Преграды и прощение

5

Вера

Дом Джека выглядел странно безмятежным, когда я подъехала к нему по длинной извилистой дороге. Солнечный свет пробивался сквозь облака, освещая чистый ландшафт. Несмотря на осеннюю погоду, на лужайке не было ни единого листочка. Все выглядело так идеально в доме Борегаров. Мне захотелось взять баллончик с краской и покрасить лужайку, чтобы она более точно отражала людей, которые здесь жили. Я могла бы вырыть траншеи вокруг участка своими тупыми ногтями.

Я моргнула налитыми кровью глазами, кивнув охраннику у ворот. Последние несколько дней я провела в оцепенении. Мой разум достиг предела боли, и мне больше нечего было чувствовать.

Я позволила ему трахнуть меня. Позволила ему использовать меня. Хамильтон хотел прощального секса, и я преподнесла ему свое тело на блюдечке с голубой каемочкой. Любовь была похожа на маятник. И я продолжала раскачиваться взад-вперед, все время застревая и никуда не двигаясь.

Любила ли я себя вообще?

В тот момент я убеждала себя, что все это было сделано для защиты моей матери. Притворилась, что это была какая-то великая жертва, какое-то больное удовлетворение. Просто последнее прощание.

Но сделала это не ради матери. Я позволила Хамильтону использовать меня, потому что была зависима от него. И хотя знала, что между нами все кончено, мне хотелось провести с ним еще одну ночь. Еще один раз почувствовать себя полной и желанной. Я позволила отяготить себя воспоминаниями о нем, потому что это было лучше, чем не иметь никаких воспоминаний вообще.

Чертовски жалкая. Глупая. Почему я всегда так поступаю с собой?

«Ломай мои лепестки, мир».

Это было жалко, я едва могла смотреть на себя в зеркало, не говоря уже о том, чтобы посещать занятия на этой неделе. И ненавидела ту власть, которую он имел надо мной. Черт, я ненавидела то, как много власти, казалось, имеют надо мной все. Я позволила ему завладеть моим разумом, моим телом и моей способностью функционировать. Позволила счастью и безопасности моей матери превзойти мои собственные. И ради чего?

Я припарковала машину и вцепилась в руль так сильно, что побелели костяшки пальцев. Мне не хотелось здесь находиться. У меня не было настроения разговаривать со своей эгоистичной матерью, но когда она прислала срочное сообщение с требованием немедленно ехать к Джеку, послушалась. Я была хронически послушной. Жалкой. Слабой.

Я поднялась по ступенькам, ведущим к дому Джека, и раздумывала, постучать ли в дверь или просто войти внутрь. Это было так странно — не иметь возможности понять, на каком я месте в этой семье. Я ненавидела неопределенность.

Но не успела принять решение, входная дверь распахнулась, и моя рыдающая мать бросилась ко мне. Драма. Эта театральность чуть не опрокинула меня. Я едва успела подхватить ее. И она сразу же обмякла в моих объятиях. Что, черт возьми, произошло? Кто умер?

— Мама? — позвала я в замешательстве. — Что происходит? Джозеф здесь?

Она отстранилась от меня и нахмурилась.

— Нет, — выплюнула мама. — Его здесь нет. И никогда не будет. Как будто его никогда и не было, да? Ушел. Просто ушел!

Она издала вопль, прежде чем продолжить.

Какого хрена?

— Он не удосужился сообщить мне новость лично, — провела своими длинными ногтями по моей коже мама. Я помогла ей встать, одновременно обдумывая ее слова.

Я посмотрела на свою мать, на ее безумное выражение лица и мешковатую одежду, едва державшуюся на ее худощавой фигуре. Ее волосы представляли собой растрепанные волны, и она провела дрожащей рукой по своим мелированным локонам, глядя мимо меня на извилистую дорогу.

— О чем ты говоришь? — спросила я.

— Он разводится со мной, Вера. Джозеф прислал бумаги сегодня утром, — причитала она, прежде чем сгорбиться и болезненно всхлипнуть. — Ни смс. Ни звонка. Просто мужчина с портфелем.

