Сделка с врагом. Ответ на измену

31.

Разве ж можно отказать, когда ребенок ждет. Маленький человечек, проживший на свете еще так мало, но переживший уже так много?

— Конечно, Альбина, я приеду.

Соглашаюсь без раздумий, откладываю телефон в сторону и только потом пересекаюсь взглядом с Арбатовым.

— Ты уверена, что тебе стоит это делать?

Отложив папку с документами в сторону, Руслан Германович откидывается в кресле и, сцепив пальцы домиком, как заправский психолог препарирует меня нечитаемым прищуром.

— Вы о поездке?

— А тебе предложили что-то еще?

Теряюсь. Что за странные наезды?

— Нет. А что вам не нравится?

— Многое, — звучит снисходительно, — особенно то, что я нашел время на встречу, а ты собираешься бросить меня одного. Как думаешь, часто мои любовницы из-за звонка чужих по факту людей прерывают свидание и срываются с места, оставляя меня голодным?

— Я вас накормила, парирую возмущенно.

Ловлю ехидный взгляд, усмешку, а-ля «Ты поняла, чего сейчас сказала, девочка?», еще раз, но медленнее, проматываю в голове фразу целиком, осознаю двойной подтекст и краснею, как помидор.

Сказать, что опешила — промолчать,

Вот же Сатана! Как только язык поворачивается?

— Руслан Германович, так два часа уже прошло, — подаю голос.

Продолжение: «Вы уверены, что вас на большее хватит?», благополучно проглатываю, но, судя по оскалу, считать мои мысли ему удается.

— Хочешь, опытным путем проверим: много это или мало? — интересуется мужчина, наклоняясь вперед и облокачиваясь на стол, который находится между нами.

Обычный разговор вначале, внезапно он сворачивает в неожиданную сторону.

Руслан Германович, в привычном состоянии неизменно демонстрирующий отчужденность, недовольство и скуку то есть себя настоящего, вдруг преображается.

В его глазах теперь плещется совершенно иной коктейль. Безумный. Будоражащий.

В нём опасность миксуется с влечением, приправленным толикой откровенной похоти.

Меня от этого как будто в кипящую воду окунают:

Становится горячо. Слишком по нервам. Но ужаснее всего, что на мужское начало откликается женская суть. Внизу живота оживает знакомое томление, а грудь делается настолько чувствительной, что кружево бюстгальтера начинает раздражать.

Самообладание под тяжестью дерзкого графитового взгляда Арбатова порывается сбежать в дали дальние, и лишь сила воли заставляет его не дурить и держать оборону.

— Спасибо, но я, пожалуй, воздержусь, — отвечаю, не узнавая собственный голос и теряясь в догадках: что же послужило толчком к неприкрытому проявлению мужского интереса с его стороны.

А интерес появился. Я заметила. И это не шальные игры бурной фантазии. За всё время знакомства, пусть и непродолжительного, понять сложную натуру Арбатова немного сумела. Он часто жонглирует людьми, но редко своими эмоциями.

Сатана проводит языком между верхними зубами и губой, после чего с едва уловимой улыбкой поучительно парирует:

— Воздержание, Арина, не приносит пользы.

Господи! Спаси и сохрани меня, грешную!

Единственное, что приходит в голову — плавненько сменить тему, и аккуратненько подвести «любовника» к мысли, что отпустить меня к больному ребенку всё-таки стоит.

— Руслан Германович, а у вас дети есть? — спрашиваю, смущаясь и запинаясь.

По ехидному хмыканью догадываюсь — плавненько и аккуратненько виделось только в мечтах. В реальности вышло топорно и со звоном, как у слона, заглянувшего в посудную лавку.

— Есть. Двое.

Не знаю, что удивляет больше: то, что он всё же отвечает на вопрос, или то, что содержит его ответ.

Между тем, Арбатов продолжает.

— Максу девятнадцать, Зосе пять.

— О-о-о, здорово, — выдаю искренне.

Вот бывает такое, что достаточно одной интонации, перелива голоса, чтобы понять: для мужика дети — не просто отметка в паспорте, а гордость и любовь.

Непробиваемый Руслан Германович своих отпрысков обожает.

И это подкупает, но.

— Девятнадцать? А вам тогда…

— Тридцать шесть, — усмехается и глядит выжидающе. — Только не строй никаких логических цепочек в своей умненькой головке. Я в разводе десять лет.

— Да я и не.

Стыд заполняет все чакры под завязку, потому что оно помимо воли думается и считается.

