Солнце слишком ярко освещает гостей, особенно это заметно на фоне зимы без тени листвы. Я поднимаю руку, чтобы заслонить глаза, и начинаю сканировать толпу.
Всегда настороже. Всегда наблюдаю. Кроме горстки моих близких, я никогда никому полностью не доверяю. Кто-то может быть здесь с намерением убить. Все знают, что помолвка с Романовым — смертный приговор. Невесты Михаила могли бы это подтвердить... если бы были живы.
Что-то не так. Я снова и снова обвожу взглядом толпу, пытаясь найти подсказку, но, в отличие от чтения экрана компьютера, считывание толпы людей — дело не столь очевидное.
Солнце кажется слишком ярким, порывистый ветер слишком холодным.
Заиграла классическая русская мелодия, которую не могу определить. Все кажется каким-то размытым и дезориентирующим. Я сосредоточен на угрозе, которая находится среди нас.
— Алекс, — смотрю направо и вижу Никко, одетого во все черное. Почему он одет в черное? Это же свадьба, а не похороны.
Есть ли разница для нашей семьи?
— Кто-то пробрался мимо охраны. Произошла брешь в системе безопасности, — он продолжает рассказывать подробности, но в голове гудят первые слова.
Мы должны предупредить девочек. Полина и Ария с Харпер. Мы должны добраться до них.
Я иду по проходу, глаза гостей следят за мной, когда замечаю ее — Харпер. В воздушном белом платье, фата закрывает лицо. Я должен добраться до нее. Должен защитить. Кто-то здесь с намерением уничтожить мою семью, и на ней как будто нарисована мишень.
Открываю рот, чтобы сказать ей вернуться, когда позади меня раздается чей-то крик. Громкие выстрелы оглушают. Я тянусь за пистолетом, но слышу еще один крик. Не могу найти стрелка. Не могу определить, кто враг.
Я уже был в такой ситуации однажды, не в силах защитить людей, которые дороги, беспомощный, как ребенок.
— Алекс! Алекс! — пронзительный голос Полины, на грани истерики, возвращает мой взгляд к ней.
Нет.
Нет!
Алое пятно крови на белой ткани. Харпер согнулась пополам, прижимая руки к телу, словно пытаясь остановить кровь. Которая льется и льется, заливая кружево и жемчуг, пачкая землю, ее туфли, и мои руки, когда я наконец добираюсь до нее.
Прижимаю ее к груди, и в памяти всплывает этот же образ, словно в прошлой жизни, и он так же ярок, как и боль. Я не справился. Я не смог ее защитить.
Нет.
Просыпаюсь от этого кошмара, сердце бешено колотится. Сажусь на кровати и просто смотрю перед собой. Я все еще чувствую тепло липкой крови на своих руках. Ощущаю металлический запах, и тяжесть осознания, что я снова потерпел поражение.
Свешиваю ноги с кровати. Мне нужно двигаться.
Слабый оттенок света за окном говорит о том, что еще не рассвело.
Закрываю глаза.
Это был сон. Только сон.
Сегодня день моей свадьбы, и это был всего лишь сон.
Никто не кричит и не плачет. Здесь блаженно тихо. Даже мирно.
Встаю с кровати и потягиваюсь, приветствуя боль в ногах и руках после вчерашней тренировки, которая выбила из меня все силы. Я всегда подавляю эмоции в спортзале, и сегодня не будет исключением.
Подхожу к окну и ожидаю увидеть белые складные стулья, испачканные кровью моей невесты.
Но там только покрытая инеем трава. Мы даже не собираемся проводить свадьбу на улице. Она будет внутри.
И это был всего лишь сон.
Тогда почему мое сердце все еще бьется, как будто это произошло на самом деле?
Когда-то так и было. Много лет назад. В другое время и в другом месте, но однажды это случилось.
На автопилоте иду в ванную и брызгаю водой на лицо. Смотрю на свое отражение, ожидая увидеть впалые глаза и бледную кожу, как это было после ее смерти.
Но иногда образы не соответствуют реальности. Я выгляжу слишком чертовски здоровым для того, что происходит в моей голове.
В дверь раздается глухой стук. Это не просто стук, а сильный удар. Наверняка Нико.
— Входи, — кричу через плечо.
— Черт, мог бы и предупредить, что ты в туалете, — с отвращением говорит он.
