающих у меня в голове.

— Ты имеешь в виду свою маму? — спросила я. — Джек рассказал мне свою версию событий, но мне интересно, что произошло на самом деле.

— Она не хотела отдавать Хамильтона. Но у нее не было выбора, — спокойным голосом ответил Сеинт. Его обычно выразительное лицо было пустым, как будто он отрешился от воспоминаний.

— Почему?

— Джек угрожал ей всеми возможными способами. Он сказал, что раскроет их отношения и лишит ее любой работы, которая у нее когда-либо будет. Джек угрожал выкупить компанию моих бабушки и дедушки и разорить ее. Сказал ей, что исключит маму из программы обучения в аспирантуре. У нее отобрали дом. Вся ее жизнь пошла прахом. Джек знал, что единственный способ сохранить Никки — и ее бабло — это убрать мою мать с глаз долой.

Джек был настоящим кукловодом, постоянно дергал за ниточки и управлял людьми в своих интересах.

— Это полный трындец.

— Мама вышла замуж. Родила меня. Но она всегда думала о Хамильтоне. И когда набралась смелости признаться, Джек сдержал свое обещание и разрушил ее жизнь. Отец бросил маму. Босс уволил ее. Все, чего она когда-либо хотела, — это отношений с Хамильтоном. Я надеюсь, что в конце концов он все-таки согласится встретиться с ней.

— Я бы на твоем месте не стала задерживать дыхание³, — ответила Джесс, прежде чем откинуться на спинку дивана и вытащить из сумочки пластиковый пакетик с брауни. — Кто-нибудь хочет немного вкусняшки⁴?

— Да, блядь, — ответил Сеинт, оставив меня у окна, взяв кусочек.

— Нет, спасибо, — ответила я. Мне хотелось быть абсолютно трезвой, когда увижу Хамильтона.

— У Хамильтона такое извращенное чувство преданности Никки, — ответила Джесс. — Надеюсь, когда все это дерьмо закончится, он забудет об этом.

— Это не фигня, Джесс, — огрызнулась я в ответ.

Я устала от ее нытья на Хамильтона. Прощение было даром, которым Джесс не обладала. Она была предана Хамильтону, но все еще злилась на него.

— Ага-ага. Я работаю над тем, чтобы простить этого мудака. И знаю, что это непродуктивно — злиться вечно. Мне просто страшно, понимаешь? Джек действительно мог убить его, — голос Джесс оборвался, и рыдание сорвалось с ее губ, — Хамильтон мог умереть, и он не разговаривал со мной.

Я перестала смотреть в окно и снова подошла к Джесс. Перегнувшись через спинку дивана, обняла ее и нежно поцеловала в щеку. Я все понимала. И тоже нервничала, с тех пор как узнала о планах Джека.

— С ним все будет хорошо. Мы все исправим.

Сеинт проверил свой телефон.

— Я собираюсь поехать домой. Мой друг — хакер, и он изучил некоторые электронные письма Джека. Надеюсь, завтра у нас будет больше доказательств. Думаю, лучше всего будет собрать как можно больше улик, вытащить оттуда твою мать, а потом обратиться в полицию. До тех пор Хамильтон не должен никуда ходить в одиночку. И если ему придется покинуть этот отель, Хамильтон должен придерживаться общественных мест. У него на спине мишень, и у вас, вероятно, тоже. Это гораздо больше, чем просто история. Это вопрос жизни и смерти. Будьте осторожны, не лезьте на рожон, — проинструктировал Сеинт, прежде чем кивнуть мне, взять свои ключи и уйти.

Я последовала за Сеинтом к двери и заперла ее за ним.

— Ну, это было зловеще, — сказала Джесс, а затем бросила пирожное обратно в пластиковый пакет и обхватила голову руками. — Черт. Инфинити продолжает звонить. Она хочет, чтобы я вернулась домой, но я даже не знаю, что ей сказать.

— Чем меньше она сейчас знает, тем лучше, — ответила я.

Джесс кивнула в знак согласия и встала.

— С тобой все будет в порядке, да?

Не то чтобы у меня был большой выбор. Конечно же, Джек не собирался заявиться в отель с оружием?

— Со мной все будет в порядке. Маленькая Мама отпугнет любого, кто будет мне докучать. Иди к Инфинити. У нас впереди много работы.

