Сделка с врагом. Ответ на измену

4.

«… любимая моя...»

«всё хорошо, Кирюш, не нервничай. ты же знаешь, я всё равно только твой...»

«...брак с Ариной ничего не значит, просто ширма, нужная мне для политической карьеры. Ну ты чего, малыш? Не ревнуй, была бы причина...»

Весь вечер слова Зотова, как заезженная пластинка, крутятся в голове. Гудят, шумят, вибрируют, тревожат, заставляют истаптывать кухню и гостиную в поисках места, где можно приткнуться, чтобы ослабить боль. Пока вокруг вдруг не устанавливается гробовая тишина, словно на похоронах, в минуту молчания.

А потом тишина сменяется криком.

Громким, пронзительным, оглушительным криком, который раздается где-то внутри меня. Мне очень больно от этого крика. Так больно, что я сгибаюсь пополам, стону на одной ноте и медленно опускаю голову на стол. Прижимаюсь щекой к полированной холодной столешнице и жалобно мычу.

Грудь перехватывает. Хочется вдохнуть, но не могу, словно разучилась. И это не образное выражение. Я реально задыхаюсь. Вскакиваю в панике, хватаюсь за горло, хапаю открытым ртом, распахиваю настежь окно, впуская свежий воздух и поглощаю его маленькими глотками.

А в голове сама собой рисуется картина, где Зотов и Измайлова вместе. Они жадно самозабвенно целуются, обсуждают лишь им двоим понятные темы, смеются, и счастливо пребывают в своем уютном мирке на двоих, касаясь друг друга как люди, которым дозволено всё.

Почему он со мной так поступает? Зачем? Для чего? За что, в конце концов? Как долго изменяет? Кира у него первая или очередная? Когда это началось? Или он изменял мне всегда? Задаю сама себе эти вопросы. Беззвучно произношу их, еле шевеля пересохшими губами.

В какой-то момент вдруг понимаю, что слабовольно не хочу знать ответы. Ни на один. Я ничего не хочу знать. Хочу все забыть, развидеть, потерять память, лечь спать и проснуться рядом с мужем, ничего не зная и не руша свои собственные иллюзии. Я, как трусишка, хочу спрятаться и жить в этом обмане вечно.

Но только так уже не получится. Чтобы все забыть, не чувствовать боль и отвращение, мне нужно умереть. Только мертвая я прекращу что-либо чувствовать.

Подхожу к каминной полке, на которой в серебряной рамке стоит наша свадебная фотография. Внимательно рассматриваю каждую деталь, будто всё для меня ново, и уношусь в день, который каждая девушка в своей жизни считает самым счастливым.

Да, я выходила замуж по любви. Еще бы, в красивого, успешного, уверенного в себе мужчину влюбилась сразу. Мы познакомились в гостях у моего дяди. Тот устроил прием в честь, как он говорил, воссоединения семьи. Чуть больше двух лет назад.

Дело в том, что мои родители погибли молодыми. Меня воспитывал дед. Строгий, но справедливый человек. Стараясь его не разочаровывать, я с головой отдавалась учебе. Школа с медалью, диплом о педагогическом образовании с отличием. Вся в учебе и книгах, я совершенно не завидовала своим сверстникам, которые большую часть времени тратили на гулянье и клубы. Молодость, на то она и молодость.

Просто мне этого особо не хотелось. Меня больше тянуло к детям.

Два года назад, в феврале дедушка умер. И только на похоронах я узнала, что осталась не круглой сиротой, а у меня есть родной дядя. Старший брат отца, с которым почему-то родственники не поддерживали связь. А я вот не стала отказываться.

Григорий Иванович мне понравился. Немного эксцентричный и шумный, тем не менее, он оказался начитанным, образованным и открытым. Он провел в моем родном городе три недели, и за это время очень помог. Не только финансами, но и тем, что взял на себя многие вопросы с оформлением документов. А после ловко уговорил сдать жилье в аренду и переехать к нему в Санкт-Петербург.

К тому моменту работы я еще не нашла. Думала, поживу недолго. Погощу.

Не зря говорят: ничего нет более постоянного, чем временное. В свой родной городок под Тверью я так и не вернулась.

Да и когда бы? В конце марта я узнала, что у дяди рак. Четвертая стадия. Шансов нет. Срок идет не на годы, и даже не на месяцы, а недели. Но Григорий Иванович свои боли тщательно скрывал, ото всех. И только ради меня устроил званый вечер.

Тогда-то я и узнала, что он не совсем простой человек. Коллекционер. Поистине, сумасшедший. Вращающийся среди элиты.

В тот же вечер познакомилась с Романом Сергеевичем Зотовым.

Не знаю, как бы в других условиях развивались наши с ним отношения, но болезнь дяди подтолкнула Рому к серьезному шагу... а может, это сделал мой неприступный вид и опрокинутый ему в лицо бокал шампанского на предложение хорошо провести веселую ночку только вдвоем.

Зотов сделал мне предложение через месяц после знакомства, а уже в июне мы расписались. Дядя успел за меня порадоваться... а потом я осталась одна. Ах, нет с мужем.

Роман не обещал звезд с неба, признался, что не знает такого слова, как любовь, но, наверное, что-то подобное ко мне испытывает, потому что его переполняет ко мне нежность, желание заботиться, холить и беречь.

Он обещал быть мне мужем, любовником, другом. Опорой и поддержкой.

Человеком, который не станет на мне экономить, не обидит и не предаст, но будет поддерживать и стараться понять и помочь.

Я, влюбленная, растворялась в его словах, плыла на волнах его вибрирующего бархатного голоса, тонула в глубине его глаз и безоговорочно верила.

Теперь всё это оказывается фальшью.

Лицемерием.

И циничной ложью.

Подхожу к комоду, где почетное место занимает декоративный куб, и со всего маха бью по нему фоторамкой. Разбиваю свадебное фото вдребезги. Крошу стекло точно также, как этим днем разбилась вся моя сказочно-правильная жизнь. Но даже добравшись до бумажной фотографии, не останавливаюсь, рву ее на мелкие части и закидываю в камин.

Весь вечер, ночь и утро длится моя агония. Оказывается, я не умею медленно и драматично умирать, загибаясь от боли, рыдая на кровати и утирая слезы. Хотя довольно впечатлительна и легко могу расплакаться, слушая, как детишки в школе-интернате старательно проговаривают сложные для них слова, читая наизусть стихи.

Слез вообще нет. Ни слезинки, хотя сердце кровоточит. Себе-то врать глупо. Но душа рвется в бой, требует вандализма и мести.

И я ее вершу так, как умею.

Разжигаю в гостиной камин, забивая на то, что на улице лето и жара, и планомерно скармливаю прожорливому огню своё свадебное платье, семейный альбом. Даже подвязку, которую Роман стягивал с моей ноги зубами, даря первые откровенные поцелуи, не жалею. С рыком бросаю в пламя.

Два года брака — очень мало, а мне кажется, я сжигаю не их, а всю свою жизнь. Я всегда думала, что есть МЫ, а оказывается был лишь ОН, Зотов, и я в качестве его тени.

Он всё это время жил полной жизнью и ни в чем себе не отказывал. А я боготворила его, дышала им, смотрела безумно влюбленным взглядом. Я жила только ИМ.

Удобная, мать его, жена.

БЫЛА.