— Я только что проснулся, придурок. Что тебе нужно? — Поднимаю руку и показываю ему средний палец.
— Думаешь, я прихожу только тогда, когда мне что-то нужно?
— Нет, — говорю с явным сарказмом. — Ты пришел, пожелать удачи в день моей свадьбы. Дать братский совет. — Я заканчиваю свои дела, смываю и мою руки. Смотрю на его отражение в зеркале. — Обнимешь меня?
— Теперь ты уж совсем переборщил. Черт, — бормочет Нико. — Во-первых, с днем свадьбы.
— Да, спасибо. Все чисто?
— Кристально чисто. Слишком. Мы все в полной боевой готовности, но ничего подозрительного. Думаю, они уже поняли, что с нами лучше не связываться.
Я пожимаю плечами, изображая невозмутимость, чтобы не выдать быстрый ритм своего сердца.
Они называют Михаила Сибирским Тигром. Виктора — Железным Кулаком. Нико — Стальным Змеем.
Можно сказать, у нас есть репутация.
— Не будем терять бдительность ни на секунду, — говорю, выдавливая зубную пасту на щетку. — Хочешь потренироваться со мной?
Он хмурится и морщит нос: — Нет, блядь. Думаешь, у меня есть желание умереть?
Он тренируется вместе с Виктором, но ему не нравится, когда с утра пораньше ему надирают задницу.
— Отлично, слабак. Ты скажешь мне, что тебе нужно, или как?
Он виновато улыбается.
— Ну, раз уж я здесь...
Я закатываю глаза и выплевываю зубную пасту.
— Так вот… есть небольшая проблема с записью, которая может плохо повлиять на нас. Можешь подчистить? Сделать так, будто нас там вообще не было?
Я прищуриваюсь: — Михаил знает?
— Черт, нет, но это пустяк. Просто оставим это между нами.
Я усмехаюсь: — Посмотрю, что можно сделать.
— Спасибо, брат.
Мне нужно увидеть Харпер.
Просто хочу доказать себе, что это был всего лишь сон.
Прямо сейчас. Закрывая глаза, все еще вижу ее, завернутую в окровавленное свадебное платье. Необходимо избавиться от этого образа в голове.
Никко уходит, а я направляюсь к комнате, где она остановилась. У нас, русских, есть свои традиции, и у итальянцев тоже. Мысль о том, чтобы итальянская принцесса делит постель с будущим мужем до свадьбы — это скандал. Мне обычно плевать на такие вещи, но я придерживаюсь традиций. Это упрощает жизнь.
На кухне слышен слабый звон посуды — персонал готовится к предстоящему дню, но, кроме этого, дом по-прежнему окутан предрассветной тишиной. Мои шаги бесшумны, когда иду к ее комнате. Охранники, которых расставил у ее двери, разбегаются в стороны.
Останавливаюсь за дверью и прислушиваюсь, не раздастся ли какой-нибудь звук.
Я стучу. Нет ответа.
Снова стучу. Ничего.
Не слышу... ничего. Ни шороха простыней. Я даже не слышу ее дыхания. Меня охватывает паника, и зрение затуманивается.
Быстро отпираю дверь, распахиваю ее, вбегаю внутрь и обнаруживаю, что она мирно спит в постели.
Мне кажется, что я не должен быть здесь. Это мой дом, и она станет моей женой, но без ее дерзких реплик она кажется такой уязвимой, словно маленький ребенок.
Пропитанный кровью атлас и пустые глаза.
Качаю головой, стараясь выкинуть этот кошмар из своего чертова сознания.
Закрываю дверь и чувствую, как все тело замирает от облегчения. Я зол на себя за то, что завелся, и позволил глупым снам лишить меня спокойствия. Если так переживаю из-за того, что с ней может случиться сейчас, как вообще выживу, если начну испытывать к ней чувства? Я не могу позволить себе влюбиться в нее. Это слишком опасно.
Стою рядом с ней и смотрю на нее. Ее руки сложены под щекой, медово-русые волосы раскинулись по подушке. Одеяла и простыни обвивают тело.
Ранние утренние часы, пока рассвет не превратился в день, почему-то кажутся интимными и священными. За окном мягкое сияние лунного света — это ночник природы, полная луна отбрасывает тени, которые танцуют по стенам и фигуре спящей красавицы. Даже приглушенные звуки угасающей ночи за окном кажутся весомыми и чувственными.