Джесс растянула губы в натянутой улыбке и погладила Маленькую Маму по голове.

— Увидимся завтра.

Следующий час я провела в ожидании, когда Хамильтон появится в отеле, который мы сняли на окраине города под вымышленным именем Сеинта. Мы не могли не быть слишком осторожными, не теперь, когда знали, что на нас повешена мишень.

Так много всего произошло. Нужно было многое разобрать, и я даже не знала, с чего начать. Мама наконец-то помогла мне. И хотя пришлось солгать ей, я не могла не испытывать благодарности за то, что та наконец-то позаботилась о моей безопасности настолько, чтобы быть честной. Мама уже давно гонялась за деньгами и мужчинами, но у меня была надежда на будущее, в котором она будет беспокоиться о себе.

Я также была одержима ее комментариями о том, в каком мерзком круговороте мы все застряли. По правде говоря, возможно, это был наш первый инстинкт — следовать по пути, который мы знали, и стать такими, какими от нас ожидали другие. Но я отделяла себя от этой истории. Была самостоятельной женщиной и любила своего мужчину. Я уходила от токсичной пустоши этой бесконечной кармы.

Легкий стук в дверь отеля заставил Маленькую Маму заскулить, и я встала, чтобы посмотреть, кто это. И в тот момент, когда мой взгляд упал на Хамильтона, вздохнула с облегчением и открыла дверь.

Он выглядел прекрасно, несмотря на тяжелый день и поездку. Я протянула руку, схватила его за серый хенли и затащила в гостиничный номер, прежде чем обнять.

— Я так рада, что ты здесь.

Он погладил меня по спине, прижимая к своему твердому телу. Это было похоже на то, как будто я наконец-то снова вдохнула после того, как задержала дыхание.

— Дерьмовый выдался денек, да? — спросил Хамильтон.

— Как ты держишься? — ответила я.

За последние несколько месяцев я стала лучше понимать Хамильтона и знала, что его уникальные механизмы выживания нуждаются в восстановлении после такого травмирующего дня.

— Ты знаешь, какой я хренов беспорядок, когда все идет наперекосяк, Лепесток?

Я отстранилась и погладила его по щеке.

— Ты не беспорядок, Хамильтон.

Он наклонился к моей ладони, повернув голову так, что мой большой палец коснулся его губ.

— Ты просто нужна мне сейчас. — От его шепота по мне пробежала дрожь. — Я не хочу думать ни о чем, кроме того, как хорошо ты сжимаешь мой член, когда кончаешь.

Хамильтон провел рукой по моему плечу и руке, а затем обхватил меня за талию.

— Я не хочу чувствовать ничего, кроме твоих губ на моей коже.

Он притянул меня ближе, прижимая свой твердый член к моей сердцевине.

— Я не хочу говорить ни о чем, кроме того, насколько ты чертовски идеальна. И хочу шептать тебе на ухо всякие непристойности до рассвета, пока мой голос не охрипнет от стонов твоего имени.

Хамильтон схватил меня за задницу и приподнял. Я обхватила его ногами, пока он нес меня к кровати в отеле и укладывал на нее.

— А завтра я хочу защитить тебя, Лепесток. Хочу покончить с этим, чтобы провести остаток своей жизни, поклоняясь твоей киске, твоему разуму, твоей драгоценной душе и твоему сердцу.

Он потянул за пояс моих леггинсов и, приложив немалые усилия, сумел снять обтягивающий спандекс с моего возбужденного тела. Я задрожала от сладкого сочетания его горячих поцелуев и легкой прохлады в воздухе.

Хамильтон завел руку за спину и с легкостью снял рубашку. Я никогда не могла насытиться его телом, его рельефным прессом, нежной кожей и грубоватыми прикосновениями. Затем, слегка приподнялась и расстегнула его брюки, прежде чем спустить их с его мускулистых бедер.

Мои мышцы напряглись от возбуждения, когда я увидела очертания его твердого члена сквозь тонкий материал трусов.

— Я не могу контролировать себя, когда я с тобой. Это самое раскрепощающее чувство в мире, Лепесток, — прошептал он, проводя ладонью по своему члену.

Я вдохнула и выдохнула, прежде чем снять футболку. Его взгляд остановился на моей груди, на моих сосках, торчащих сквозь спортивный лифчик маленькими острыми кончиками.