Моим первым побуждением было взметнуть кулак в воздух и возблагодарить Бога. Моей первоочередной задачей было увезти маму как можно дальше от ее жестокого мужа. Если она ему больше не нужна, то мы могли убираться отсюда к чертям собачьим. Это дело рук Джека? Хамильтона? Он обещал мне, что все уладит.

Несмотря на то, что была взволнована, я знала, что мне нужно быть осторожной. Мне потребовалось немало усилий, чтобы скрыть улыбку на лице.

— Мне так жаль, мама, — тихо произнесла я. И хотя мне не было жаль, что Джозефа больше нет, я говорила искренне. Мне было жаль, что у нее разбито сердце. Было жаль, что ей пришлось пройти через это. Было жаль, что ее первая попытка обрести любовь и нормальную жизнь обернулась столь плачевно.

Она не была абсолютно невинной и сама вырыла себе могилу, солгав о беременности, но это не означало, что я не могла посочувствовать ее боли. По иронии судьбы, разбитое сердце связало нас.

— Он сказал тебе, почему? — спросила я.

Мамины глаза-бусинки уставились на меня, ее губы скривились в усмешке, и она склонила голову набок.

— Ты знаешь почему.

Мама ткнула меня в грудь указательным пальцем, и я вытаращилась на нее, не совсем понимая, что она имеет в виду.

— Что? Мам, пойдем, присядем. Где Джек?

— Это твоя вина. Ты не могла смириться с тем, что у меня есть, и тебе пришлось пойти и все испортить!

Мать снова ткнула в меня пальцем, на этот раз сильнее. Я потерла грудь, куда она вонзила указательный палец, и нахмурилась.

— Ты встречалась с Хамильтоном. Позвонила Джеку и договорилась, чтобы он привез меня сюда. Ты хотела этого.

— Я не хотела этого! — возразила я.

— О? Ты никогда не хотела, чтобы я выходила за него замуж. Признай это.

Я вздохнула.

— Да, это был поспешный брак, но все, чего я хотела, — это твоего счастья...

— Ты просто хочешь, чтобы я была несчастна!

Да, я хотела этого, но, в конце концов, расторжение брака было решением Джозефа. Он был взрослым мужчиной. Я не заставляла его составлять документы о разводе и передавать их моей матери.

— Это не моя вина, — возразила я. — Джозеф способен принимать собственные решения. Да, мне хотелось, чтобы ты была в безопасности, поэтому обратилась к Джеку, когда беспокоилась о твоем здоровье и благополучии. Но, мама, я не виновата в том, что Джозеф захотел расторгнуть ваш брак. Несправедливо перекладывать это на меня.

Мама запрокинула голову и расхохоталась таким маниакальным смехом, что у меня глаза расширились от шока. Затем она согнулась пополам, как будто юмор моих слов был настолько забавным, что ей пришлось схватиться за живот, чтобы сдержать смех.

— Несправедливо? — спросила она, вытирая слезы с глаз кончиком указательного пальца. — Несправедливо? Что несправедливо, так это растить неблагодарную дочь, которая ВСЕ портит!

Я сделала шаг назад. Маме было больно, но ее обидным словам не было оправдания. Может, это была остаточная боль от того, что Хамильтон использовал меня, а может, я просто была сыта по горло обвинениями во всех плохих вещах, которые случались с моей матерью.

Нет. Не сегодня. Больше нет.

— Несправедливо то, что ты лжешь о своей беременности, чтобы заманить Джозефа в ловушку брака без любви, — начала я, прежде чем ткнуть ее в грудь, подражая тому, как она пыталась причинить мне боль. — Несправедливо иметь мать, которая винит тебя за то, что ты, блядь, существуешь.

Я снова ткнула ее, и мы обе шагнули в дом.

— Несправедливо, когда к тебе относятся как к соучастнице. Несправедливо иметь самовлюбленную мать, которая не может взять на себя ответственность за свой неудачный брак с чудовищем.

Мама уставилась на меня, а я продолжала.

