Преграды и прощение

23

Хамильтон

Сегодня Джека и Джозефа Борегаров тихо похоронили бок о бок на кладбище Гроув-Крик. Репортеры сказали, что это было скромное мероприятие, на котором не присутствовала даже экономка.

Я, конечно, не присутствовал.

На мне был полностью черный костюм, и, несмотря на то, что я не проронил ни слезинки ни по одному из них, мои глаза были красными.

— Столик забронирован на Хамильтона Борегара, — сказал я официантке. Вера схватила меня за руку и сжала. Я почувствовал в ней легкое беспокойство. В последний раз, когда мы были в этом ресторане, мы столкнулись с Джеком.

На этом свете не осталось ничего, что могло бы помешать мне посидеть в любимом ресторане моей матери и насладиться воспоминаниями о ней.

— Сюда, мистер Борегар, — сказала официантка.

Я обнял Веру, которая прижалась ко мне. Она провела весь день, наблюдая за мной, ожидая, когда я сломаюсь. И говорила вещи, которые были совершенно искренними.

«Это нормально — оплакивать их, Хамильтон».

«Никто не осудит тебя, если ты захочешь пойти на похороны. Или если захочешь остаться дома. Я здесь, что бы ты ни захотел сделать. Мы не всегда выбираем свою семью, но это наша семья».

«Я люблю тебя, Хамильтон. Я здесь ради тебя».

Я любил свою девочку. Любил ее так сильно, что хранил эту жгучую правду глубоко в груди. Честно говоря, мне было все равно, что Джек и Джозеф мертвы. Мне нравилось осознавать, что теперь они больше не представляют угрозы для общества, не представляют угрозы для Веры.

Они больше не могли никому навредить. И больше не могли лгать.

— Мне газированную воду, — сказала Вера официантке.

— Принесите мне джина! Я сегодня праздную! — сказала Джесс, подойдя к нам.

Я встал, чтобы обнять ее возле нашего столика. На ней был розовый смокинг и туфли на каблуках. Рядом с ней стояла Инфинити в длинном зеленом платье со слезами на глазах. Я улыбнулся своей лучшей подруге, человеку, который всегда был частью моей жизни.

— Мы будем пить шоты? Думаю, повод требует этого. — Джесс в точности передала мои чувства.

— Может быть, позже, — прошептал я ей на ухо, прежде чем вернуться на свое место.

Вера улыбнулась, глядя на дверь, и сделала глубокий вдох. Я проследил за ее взглядом и придал своему лицу приятное выражение при виде Лайлы и Аники, бывшей преподавательницы Веры. Удивительно, но они сблизились. Лайла все еще была куском дерьма, но она немного смягчилась. Вера свела их, когда Лайла сказала, что ей нужна помощь, но она не хочет обращаться к психотерапевту. Судя по всему, они встречались за обедом ежедневно. Это радовало мою девочку, так что я был готов вести себя хорошо. Пока Лайла работала над собой и не расстраивала Веру, я был не против их пусть и отдаленных, но все же значимых отношений.

— Привет, детка. Ты хорошо выглядишь, — сказала Лайла, нервно заправляя волосы за ухо.

— Ты тоже хорошо выглядишь, мам, — ответила Вера. — Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Немного подташнивает...

Ага. Это было чертовски безумно. Мы с Верой больше не были родственниками, но через несколько месяцев у нас будет сводный брат или сестра. Мне приходилось заставлять себя не думать об этом, иначе мне становилось не по себе.

— Привет, Хамильтон. Спасибо, что пригласил меня.

Я кивнул Лайле. На ней было простое длинное черное платье. И ни капли макияжа, а волосы были уложены локонами по спине. Не было и обычных черных кругов под глазами. Несмотря на нехарактерную для Лайлы робость, она казалась почти... нормальной.

Полагаю, случались и более странные вещи.

— Как прошла первая неделя занятий? — Аника спросила Веру, держа ее за руки.

Я заметил, что Лайла смотрит на Анику и Веру с завистью и тоской. Я мог это понять. Аника ежедневно проверяла Веру и помогала ей подготовиться к первому семестру в новом университете. Она каким-то образом стала материнской фигурой в жизни Веры, выполняя роль, на которую Лайла была неспособна.

— Все было очень хорошо. Мне нравятся мои профессора. Ездить на работу долго, но оно того стоит. Я рассказывала тебе о своем новом профессоре по этике?

Они втроем сели за стол, Аника и Вера возбужденно болтали, а Лайла время от времени вступала в разговор.

Сидя в одиночестве и ожидая, я почувствовал, что нервы начинают сдавать. Но проглотил свои эмоции и поправил галстук. Никогда еще я не чувствовал себя так неуверенно. Это было похоже на решающий момент. Я одновременно боялся и предвкушал его весь день. Дверь в ресторан открылась, и вошел Сеинт, одетый в расшитый блестками пиджак и фиолетовые брюки. Его волосы были зачесаны набок, а на лице застыло взволнованное выражение.