Какие щеки? У меня уши и шея пылают, хоть лед прикладывай.

— Если интересно, могу про личную жизнь рассказать, — вкрадчиво-убаюкивающий тон окончательно пригвождает к месту.

— Спасибо. Н-не надо.

`Отвожу взгляд, изучая собственные колени.

Хочется провалиться сквозь землю. Неловко до ужаса.

— А что предпочитаю на завтрак, интересует? — смеется в открытую.

— Спасибо, нет.

Вот это я — молодец, хотела аккуратненько поговорить. В итоге ковырнула в личном так ковырнула.

Понятное дело, Арбатов мне сам это позволил. Иначе фиг бы я хоть слово из него вытянула. И всё равно неудобно.

— Ладно, Арина, — еще минуту назад веселый голос становится сухим и деловым. —Поезжай к своей подопечной, раз так рвешься. Только будь аккуратна. Смотри чтобы Сергей был везде рядом.

Больше ни слова не говоря, Сатана покидает гостиную, а через минуту слышится хлопок закрывшейся входной двери.

Вот и понимай его как хочешь. Не то разозлился, не то просто пошел на встречу просьбе.

Впрочем, времени на раздумья себе не оставляю. Сайгаком несусь переодеваться, а после почти бегом вниз, к машине. Охрана, явно уже получившая распоряжения «сверху», кивает и трогается за мной следом.

Перед клиникой заезжаю всего в одно место — детский магазин. По совету продавца покупаю музыкальную игрушку, которую будет удобно держать в руках лежачему ребенку, и снова в путь.

Альбина встречает в фойе на первом этаже. Улыбается, потирает ладони и как-то немного нервно поглядывает в сторону Сергея.

Уверяю себя, что мне просто кажется. Выводы делать не спешу.

Пока идем к палате, стараюсь отвлечь женщину расспросами. Она охотно включается в беседу, рассказывает про девочку, про внимательность врачей и отзывчивость медсестер, описывает прекрасные условия пребывания в медучреждении, переключается на Стрельцову, заведующую детским домом, и ее помощь.

Говорит, не переставая, а перед нужной дверью притормаживает и обращается к Сергею:

— Простите, Катюшка сейчас не спит и может испугаться постороннего. По возможности, сильно к ней не приближайтесь.

Охранник соглашается и осматривает палату, стоя на пороге. Убедившись, что подозрительных лиц нет, застывает статуей в коридоре. А я прохожу внутрь.

Малышка действительно не спит. Заметив меня, сразу узнает. Улыбается, тянет ручки. От игрушки приходит в восторг.

Провожу с ней время, не глядя на часы, обсуждаю с Альбиной ход восстановительных процедур. А когда девочка засыпает не выдерживаю постоянных вздохов и нервных жестов и спрашиваю прямо:

— Что случилось? Я же вижу, что вы постоянно дергаетесь.

— Арина Алексеевна, простите, миленькая. Мы не могли ему отказать. Понимаем же, что без его итоговой подписи Катерине деньги бы не выделили, да и в будущей реабилитации многое от него зависит:

О, дальше можно не продолжать. О ком идет речь, становится кристально ясно, как и то, почему Зотов сегодня мне не звонил.

Он планировал встречу. Личную

По всему выходит, что та состоится.

— И где сейчас меня ждет Роман Сергеевич?

Злиться на Скворцову не вижу смысла. Не она, так кто-то другой все равно бы подобное провернул. Раз муж на это нацелился, то своего добьется. Зотов упорный.

— На первом этаже. В кафетерии.

Альбина заламывает руки, бледнеет, краснеет и прячет глаза, а потом, еще раз извинившись, выходит за дверь. Когда я следом за ней покидаю палату спящей Катюшки, первое, что отмечаю, Сергея в коридоре нет.

Его вообще нигде нет. И телефон его не отвечает.

Зато Зотов в кафе сидит. У столика возле окна. Заметив меня, уже не отводит немигающий взгляд. Смотрит жадно, будто вокруг никого больше нет. И в то же время с каким-то щемящим надрывом в серых радужках, словно по душе трещина прошлась.

А ведь она прошлась. Мы оба это знаем.

Разворотила трещина и его душу, и его жизнь.

Это по мне Измайловы катком проехались. А Ромку еще и за руль того катка посадили, без спроса сделали соучастником.

— Моя охрана где? — интересуюсь, приблизившись и сев за столик.

Голос звучит ровно, никакой паники или беспокойства я не ощущаю.

— С ними всё в порядке, не переживай. Просто я хотел, чтобы они не мешали.