— Ты обращаешься со мной как с обузой, и мне это надоело. Все, что я когда-либо делала, — это заботилась о тебе. Я не буду извиняться за то, что пыталась спасти твою чертову жизнь.

— Да как ты смеешь! Я только что узнала, что развожусь, и твоя первая реакция — напасть на меня?! — огрызнулась она.

— Только потому, что первой твоей реакцией было обвинить меня в своем неудачном браке! Приди в себя! Мне жаль, что тебе причинили боль. И неприятно, что ты через это проходишь. Но я не могу больше стоять здесь и позволять тебе обвинять меня. Ты имеешь право на свои чувства, но я не обязана больше страдать из-за них. Ты хоть знаешь, что такое здоровый механизм преодоления? Я твоя дочь. Не твоя подруга, не твоя сестра и уж точно не твоя мать. Я твоя гребаная дочь!

Я кричала так громко, что у меня горело горло. Моя грудь тяжело вздымалась, когда я смотрела на сломленную женщину перед собой. И не чувствовала ни капли сожаления.

Я чувствовала себя свободной.

— Ничего себе, — сказала я себе, кивая. Мама зарыдала сильнее. — Это было действительно здорово.

— Тебе на меня наплевать, ты, маленькая эгоистичная сучка, — выплюнула мама.

— Яблоко от яблони недалеко падает, Лайла! — закричала я, прежде чем в недоумении прикрыть рот рукой.

С того момента, как мама вышла замуж за Джозефа, я работала над этим моментом. Хамильтон сломал меня, а я восстанавливала себя.

— Я закончила, — тихо сказала я.

— У тебя есть все, Вера! Все. Ты можешь ходить в школу. Ты можешь пойти на бал, на выпускной...

— Перестань обвинять меня в том, что у меня не такая жизнь, как у тебя! Тебе не нужно было меня содержать, мама. Я так благодарна тебе за это, но лучше останусь без матери, чем буду жить жизнью, в которой мне придется извиняться за то, что я существую.

— Я любила тебя. И все делала для тебя, — всхлипывала она.

— И я благодарна тебе за это, но тебе нужно внимательно посмотреть на свою жизнь и на то, как ты относишься ко мне, — заметила я. Спокойно, мой голос был убийственно спокойным. — Я больше не позволю тебе так поступать со мной. С меня хватит.

— Что это вообще значит? Ты не можешь бросить семью, — снова дошла до крайности мама.

— Я не бросаю тебя. Перестань впадать в такие крайности, ты, самовлюбленная психичка. Мне надоело быть твоей грушей для битья. Надоело чувство вины. Просто... надоело. Если ты хочешь вернуться к роли моей матери и перестать заботиться обо всей этой материалистической ерунде, то ты знаешь, где меня найти.

— Что здесь происходит? — спросил Джек. Его галстук был развязан, а верхняя пуговица рубашки расстегнута, обнажая грудь. — Лайла, ты в порядке?

Мама сжала руку в кулак и прижала ее ко рту, прежде чем драматично подбежать к Джеку и упасть в его распростертые объятия.

— Джозеф бросает меня, Джек. А Вера ведет себя так жестоко.

Джек выглядел странно спокойным, когда похлопывал маму по спине, как будто ожидал, что она поступит именно так. Вероятно, он узнал о документах на развод раньше всех нас.

— Вера, для твоей матери сейчас действительно трудное время. Я думаю, что всем нам сейчас нужно проявить терпение и понимание.

Мама всхлипнула и отстранилась от Джека.

— Что мне делать? Куда мне идти? О, Боже. Я не могу здесь оставаться.

Джек протянул руку и взял ее за плечо.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно. Хорошо, что в доме есть кто-то еще. То, что мой сын — идиот, не означает, что я тебя выгоню.

Мама смотрела на Джека так, словно он был пророком, способным исцелить детский рак. Ее глаза расширились. Она дважды моргнула и облизнула губы.

— Ты действительно позволишь мне остаться здесь? — спросила она чувственным голосом.

