Преграды и прощение

7

Вера

— Рекомендательное письмо? Ты бросаешь учебу? — спросила доктор Бхавсар, глядя на меня поверх очков.

Я чувствовала себя неловко, сидя в ее кабинете. Полки, заставленные книгами, заполняли все четыре стены. Ее дубовый письменный стол был богато украшенным и огромным. Массивная мебель и кожаное кресло, казалось, поглотили мою изящную профессоршу философии. Ее смуглая кожа блестела от пота. В углу стоял небольшой обогреватель, нагревавший все помещение. Я оставила свой чемодан у двери, но доктор Бхавсар продолжала смотреть на него.

— Я не бросаю учебу. Просто... перевожусь в другую школу.

— Семестр почти закончился, мисс Гарнер. Я не собираюсь тратить время и оскорблять твой интеллект, объясняя, почему я считаю нелепым бросать учебу сейчас. Почему бы не подождать? Получи заслуженный зачет, Вера.

— Я все равно собираюсь закончить семестр, — поспешно сказала я.

Я была полностью согласна. И заслужила свой семестр в школе. К тому же Джек уже заплатил за него. И я не собиралась подвергать себя трудностям и ходить на занятия заново только из-за гордости. Но продолжать образование в Гринвичском университете не буду.

— День благодарения через две недели, а потом выпускные экзамены. Я знаю, что в последнее время меня не было, но...

— Мне не нужны оправдания. Я просто удивлена. Ты одна из моих лучших учениц, — сказала она, небрежно махнув рукой.

Я не могла не гордиться ее комментарием. Потому что надрывалась в этом семестре, несмотря на все... отвлекающие факторы.

Она закатала рукав с принтом под гепарда и взяла свою чашку чая. Сделав глоток, доктор Бхавсар уставилась на меня, словно ожидая, что я начну объясняться. И как мне начать?

— Вы знаете, кто моя семья? — спросила я.

— Борегары. Влиятельные. Могущественные. Чертовски раздражающие. Самовлюбленные. Простодушные. Эгоисты...

Я усмехнулась. По крайней мере, мы были на одной волне.

— Они платят за мою школу и возлагают на меня определенные надежды. Я бы предпочла пойти куда-нибудь в более доступное место, чем позволить им управлять мной.

Доктор Бхавсар постучала ногтями по столу.

— Наверное, я просто разочарована. Ты была одной из моих любимиц, Вера. Я даже собиралась предложить тебе записаться на мои занятия углубленного курса, — вздохнула Доктор Бхавсар. — Но, думаю, что не могу тебя винить. Ты знаешь, что мои родители хотели, чтобы я стала хирургом? С моим пристрастием к кофеину? У меня постоянно трясутся руки. А еще у меня ужасный рвотный рефлекс. От одной мысли о том, чтобы разрезать кого-то, мне хочется блевать. Но они упорствовали. В итоге я стала доктором, но не таким, как они ожидали.

Я вежливо рассмеялась, когда она улыбнулась мне.

— Они пытались заставить вас поступить на медицинский факультет?

— Что-то в этом роде, — съязвила доктор Бхавсар с ноткой озорства в голосе.

— Может, я слишком гордая, — ответила я, пожав плечами. — Жизнь — это сплошной круговорот того, что люди что-то должны, понимаете? Эта школа потрясающая. Я с легкостью могу сделать все, что попросит Джек, и просто принять их щедрость. Просто это кажется неправильным. И... — Я замолчала, раздумывая, стоит ли рассказывать об этом доктору Бхавсару. — Джозеф только что вручил моей матери документы на развод. Как скоро они прекратят платить за мое образование? Или что, если они скажут, что я им за это должна?

— Быть в долгу перед людьми — это пагубная необходимость, не так ли? Мы должны арендодателям, налоговикам, родителям, начальникам, друзьям и различным сборщикам счетов. Когда мы начинаем с кем-то бизнес или соглашаемся на отношения, в которых они полностью контролируют ситуацию, возникает определенный уровень доверия. Арендодатели могут легко выгнать. Начальство может уволить. Родители могут разочаровать. Люди... коварны. И стремление контролировать свою судьбу вполне объяснимо. Но также важно отметить, что мы можем выбирать, кому мы должны.