Ну да, правильно. Захотел — приставил, захотел — убрал. Везёт мне на мужчин привыкших легко играть другими людьми.

Зотов

Арбатов

Измайлов где-то рядом.

— Что ты хотел, Рома? Я слушаю, говори, — откидываюсь на спинку стула и прошу у подошедшей официантки стакан воды. Точно такой же стоит и у мужа. Больше ничего.

Странное дело, но после диалогов с Сатаной, где каждая фраза — опасное скольжение по грани, с Зотовым мне легко. Нет давящей ауры, нет эмоциональных качелей.

Правда удивляет он так, что земля из-под ног уходит.

— Ариш, нам нужно развестись. Срочно. Желательно прямо сегодня.

Хорошо, что не успеваю поднести стакан к губам. Риск опрокинуть или подавиться —сто процентов.

— Что? — выходит придушенный сип. Иначе описать собственный пропавший вдруг толос не выходит — Это шутка?

— Нет, Ариш, — Зотов смотрит прямо и так, как смотрят люди, всё для себя решившие.

Становится страшно.

Жутко страшно, особенно когда Рома вдруг продолжает.

— Я даже рад, родная, что ты попала под защиту Арбатова. Он — нормальный мужик. Тебя в обиду не даст. Это главное.

— Ты что такое говоришь?

Но Зотов будто не слышит.

— Сейчас поедем в ЗАГС. Оформим документы на развод задним числом. С мировыми судьями твой адвокат потом сам все порешает, не волнуйся. После этого к нотариусу. Подпишем договор дарения.

Не волнуйся?

Не волнуйся? И…

Да меня от каждой новой фразы всё больше потряхивает.

— Какой договор дарения? Ты о чём?

— Я отпишу тебе всё имущество. Этакая страховка, чтобы ты была обеспечена, а моему наследнику, точнее его родственничкам, — Рома выплевывает последнее слово, будто оно жжет ему рот, — ничего не досталось, даже если со мной что-то случится.

— Зотов, ты о чем? — не прекращаю попытку достучаться до всё ещё мужа.

— В случае моей смерти, Ариш, подумай, кому достанется всё, чем я владею? А еще вспомни, что Измайлов не может иметь детей.

— Рома, ты что? Умирать собираешься?

А вот теперь потряхивает. Конкретно так.

Да, Зотов — мудак и кобель, но смерти ему я не желаю. Ему — нет, определенно.

— Нет, родная, не собираюсь. Моя цель — вывести Влада на чистую воду. Раскрыть все его махинации. Отнять у него всё, чем он дорожит. Лишить любимого детища —«Алмаз-Х».

— Но это опасно, — озвучиваю то, что и дураку понятно.

— Я знаю, чем рискую, поэтому и хочу для начала обезопасить тебя.

Не слушая возражений, Зотов тянет меня на улицу. Просит сесть в его машину, которую подает Макс.

Отказываюсь и отступаю к своей

— Я поеду следом, — заверяю, глядя в серые глаза.

Не обманываю. Так и планирую сделать. Потому что Ромка в этот момент настолько открыт, что его видно насквозь. Выкидыш, спровоцированный его «друзьями», не просто его шокировал, он его раздавил, втоптал в землю, размазав тонким слоем.

— Не хочу бросать машину, а потом возвращаться, — поясняю решение.

Зотов кивает. Отдает охране приказ ехать вперед, а сам забирает мои ключи и садиться за руль ласточки.

— Ариш, я поведу. Так будет быстрее, чем объяснять путь, — произносит уже трогаясь с места. — А ты пока можешь набрать Арбатова и успокоить. Думаю, его хлопцы уже очухались и подняли шум, что тебя нигде нет.

В раздумьях, стоит ли беспокоить Сатану, все-таки отыскиваю его номер в

справочнике. Успеваю ли нажать на зеленую иконку соединения или нет — уже на

знаю.

События развиваются слишком быстро и слишком страшно.

Мою машину на почти пустой трассе подрезает неизвестно откуда выскочившая тонированная приора. Чтобы избежать столкновения, Зотов резко бьет по тормозам.

От встречи с лобовым стеклом спасает лишь ремень безопасности. Взвизгнув от страха, цепляюсь за него обеими руками, и в этот же момент происходит странный треск, после чего машина перестаёт слушаться водителя, набирая скорость.

— Твою мать, тормоза отказали, — рык Зотова еще звенит в ушах, когда впереди появляется крутой поворот, в который, уже понятно, войти мы не сумеем.