Я не могла поверить в то, чему была свидетелем. Неужели моя мама всегда была такой очевидной, а я только сейчас это поняла? Или жизнь с Джозефом превратила ее в лживую интриганку?

— Ты ведь несерьезно, — сказала я в недоумении.

— А куда еще, по-твоему, я могу пойти? — резко воскликнула мама. — И вообще, куда ты собираешься идти? Джек и Джозеф платят за твою квартиру и за твое обучение, — усмехнулась мама.

Меня пронзил страх, но он был недолгим. Я могу справиться с этим. Смогу разобраться со своим дерьмом. Найду работу и...

— Никто не останется без крова. То, что у вас двоих ничего не получилось, не значит, что мы не можем найти способ обеспечить вашу безопасность. Я сказал Вере, что позабочусь о ее учебе и квартире, пока та не закончит школу, и твердо намерен сдержать это обещание. Образование очень важно для меня.

Я на мгновение задержала взгляд на Джеке. Все встало на свои места.

— Ты говорил с Хамильтоном? — спросила я.

Мама схватилась за грудь.

— Неужели все всегда связано с Хамильтоном? А как же я?!

Джек проигнорировал ее. Вежливо, конечно. Или, по крайней мере, настолько вежливо, насколько он мог быть вежливым, притворяясь, что она не делает вид, что все должно крутиться вокруг нее.

— Мы с Хамильтоном отлично поболтали. Он приехал, и я думаю, что мы наконец-то начнем все с чистого листа, как мне всегда хотелось. Он ясно дал понять, что ваши отношения закончились.

Значит, Хамильтон действительно разговаривал со своим отцом? Интересно. Он ненавидел Джека. Но если тот был готов пойти на это, то... черт, может, это я виновата в том, что Джозеф развелся с моей матерью. Хамильтон сказал, что нам больше не придется беспокоиться о Джозефе. Я просто не ожидала, что все произойдет так быстро. Почему Хамильтон сделал это ради меня?

Почему меня это волновало?

Я хотела уйти. Это был мой шанс избавиться от всего этого.

— Мне не нужны твои деньги, — выпалила я.

Джек побледнел.

— Что?

— Я никогда не хотела поступать в этот университет. Никогда не хотела жить в твоей квартире, ездить на твоих машинах или участвовать в твоих схемах. — Потом посмотрела на мать. — Ты хочешь, чтобы кто-то был виноват в твоем неудачном браке? Ты живешь с ним. Он искал повод избавиться от тебя еще до того, как вы с Джозефом поженились.

Мама ахнула. Джек ухмыльнулся и поднял руки, защищаясь.

— Вера, пожалуйста, не распространяй ложь. Твоей маме нужно многое переварить. Почему бы тебе не вернуться в свою квартиру, и мы сможем...

— Нет, — сказала я, расправляя плечи.

Джек посмотрел на меня в замешательстве.

— Что?

Я подняла подбородок.

— Нет.

Все это было уже позади. Я была слишком взвинчена, чтобы обдумать или спланировать свои дальнейшие действия, но твердо знала, что прямо здесь и сейчас я вытаскиваю себя из этой катастрофы. Я не была Борегаром. Не была дочерью Лайлы. Не была гребаной Розой, Лепестком или кем-то еще. Я была, мать ее, самой собой, и никто больше не тронет меня.

— Позвони мне, если захочешь серьезно поговорить о развитии наших отношений, мам, — сказала я, прежде чем закинуть ремешок сумочки на плечо и посмотреть на Джека. — Я собираюсь одолжить твою машину, потому что тарифы «Убера» просто астрономические, — произнесла я, хихикая и хлопая в ладоши.

Так вот каково это — перестать заботиться?

— Я припаркую ее и пришлю тебе ключи по почте. Счастливой жизни, Джек.

Затем развернулась на каблуках и направилась к двери, а в ушах у меня звенели рыдания матери. Только оказавшись на крыльце, могла бы поклясться, что услышала в своей голове приглушенный голос Хамильтона, который хвалил меня за то, что я наконец-то смогла постоять за себя.

«Это моя девочка...»