Я был рад видеть своего брата. Весь этот опыт в какой-то мере сблизил нас. Но не он заставил меня застыть на месте, а красивая женщина, которую он держал под руку, заставила меня затаить дыхание.

У нее были такие же каштановые волосы, как у меня, длинная шея и нервная улыбка, которая каким-то образом оживляла комнату. На ней было длинное темно-синее платье, босоножки на каблуках и серебристый клатч. Она с трепетом оглядела комнату, но в конце концов ее взгляд остановился на мне.

Сеинт вел ее ко мне, каждый шаг казался мне вечностью. По моему лицу стекал пот. Что, если я ей не понравлюсь? Что, если она окажется не такой, как я ожидал? Что, если она просто очередной человек, который причинит мне боль? Что, если однажды она уйдет точно так же, как ушла мама?

Вера устроилась рядом со мной, быстро схватив меня за руку.

— Я так горжусь тобой, Хамильтон, — прошептала Вера в своей обычной тихой, ободряющей манере. Я наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку, и в этот момент передо мной появился Сеинт с нашей матерью.

— Мне нравится костюм, — сказал я Сеинту, прежде чем снова взглянуть на нее. Вблизи я увидел в ее чертах так много самого себя. Сильный нос. Ухмыляющиеся губы. Игривая решимость во взгляде.

— Хамильтон, — вздохнула она. — Очень приятно наконец-то познакомиться с тобой.

— Привет, — неловко ответил я.

— Можно тебя обнять? Я просто... я всегда хотела обнять...

Я оборвал ее слова, сократив расстояние между нами и заключив Габби в объятия. От нее пахло свежим садом, ее стройные плечи вздрагивали, когда она тихо плакала. Когда мы отстранились, Габби вытерла глаза.

— Нам так много нужно обсудить. Я так много пропустила...

Это воссоединение было прекрасным, но все же горько-сладким.

— У нас есть все время в мире.

Габби кивнула, и еще одна слеза счастья скатилась с ее глаз.

— Спасибо, что встретился со мной. Я знаю, что я не Никки. Но очень надеюсь, что ты дашь мне шанс полюбить тебя, Хамильтон.

Она еще мгновение смотрела на меня, словно изучая мои черты, прежде чем начать рыться в сумочке.

— Я хотела отдать тебе это.

Габби достала длинный конверт и протянула его мне.

— Четыре месяца назад я начала наводить порядок в доме и нашла это письмо. Я его не открывала. Не знаю, как оно оказалось среди моих вещей. Я хочу, чтобы ты прочитал его, когда будешь готов. Но, самое главное, оно привело меня к депозитной ячейке в «Юнайтед Траст» в центре города, где я нашла завещание твоей матери, Хамильтон.

Я испытал настоящий шок. Мама отправила свое завещание Габби? В этом не было никакого смысла.

— Она прислала это тебе? — недоверчиво спросил я, прежде чем взять конверт из рук Габби.

— Каким-то образом письмо затерялось в коробке с хламом. Я никогда не видела его и не открывала. В то время мне было очень плохо из-за развода и потери работы. Если бы я знала...

— Ты тот человек, который отправил это Джеку? — спросил я, глядя на бумагу.

Сеинт отвел взгляд.

— Ты знал об этом? — спросил я брата.

— Я никому не говорила, Хамильтон, — перебила Габби. — Сеинт не знал. Мне и так не нравилось, что он постоянно подвергает себя опасности. Я не хотела, чтобы он имел к этому отношение. Потому что знаю, на что был способен Джек. Он разрушил мою жизнь.

— Кто же тогда отправил завещание Джеку? — спросил я.

— Я собрала все, что у меня было, до последнего пенни и пошла к адвокату, чтобы проверить легитимность этого завещания. Мне хотелось, чтобы закон был на моей стороне, чтобы я могла предать его огласке и при этом защитить вас с Сеинтом. Но, думаю, адвокат увидел возможность шантажировать Джека. Он перестал отвечать на мои звонки. Попросил своего секретаря отменить мои встречи. Только когда появились новости, я поняла, что произошло.

Я дважды моргнул.

— Не могу поверить, что она послала это тебе.

— Хамильтон, я хотела начать наши отношения без секретов. И искренне надеюсь, что ты простишь меня за то, что я не пришла к тебе с этим. Моей единственной целью было защитить вас обоих.

Я поднял руку.

— Спасибо, что рассказала мне. Я просто... Моя мама написала это письмо? — спросил я еще раз. Сколько бы Габби ни повторяла, я все равно не мог понять, о чем идет речь. Меня не волновали ни деньги, ни завещание, ни то, как Джек на это отреагировал. Мне было наплевать на все.

— Да, милый. Твоя мама написала мне это письмо.

Я медленно вскрыл конверт, и Вера, Боже, как же я ее люблю, усадила меня за стол, чтобы я мог спокойно прочитать его.