Я проглотила эмоции, подступившие к горлу, и поерзала на стуле. Доктор Бхавсар посмотрела на листок, который я вручила ей, когда мы только пришли сюда.

— Так для чего это, еще раз?

— Стипендия в государственной школе в часе езды отсюда. Я нахожусь в затруднительном положении, и, возможно, мне придется взять семестр, чтобы привести все в порядок. Но крайний срок сдачи — через три дня, и я думаю, что к тому времени смогу написать эссе и, надеюсь, у меня не будет пробелов в образовании.

— У тебя было напряженное утро, — пробормотала она, просматривая требования к кандидатуре. Затем кивнула на мой чемодан. — Собирать вещи, несомненно.

— Я знаю, что ваше время дорого. Просто вы настолько известны в своей области, что...

— Я напишу рекомендацию. Тебе нужно что-нибудь еще для этой стипендии? Где ты остановилась? Ты ела? — Ее забота застала меня врасплох.

Я еще не совсем разобралась в этом.

— Я собиралась заняться этим после...

Доктор Бхавсар прищелкнула языком, затем встала.

— Я закончила занятия на сегодня. Бери свои вещи. Я отвезу тебя к себе домой.

— Что? Почему? Я не...

— Как бы ты отнеслась к тому, чтобы быть у меня в долгу, мисс Гарнер? Насколько я понимаю, тебе негде остановиться. До конца семестра осталось четыре недели, и тебе предстоит много работы, чтобы поступить в новый колледж. Ты можешь тратить свое время на то, чтобы выжить, или можешь быть моей должницей. — Ее глаза блеснули, и я обдумала ее предложение. Я знала доктора Бхавсар еще со школы. Она была доброй, мудрой и умной. Но мне казалось неправильным...

— Я не хочу быть обузой, — призналась я. В наши дни это была обычная тема — обременять людей.

— У меня есть свободная спальня. Найди себе работу, и я разрешу тебе платить за жилье, если тебя мучает гордость. Еще я живу рядом с автобусной станцией, так что ты сможешь легко добираться до школы. А еще, мне нужен кто-то, кто будет присматривать за домом, когда я поеду навестить родителей в Индию на зимних каникулах. Ты поможешь мне, честное слово.

Мои глаза наполнились слезами. Я не могла поверить, что она собирается мне помочь.

— Серьезно? — спросила я.

— Не смотри так шокировано. Может быть, в классе я и сварливая заноза, но я забочусь о своих учениках.

Я вытерла глаза, силы, за которые цеплялась последние несколько дней, покидали меня. Потом откинулась на спинку стула. Горе разрушило меня. Рыдания душили мое тело. Как могла эта доброта от женщины, которую я едва знала, казаться мне намного более значимой, чем то, что давала мне моя собственная мать?

Потому что это было бескорыстно.

Потому что не было никаких скрытых мотивов.

— Вера, — сказала доктор Бхавсар. — Пойдем ко мне домой. Я закажу еду. И ты расскажешь мне, почему ты плачешь, хорошо?

Я сделала глубокий выдох.

— Хорошо.

Дом Аники Бхавсар был прекрасен. Чистый. Эклектичный. Уютный. Просторный. Он был оформлен в лесных зеленых и золотых тонах, с роскошной атмосферой, благодаря которой я чувствовала себя комфортно. Комната для гостей была большой, с собственным балконом, выходящим на улицу и соседний парк.

— Я просто не могу поверить, что ты спала со своим дядей. Подожди... — Аника (мне все еще было странно называть ее по имени) достала телефон и начала набирать текст. — Мне кажется, я никогда не видела младшего Борегара.

