Сон на яву

53

Долгие секунды, показавшиеся вечностью, Эрнесто смотрел в её полные слёз, мерцающие, как драгоценные изумруды, зелёные глаза и вдруг с внезапным и ошеломляющим осознанием понял, что тонет в их бездонной, манящей глубине, теряя всякое представление о времени и пространстве. Он, Эрнесто Агилар-младший, известный своей холодностью и расчётливостью, впервые почувствовал, как его обычно невозмутимый разум затуманивается. Её хрупкая фигурка, такая стройная и необычайно соблазнительная в простом платье, казалась воплощением изящества. В какой-то момент, когда лучи полуденного солнца скользнули по её влажным ресницам, Агилар-младший с изумлением осознал, что никогда в жизни не видел столь очаровательной и невинной девушки. Она была совершенно не похожа на всех женщин, которых он знал, и это притягивало его с неумолимой силой.

Эрнесто, мгновенно сбросив с себя чары её красоты, сразу догадался, в чём истинная причина её слёз. Его взгляд, до этого такой пронзительный, мгновенно смягчился, наполнившись неожиданной нежностью и сочувствием, и он хриплым, слегка охрипшим голосом, в котором прозвучала непривычная для него нотка участия, произнёс:

— Вижу, Антониета решила снова поточить свои острые когти о вас. Надеюсь, вам не слишком больно?

— Да, — растерянно и смущённо кивнула Эмили, чувствуя, как бешено колотится её сердце. Он стоял так близко, что она всем телом ощущала исходящее от него тепло, которое проникало сквозь ткань её платья и разливалось по телу, заставляя щёки пылать. — То есть я хочу сказать, что нет…

В уголках идеально очерченных губ Эрнесто Агилара заиграла снисходительная, но необыкновенно притягательная и даже игривая усмешка, подчёркивающая каждую черточку его мужественного лица.

— Так как же, сеньорита? Да или нет? — с едва заметной усмешкой, которая, впрочем, не ускользнула от внимательного взгляда Эмили, спросил он. В его голосе слышалось лёгкое поддразнивание.

Девушка глубоко, судорожно вздохнула, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и взять себя в руки. Её невероятно смущала близость этого необыкновенно красивого, властного и невероятно притягательного молодого человека, от которого исходила энергия, способная вывести её из равновесия. Собравшись с духом и вспомнив строгие правила хорошего тона, которым её учили всю жизнь, девушка постаралась придать своему голосу уверенность и твёрдо произнесла, глядя прямо в его золотисто-карие глаза:

— Ваша мачеха была очень добра ко мне, сеньор.

— Антониета? — Эрнесто внезапно расхохотался. Его смех был низким, раскатистым и таким искренним, что Эмили невольно вздрогнула. — Не может быть! Вы, должно быть, шутите, сеньорита. Признайтесь, вы решили надо мной подшутить! Это просто невероятно!

Пораженная внезапными и невероятными переменами, произошедшими с лицом Эрнесто — смех совершенно преобразил Агилара-младшего, сделав его более открытым и еще более привлекательным, чем обычно, — Эмили завороженно смотрела в его золотисто-карие глаза, которые теперь искрились весельем, отражая смех. Она не могла оторвать взгляд от очаровательных ямочек на его щеках, которые появлялись, когда он смеялся, и от тонких морщинок вокруг глаз, свидетельствующих о его жизнелюбии.

Девушка, невольно поддавшись его заразительному веселью, улыбнулась в ответ, и ей показалось, что вместе с улыбкой на душе стало легче. Слёзы на её щеках высохли сами собой, оставив лишь лёгкий след. Эрнесто же, заметив её улыбку, мгновенно перестал смеяться, и его лицо снова стало серьёзным, но теперь в его глазах мелькнула забота.

— Если вас обидела не Антониета, то кто же тогда? — В его голосе послышались странные, предостерегающие нотки, которые заставили Эмили одновременно почувствовать лёгкий страх и неожиданную уверенность. — Кто тот бессердечный человек, который настолько жесток, что заставил вас расплакаться? Если хотите, я готов наказать ваших обидчиков, сеньорита. Только назовите мне их имена — и они горько пожалеют о том дне, когда посмели вас обидеть. Они заплатят за каждую вашу слезинку.

Эмили почувствовала, как сердце сжалось в груди, словно его сжал железный кулак, и покачала головой, отчаянно цепляясь за остатки самообладания, которые таяли с каждой секундой под обжигающим взглядом Эрнесто. Её изумрудные глаза, обычно спокойные и лучистые, теперь горели внутренним огнём, неистовым и необузданным, устремлённым в лицо Эрнесто, которое снова помрачнело, словно по нему скользнула тень невысказанной мысли или неукротимого, властного желания, сулившего и гибель, и возрождение. Воздух вокруг них, казалось, наэлектризовался, предвещая неизбежное столкновение двух миров, двух судеб.

В ярких золотисто-карих глазах молодого Агилара, глубина которых напоминала древнее, непостижимое озеро, мелькнуло что-то таинственное и необузданно волнующее. Это был взгляд хищника, выбирающего жертву, и покровителя, готового оберегать её от всего мира, но в то же время удерживать рядом с собой. Взгляд, обещавший как смертельную опасность, так и непередаваемое наслаждение, способное поглотить без остатка. Что-то едва уловимое, почти колдовское, мелькнуло в глубине его взгляда, словно древние руны, высеченные в вечности, заставив девушку внезапно затаить дыхание. Её грудь болезненно сжалась, воздух стал густым и тяжёлым, наполненным невидимыми импульсами его воли.

Она всем своим существом понимала, что находится под безраздельным влиянием мощных, почти гипнотических чар Эрнесто Агилара. Это влияние проникало в каждую клеточку, в каждый нерв, окутывая её тончайшим, но прочнейшим шёлком. Разум отчаянно кричал о необходимости разорвать эти оковы, разорвать невидимые нити, опутывающие её волю и здравый смысл, но тело, предательски чуткое к его присутствию, не слушалось. Напротив, оно, казалось, пробуждалось, наполнялось пьянящим жаром, каждая клеточка её существа жаждала большего вопреки всякой логике и рассудку, вопреки всем предостережениям, которые она когда-либо слышала.

Эмили по-прежнему стояла на нижней, инкрустированной серебром и перламутром ступени парадной лестницы, ощущая холод мрамора под тонкими туфельками. Её потемневшее от волнения платье цвета глубокой ночи сливалось с полумраком холла, создавая призрачный силуэт, и лишь свет огромной люстры, сверкающей тысячами отполированных хрустальных подвесок, выхватывал из темноты её бледное напряжённое лицо. Она молча, заворожённо смотрела на молодого красавца, не подозревая, насколько неотразима она сама в этот момент, как её трепетная уязвимость сочетается с пламенем, разгорающимся в глубине её глаз. Ей и в голову не приходило, что её длинные пушистые ресницы отбрасывают тонкие тени на высокие скулы, а изумрудные глаза горят таким же таинственным, манящим пламенем, как и глаза Эрнесто, отражая в себе искры люстры и всю бездонную глубину её собственного смятения и зарождающегося желания.