— Скажи мне, Лепесток. Тебе нравится, когда тебя трахают с ненавистью?

Я сглотнула. Мысль о том, что Хамильтон будет трахать меня так, будто ненавидит, звучала привлекательно. Одним из самых жарких моментов, которые мы провели вместе, была ночь, когда он попытался попрощаться со мной.

— Почему? Ты хочешь ненавидеть меня, Хамильтон? — медленно спросила я дразнящим и чувственным голосом.

— Нет, — прошептал он. — Я просто хочу выплеснуть всю свою ярость в твое нежное тело.

Хамильтон наклонился и прикусил внутреннюю сторону моего бедра.

— Я хочу разорвать кожу. Слизать твою боль. Я хочу хорошенько над тобой поработать, Лепесток.

Его слова не должны были так сильно заводить меня, но, черт побери, я сгорала от желания. Была так возбуждена, что не могла даже пошевелиться. Он присосался к моей коже.

— Я справлюсь, — прошептала я. Мне хотелось всего этого. Хотелось быть человеком, который исцелит Хамильтона Борегара. Я хотела стать спасением, которого он жаждал.

— Хорошо. Скажи мне, если это станет слишком, Лепесток.

Это прозвучало так, будто мне нужно было чертово стоп-слово. Хамильтон ухмыльнулся, прежде чем провести длинную линию языком по моей киске. Медленно. Опасно. Он был похож на хищника, готового к прыжку.

Затем Хамильтон схватил меня за бедра и впился пальцами в мою плоть. Он перевернул меня и вдавил в матрас, положив ладонь мне на спину и удерживая на месте.

Хренак!

Он шлепнул меня по заднице.

— Этот звук? Я хочу слышать его снова и снова, — простонал Хамильтон, прежде чем шлепнуть еще раз. Я почувствовала, как мое тело содрогнулось от резкого удара. Там, где его рука коснулась кожи, вспыхнула боль, но это было не так уж и плохо.

Затем я почувствовала его горячее дыхание. Острые зубы вонзились в мою плоть, и он с болезненным рвением всосал мою ягодицу. Я извивалась, но Хамильтон удержал меня на месте ладонью. Я вскрикнула, и он раздвинул мои ноги, а затем прижал большой палец к моей заднице. Да, моей заднице. Я даже не могла представить себе это интимное вторжение в романтическом ключе, поэтому все мое тело напряглось.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Я хочу быть внутри каждой твоей частички.

— Разве нам не нужно сначала поработать над этим? — спросила я пронзительным голосом.

Хамильтон слегка надавил большим пальцем внутрь меня. Ощущение растяжения обожгло, и я застонала.

— О, Лепесток. Я поработаю. Не сегодня, но однажды эта прелестная девственная дырочка будет моей.

Он плюнул на мою щелку, и я почувствовала, как горячая влага смешалась с моим возбужденным желанием. Хамильтон пробежал рукой вверх и вниз по моей щелке, прижимаясь к пульсирующему клитору.

— Хамильтон... — взмолилась я. Вместо того чтобы дать мне то, чего я хотела, он свободной рукой дернул меня за длинные волосы, заставив выгнуть спину.

Кожа на голове стала чувствительной, и он провел зубами по моей шее. Я почувствовала, как головка его члена прижалась ко мне.

— Ты так и не закончила начатое. Может, ты будешь хорошей девочкой и подавишься моим членом, Лепесток?

Моя грудь тяжело вздымалась, пока я пыталась успокоиться. Хамильтон отпустил мои волосы и лег на спину рядом со мной, прежде чем схватить меня и усадить на себя сверху, так, чтобы моя киска была у его губ, а головка его члена идеально соприкасалась с моим ртом. Он двигал мной так легко и непринужденно. У Хамильтона была вся сила, весь контроль.

— Я хочу услышать, как ты давишься, Лепесток, — прошептал он, прежде чем обхватить руками мои бедра и яростно лизнуть мой клитор. Я застонала и задрожала, на мгновение ошеломленная его резким движением.

Затем я опустилась ниже, взяла в рот его член и начала сосать. Он был соленым на вкус, а его гладкая кожа приятно ощущалась на моем языке. Повинуясь его желанию, я вобрала его в себя до конца, глубоко в горло. И давилась до тех пор, пока мои глаза не наполнились слезами, а его эрекция не стала скользкой от моей слюны и слез.