Мы хихикали и выпили по три бокала вина. Сидя на покрытом ковром полу в ее гостиной, скрестив ноги, я испустила пьяное фырканье. Аника была доброй, изящной, и весь последний час она слушала мою болтовню с поразительным вниманием, лишь изредка вставив несколько замечаний. На ее кофейном столике валялись контейнеры из-под еды, которую мы съели. Поначалу было неловко переходить от профессионального общения, к которому я привыкла, думая о ней, к чему-то более дружелюбному. Но она заверила меня, что, когда я нахожусь в ее аудитории, я не более чем еще один студент. Я знала, что мне придется работать вдвое усерднее, чтобы сдать на отлично свое итоговое сочинение.

— О, — добавила Аника более глубоким голосом. — Он красавчик.

— Ты нашла его фотографию? Это было быстро.

— Я просто набрала его имя в «Гугле». Он горяч в костюме, это точно.

У меня ныли пальцы от желания забрать у нее телефон и посмотреть на фотографию. Вопреки здравому смыслу, я скучала по Хамильтону; и не могла избавиться от ощущения, что прощания было недостаточно. Она отложила телефон и уставилась на меня.

— Похоже, он тебе действительно нравился. И я не могу поверить, что Джаред был платным телохранителем. Я должна его завалить.

Аника игриво подмигнула мне и начала убирать наш ужин, складывая контейнеры с едой.

— Я уже накричала на него, — ответила я, прежде чем начать ей помогать. — Я хотела семью, понимаешь? Вначале мне нравился Джек. Я была готова полюбить Джозефа. И не была разочарована предстоящей свадьбой, потому что все еще надеялась, что это приведет к чему-то великому. Мы всегда были с мамой. А теперь это просто... я.

— У многих людей есть идеальное представление о том, что значит иметь семью; это делает реальность гораздо более трудной для восприятия, — начала Аника. — У меня никогда не было детей. Никогда не была замужем. На самом деле я не сторонница связывания своей жизни с кем-то навечно, — сказала она мягким голосом, но в нем слышалась боль. — Я начала процесс усыновления в прошлом году, и мои родители не понимают, почему мне хочется быть матерью-одиночкой. Найти биологическую мать, которая согласилась бы со мной работать, оказалось сложнее, чем я предполагала, ведь мне уже за сорок и не замужем, но я не теряю надежды. У меня есть постоянная работа, спокойный распорядок дня и любовь к детям. Не понимаю, зачем мне еще и мужчина.

— Ты ходишь на свидания? — спросила я, надеясь, что не слишком навязчива.

— Раньше у меня были отношения, но это не совсем мое. У меня был секс и с мужчинами, и с женщинами, но я никогда не получала от этого удовольствия и не чувствовала, что мне это нужно, чтобы выжить. Но я хочу стать мамой. Я люблю детей. И искренне переживаю за женщин, которым пришлось отказаться от своих детей. Не у всех хватает сил на это. Мне очень жаль, что твоя мама прошла через такую сложную ситуацию, не получив необходимой поддержки, и еще больше жаль, что эта травма повлияла на твою жизнь, Вера.

Я прочистила горло и сделала еще один глоток вина.

— Я просто никогда не получала опыта материнства, понимаешь?

— Похоже, ты установила здоровые границы, — настаивала Аника. — Отделила себя финансово от Борегаров, чтобы начать жить самостоятельно. Нелегко решиться на такой шаг.

— Без Хамильтона я бы, наверное, не справилась, — призналась я.

— И почему же? — спросила она, наливая себе еще один бокал мерло.

— Он поощрял меня к этому с самого начала. Я всегда завидовала его способности послать все к черту и просто заниматься своими делами.

— Как ты думаешь, вы двое когда-нибудь...

Ее вопрос был прерван звонком телефона. Я посмотрела на определитель номера и нахмурилась. Зачем Хамильтон звонит мне?

— Легок на помине, — пробормотала я, прежде чем посмотреть на Анику.

— О, пожалуйста, ответь. Не обращай на меня внимания. Я просто закончу уборку.

— Не знаю, стоит ли, — призналась я.

