Сон на яву

7

Да, жизнь не всегда была такой унылой, как сейчас. Эмили словно смотрит на свою жизнь сквозь мутное стекло, где краски потускнели, а радость превратилась в туманное воспоминание. Она плохо помнила свою мать Джуди, красивую женщину, от которой так приятно пахло, — она умерла, когда девочке было всего три года. В памяти остались лишь размытые образы, словно акварельные зарисовки, выцветшие под беспощадным солнцем времени: мягкие руки, нежная улыбка, озарявшая всё вокруг, и аромат лаванды и ванили, который, казалось, всегда окружал её мать, словно невидимый кокон любви и заботы.

Эти мимолетные воспоминания оставались драгоценными сокровищами в её израненном горем сердце. Она хранила их как заветные талисманы, боясь, что со временем они поблекнут, как старые фотографии, лишенные цвета и четкости, оставив после себя лишь пустоту, холодную и бездонную, как могила. Иногда, закрывая глаза, она пыталась воссоздать образ матери, услышать ее голос, почувствовать ее прикосновение, но чем сильнее она старалась, тем дальше ускользали эти хрупкие воспоминания, оставляя ее в отчаянии и бессилии.

Тогда Эмили была ещё слишком мала, чтобы понять, каким страшным ударом для её отца стала смерть любимой жены. Мир ребёнка, уютный и безопасный, не мог вместить в себя такую огромную потерю. Она видела только, что отец часто плачет, тихо всхлипывая в полумраке кабинета, где раньше раздавался его громкий смех и велись важные разговоры о плантации, или безутешно рыдая в саду под раскидистым дубом, где они часто гуляли всей семьёй, собирали жёлуди и мастерили домики для птиц. Но она не понимала, что эти слёзы — не просто грусть, а глубокая, необратимая потеря, которая навсегда изменит их жизнь, словно внезапно наступившая зима заморозила их сердца.

Теперь она понимала: смерть Джуди, словно вырвавшее с корнем цветущее дерево, оставившее после себя лишь пустую яму и груду земли, превратила рассудительного и хозяйственного плантатора в азартного игрока, который не мог прожить и минуты без карт, виски и неоправданного риска. Горе, словно ржавчина, разъедало его изнутри, подталкивая к саморазрушению, словно он сам хотел сгореть дотла, чтобы воссоединиться со своей любимой женой. Он пытался заглушить боль вином и азартными играми, словно топил её в бездонной бочке, но каждое поражение лишь усиливало его отчаяние, затягивая в бездну всё глубже и глубже, и эта бездна неумолимо поглощала их общее будущее. С каждым проигрышем он словно отрывал кусок от их былого благополучия, продавая землю, скот, драгоценности матери, обрекая их на всё большее обнищание. Эмили наблюдала за этим с ужасом, чувствуя себя беспомощной перед надвигающейся катастрофой, как лодка без весел в бушующем океане. Она пыталась остановить его, умоляла одуматься, но ее слова тонули в пьяном бреду и не достигали его оглушенного горем разума.

В последние годы, как и в последний вечер своей жизни, Мэтью Кларк был сильно пьян. Эмили с трудом вспоминала тот день, когда видела отца трезвым, словно чистое небо стало для неё несбыточной мечтой. Запах алкоголя пропитал его одежду, его дыхание, весь его облик, словно он стал частью его самого, его неотъемлемым атрибутом. Его лицо, когда-то исполненное достоинства и силы, теперь было опухшим и красным, изборождённым глубокими морщинами, следами бессонных ночей и прожитых в разврате дней, а взгляд, затуманенный алкоголем, утратил остроту и ясность, словно в нём погас огонь жизни. Она больше не видела в нём любящего и заботливого отца, каким он был в её детстве, того героя, который защищал её от всех бед и читал ей сказки на ночь. Его поступки становились всё более непредсказуемыми, а речь — бессвязной и гневной, словно он выплескивал на неё всю свою накопившуюся боль и разочарование. Она боялась его, но в то же время испытывала жалость — жалость к человеку, которого сломило горе, превратив в тень прежнего себя. Она понимала, что в глубине души он тоже страдает, но не знает, как справиться со своей болью.

Зато она хорошо помнила плантацию и свой прежний дом, расположенный недалеко от Натчеза, штат Миссисипи. Большой белый дом с колоннами, величественно возвышающийся над окружающим пейзажем, утопающий в зелени, где когда-то звучал смех и царило счастье, где за обеденным столом собиралась большая семья, слуги сновали туда-сюда, принося изысканные блюда, и где каждый вечер перед сном мать читала им сказки, укрывая мягким одеялом и целуя в лоб. Теперь это место превратилось в призрак прошлой жизни, погребённый под слоем долгов и разочарований, заросший сорняками и забытый, словно дом покинули не только люди, но и сама жизнь.

Она помнила бескрайние хлопковые поля, простиравшиеся до самого горизонта, слуг, работавших под палящим солнцем, шум ветра в высоких деревьях, окружавших дом, и ощущение безграничной безопасности, которое дарил ей отчий дом, когда казалось, что мир у её ног, а будущее полно надежд и возможностей, словно перед ней открыты все дороги. Теперь всё это казалось далёким и нереальным сном, миражом, который никогда больше не станет явью, горьким напоминанием о том, что она потеряла, словно ей показали рай, а потом захлопнули перед ней двери. Даже запах цветущего хлопка, который когда-то вызывал у неё радость, теперь отзывался в её сердце тоской и печалью, словно аромат самых красивых цветов пропитался запахом смерти.

Плантация, которая когда-то была символом их процветания и гордости, теперь стала оковами, удерживающими её в прошлом, напоминая о счастливых днях, которые больше никогда не вернутся, словно якорь, тянущий её на дно океана отчаяния. И теперь, когда она стояла, глядя на руины своей прежней жизни, Эмили понимала, что ей придётся как-то выжить, несмотря на все потери и невзгоды, словно ей предстоит долгий и трудный путь через пустыню. Ей придётся найти в себе силы, чтобы начать всё сначала, даже если это будет означать расставание с прошлым навсегда, словно ей нужно родиться заново. Она должна похоронить прошлое, чтобы построить своё будущее. В её глазах мелькнула искра решимости, словно маленький огонёк, который не погас, несмотря на бурю. Ей предстояло выжить.