Он ласкал меня своим умелым языком, обводя мой клитор. Это было изнуряющее удовольствие. Я чувствовала себя опустошенной и напряженной, что кончала долго и сильно, но Хамильтон не останавливался.

Я перестала сосать член, чтобы закричать. Я была слишком чувствительна.

— Я не могу... — задыхалась я, пока он лизал, и лизал, и лизал, и, мать твою, лизал. От силы его умелого языка на моем клиторе начала раскачиваться, прижимаясь к его лицу.

Хамильтон остановился всего на мгновение, чтобы заговорить.

— Я перестану лизать твою киску, когда ты будешь глотать мою сперму, Лепесток.

Я ахнула, когда он пососал мой чувствительный узелок, и почти мгновенно меня охватил новый оргазм. Я кричала и дергалась, но Хамильтон не останавливался. Потом застонала и снова стала сосать его член, на этот раз более отчаянно пытаясь найти облегчение. Это было уже слишком. Все мое тело содрогалось от его настойчивого рта.

Я двигалась вверх и вниз. Стонала, всхлипывала, разрывалась от напряжения. Еще один оргазм. Я была измотана. Слишком сильно, чертовски много.

Наконец, Хамильтон издал стон и начал двигать бедрами. Я знала, что у меня есть всего несколько мгновений, прежде чем он кончит мне в рот, и была рада этому.

Струйки солоноватой спермы брызнули мне на язык, и я проглотила их целиком. Застонав от удовольствия, он, наконец, отпустил мой клитор от плена своих губ и позволил мне насладиться множественными оргазмами, которые я только что заслужила.

Я опрокинулась на спину, моя голова оказалась на уровне его бедер, мои ноги неудержимо дрожали. Наше совместное дыхание было единственным звуком в комнате мотеля.

— Лепесток, твой рот идеален.

— Твои губы изматывающие, — прошептала я в ответ.

— О, я только начинаю. Дай мне минутку, и я снова буду готов.

Я дважды моргнула и села на матрасе.

— Ты шутишь.

Он посмотрел на свой член и ухмыльнулся.

— Разве похоже, что я шучу?

Хамильтон сел и толкнул меня на матрас. Он раздвинул мои ноги своими сильными руками и снова надавил на мой вход. Я подпрыгнула от его прикосновения.

— Я слишком чувствительна.

— Отлично, — ответил Хамильтон, целуя мою шею. — Это значит, что ты чувствуешь, как возбуждаешь меня еще больше.

Следующие десять минут Хамильтон провел, посасывая мою шею, ключицы, грудь, живот, бедра. При каждом удобном случае он нажимал пальцем или членом на мой клитор, напоминая, что это он так меня заводит. Это было болезненное удовольствие, не похожее ни на что, что я испытывала раньше. Хамильтон буквально собирался заставить меня кончать, пока я физически не смогу больше этого делать.

— Готова к тому, чтобы я наполнил тебя, Лепесток? — спросил Хамильтон.

Я не была уверена, сколько еще смогу выдержать.

— Да, — прошептала я.

Один единственный толчок. Хамильтон вонзил свой член и начал двигаться сильно, сильнее, еще сильнее. Входя и выходя, он раскачивал кровать, едва не срывая ее с каркаса. Я выкрикивала его имя, не заботясь о том, что нас могут услышать в соседней комнате. Хамильтон прижал ладонь к моей груди, удерживая меня на месте, показывая силу, стоящую за каждым движением.

Казалось, это продолжалось часами. Хамильтон заставлял меня принимать различные позы. Каждый раз он удерживал меня, двигал, как хотел, и работал с моим телом так, словно я принадлежала ему. Я чувствовала себя прелестной секс-куколкой. Агония от того, что кончала снова и снова, и снова, и снова, была чистым блаженством. Я никогда не была такой чувствительной. Это была самая грубая форма удовольствия, которую я когда-либо испытывала.

— Я люблю тебя, Лепесток, — сказал он так, словно преданность была проклятием. — Я люблю тебя. Только тебя. Я люблю тебя, на хрен!

И так продолжалось до бесконечности. Он не давал мне уснуть. Не давал мне отдохнуть. Наслаждение накатывало снова и снова. Пока солнце не начало проглядывать сквозь жалюзи. Пока вся ненависть в теле Хамильтона не иссякла. Пока мы оба не были готовы встретить грядущий день.