Телефон перестал звонить, и я вздохнула с облегчением.

— Вера? — сказала Аника, когда я уставилась на экран.

— Да? — Мой голос звучал растерянно и подавленно.

— Я на минутку надену свою профессорскую шляпу, — сказала Аника, выбрасывая пустые контейнеры и возвращаясь ко мне.

Мой телефон снова начал звонить.

— Один из моих любимых философов — Людвиг Йозеф Иоганн Витгенштейн. Гениальный человек, если не сказать немного извращенный. Он сказал мою любимую фразу. «О чем нельзя говорить, о том нужно молчать».

Аника посмотрела на телефон в моей руке.

— Витгенштейн исследовал концепцию, согласно которой существуют пределы языка. Есть много вещей, о которых невозможно сказать. Некоторые вещи нужно показать, Вера.

— Любопытно, что он звонит мне, — прошептала я.

— Думаю, тебе следует сосредоточиться на том факте, что он звонит тебе, а не на том, что он собирается сказать, да? Разве Хамильтон не хотел попрощаться? Зачем ему звонить, если он этого хотел?

Я прикусила губу. Аника была права.

— Я не буду судить, ответишь ты или нет. Поступай так, как лучше для тебя. Если сейчас для тебя самое полезное — отключить телефон и съесть мороженое, то я тебя поддерживаю. Если ты хочешь поговорить с ним и проглотить все, что он тебе скажет, то это тоже здорово. В любом случае, мне нужно протрезветь, чтобы я могла написать для тебя рекомендательное письмо. — Аника похлопала меня по плечу и удалилась.

Мой телефон снова начал звонить.

— Спасибо, — сказала я. — За все.

Она махнула рукой, отмахнувшись от моей благодарности, как от чего-то несущественного. Только когда Аника вернулась в свой кабинет в другой части дома, я ответила на звонок.

Действия. Я сосредоточилась на том, что не было сказано.

— Зачем ты звонишь? — Это было первое, что я сказала. Никакого приветствия.

— Где ты? — спросил Хамильтон.

Он знал, что меня нет ни в квартире, ни с Джеком? И что означало, что он это выяснял?

«Действия, Вера».

Я решила проверить его.

— Я у себя дома, — ответила я надменным тоном.

Хамильтон хмыкнул. Где бы он ни находился, там было шумно. Знакомые звуки мегаполиса заглушали его голос. Гудки машин. Разговоры людей. Скрип тормозов автобусов.

— Нет. Ты не там.

Значит, он знал, где я? Почему он следил за мной?

— Неважно, где я. Мы попрощались.

Хамильтону было не все равно, несмотря на прощание, ему было не все равно.

— Просто скажи мне, где ты, черт возьми, находишься, чтобы я мог повесить трубку.

Итак, он хотел убедиться, что я в безопасности, но не хотел со мной разговаривать. Интересно.

— Я в безопасности. Поживу немного у кое-кого, пока не встану на ноги.

— У кого?

— Я не обязана делиться этим с тобой, Хамильтон, — хранила молчание я.

— С кем ты? — спросил он снова.

«О чем нельзя говорить, о том нужно молчать».

«О чем нельзя говорить, о том нужно молчать».

«О чем нельзя говорить, о том нужно молчать».

Я вдохнула и выдохнула, позволяя тишине овладеть мной. Позволяя ей поглотить меня.

— Вера? Ты еще здесь?

Я откинулась на спинку кресла, позволяя ему попаниковать еще немного. Ему было не все равно. Хамильтон оттолкнул меня не просто так, и я, черт возьми, собиралась выяснить, почему.

— Вера! Поговори со мной, блядь. Я просто пытаюсь убедиться, что ты в безопасности.

— Я в безопасности, Хамильтон. А ты?

Мой вопрос, должно быть, застал его врасплох. Хамильтон выдохнул, и в его голосе прозвучало поразительное раздражение.

— Ну? — надавила я.

Хамильтон повесил трубку.

Я улыбнулась про себя.