ДОРОГАЯ ГАББИ,

Мне так ужасно жаль.

Ты, должно быть, ненавидишь меня, Габби. Как это возможно, что мне приходится растить твоего сына, в то время как у тебя ничего нет? Джек сказал мне, что ты этого хотела, но теперь я знаю, что это неправда. Мой муж не боится причинять боль людям, чтобы сохранить статус-кво.

И я не могу заставить себя думать, что ты скучаешь по Хамильтону. Он мой — по крайней мере, на данный момент — во всех смыслах. Возможно, я недостаточно хороша, но я люблю его. У него самое сострадательное сердце. Его способность любить и творить добро так велика. Я знаю, что единственное хорошее, что есть у моего сына, исходит от тебя. Мы с Джеком просто не способны на это.

Спасибо тебе за то, что позволила мне любить твоего сына. Я уверена, что это была тяжелая жертва, когда твое сердце живет и дышит за пределами твоей груди, а о нем заботится и опекает кто-то другой. Спасибо, что подарила мне самую большую любовь в моей жизни. Может быть, это эгоистично с моей стороны — иметь любимчиков. Я люблю обоих своих детей, но к Хамильтону моя любовь чуть глубже.

Я пишу тебе это письмо, потому что мне недолго осталось жить на этой земле. Видишь ли, Габби, я не здорова. Джек продолжает давить на меня, надеясь вылепить идеальную жену, которая сидела бы у него на полке. Он причиняет мне боль, Габби. Он когда-нибудь причинял тебе боль? Это неправильно и изнурительно. Лекарства немного помогают, но я ловлю себя на том, что хочу принимать их целыми пригоршнями. Я могу сидеть здесь и перечислять все причины, по которым должна попытаться снова, бороться снова. Но этот список не так важен, как надвигающаяся гибель, которую я ощущаю. Это трагическое клише — писать предсмертное письмо практически незнакомому человеку, но я чувствую, что знаю тебя. Я видела твою душу глазами нашего сына. И мне нужно, чтобы ты помогла защитить его от Джека. Прилагаю подробную информацию о банковской ячейке. Пожалуйста, зайди туда и следуй инструкциям после моей смерти.

Я так многому хочу научить Хамильтона, но самое важное послание — это то, с чем ты можешь мне помочь. Научи его любви, Габби, той любви, которая безгранична. Научи его и тому, что такое семья. Боюсь, Джек, Джозеф и я не справились с этой задачей. Надеюсь, мой сын никогда не почувствует того одиночества, которое испытываю я. Надеюсь, он никогда не почувствует пустоты.

Спасибо. За все.

Твоя,

Никки

К тому времени, как я дочитал последнюю строчку, бумага пропитана моими слезами. Я поднял глаза и посмотрел на стол, полный людей, которые любили меня, и я любил их в ответ. Затем вытер нос и сложил бумагу, глядя в потолок маминого любимого ресторана, прежде чем подойти к Вере. Она тихо встала и взяла меня за руку. В ее глазах я увидел любовь.

— Ты в порядке? — тихо спросила она.

Я наклонился вперед, чтобы поцеловать ее в лоб. Мне не хотелось зацикливаться на письме или на том, что я до сих пор не разобрался в ситуации. Моя мать, вероятно, очень надеялась, что Габби проявит себя и станет матерью, для которой она была слишком сломлена. Она хотела, чтобы я узнал о любви и семье.

Но не моя биологическая мать научила меня, какой безграничной и исцеляющей может быть любовь. Это была красивая, добрая и заботливая девушка, стоявшая передо мной. Вера тихо моргала и терпеливо ждала, когда я заговорю.

— Я люблю тебя, — прошептал я.

— Я тоже тебя люблю, — ответила Вера.

Джесс присвистнула, прежде чем прервать напряженный момент громким хлопком в ладоши.

— Я думала, мы празднуем смерть злого ведьмака?

Вера прикусила внутреннюю сторону щеки, вероятно, пытаясь быть вежливой ради меня.

Я еще минуту смотрел на Веру, прежде чем усадить обратно.

— Я, пожалуй, закажу спагетти. Мама любила спагетти, — начал я.

Все, казалось, вздохнули с облегчением. Саморазрушительный мудак давно ушел в прошлое. Я мог бы справиться с воспоминаниями о ней. Мог бы разделить хорошее на части, но при этом скорбел о боли, которую она чувствовала и от которой не могла избавиться.

Возобновилась обычная болтовня.

— Я просто собираюсь глубоко заглотить хлебные палочки, — вмешался Сеинт.

Лайла рассмеялась так сильно, что чуть не подавилась собственной слюной.

— Я уже говорила, что мне нравится твой брат, Хамильтон? Он мне очень нравится... — добавила Джесс.

И пошло-поехало. Подшучивание и фамильярность. Я оглядел сидящих за столом и увидел то, что заставило мое сердце забиться сильнее.

Семья.

У меня была семья.