Я подхожу к ней ближе. Она не двигается.
Трясу ее за плечо, затем отступаю.
— Просыпайся, Харпер.
Она вздрагивает, просыпаясь, и быстро натягивает одеяло выше. Пару мгновений выглядит сбитой с толку, как будто пытается разобраться, где сон, а где реальность.
Впрочем, я сам сейчас в том же состоянии.
— Что ты здесь делаешь?
— Тебе не стоит спать так крепко. А что, если бы я был хищником? — Я злюсь, что она позволила мне подойти так близко, не заметив моего присутствия.
Она сужает глаза и парирует, ее голос все еще хрипловат от сна: — Если ты так далеко забрался в качестве хищника, я бы сказала, что твоя служба безопасности — дерьмо, и тебе нужно нанять охрану получше.
Она права.
Мое сердцебиение замедляется. Тепло, поднявшееся в груди, начинает рассеиваться.
Мы молча смотрим друг на друга. Ее взгляд блуждает по моему телу. На мне все еще боксеры, в которых я спал, и больше ничего. Она облизывает губы и плотнее натягивает на себя одеяло.
— Что на тебе надето? — мой голос хриплый. Дыхание поверхностное.
Здесь тихо, но все равно едва слышу ее голос: — Алекс.
— Через несколько часов ты станешь моей женой. Я хочу знать, что на тебе надето.
Воздух между нами словно заряжен, в нем ощущается тяжесть неожиданного желания и наших предстоящих клятв.
— О, это ничего особенного, — говорит она, ее взгляд встречается с моим. — Просто легкая пижама.
Действительно. Держу пари, пижама едва прикрывает ее соски и задницу.
Мне не терпится увидеть, как она будет выглядеть, прижатая к моему телу. С раскрытым ртом, заполненным моим членом.
Я не могу дождаться, чтобы увидеть ее глаза, затуманенные желанием, как тело сливается с моим, когда она кончает.
Или, когда увижу ее на коленях. На ней не будет ничего, кроме моего обручального кольца.
Я могу не любить эту женщину, но буду наслаждаться каждой гребаной секундой с ее стройным телом. Изучая эти пухлые губки. Заставляя ее умолять.
— Чего ты хотел, Алекс? — ее голос все еще едва превышает шепот. Во взгляде мелькает паника, когда я приближаюсь.
Я не знаю, чего хочу. Мы слишком близки, комната слишком интимна, а небо начинает тускло светиться.
— Покажи мне.
Паника моментально захватывает ее лицо, словно она на грани полноценной панической атаки.
— Что показать? — спрашивает сдавленным голосом.
— Покажи, что на тебе. Или, еще лучше, чего на тебе нет.
Боже, какой же я ублюдок. Знаю, что ее нельзя трогать. Сейчас не время смотреть на нее, даже в одежде, не говоря уже о том, чтобы видеть ее практически голой. Но я хочу. Хочу получше рассмотреть, когда мы наедине.
По какой-то причине чувствую потребность сказать ей, что она в безопасности, и может мне доверять. Меня разрывает между желанием показать, кто я на самом деле, и необходимостью убедить ее, что не причиню ей вред.
Но я все же сделаю это. Это неизбежно.
Она колеблется несколько долгих секунд, а затем, дрожащей рукой, начинает медленно стягивать одеяло.
— Просто пижама, которую принесла твоя сестра. — Она собралась с духом, и ее голос звучит вызывающе.
— Покажи, — повторяю я, слова вырываются из меня, как полузвериный рык.
С игривым движением она сбрасывает с себя одеяло.
— Блядь.
На ней только короткие сатиновые белые шортики с маленьким розовым бантиком на талии и топ, который едва скрывает ее тело, облегая так, словно это грех.
— Смотри, — говорит голосом, который ясно дает понять, что она знает, что делает. — На заднице даже написано «Невеста». На случай, если вдруг забудешь, кто я, и тебе понадобится напоминание.
Мне надоело ее дерзкое поведение.
— А, да? Покажи.
Она поворачивается, показывая мне свою задницу, как раз вовремя, чтобы я мог шлепнуть ее. Удовольствие от звонкого удара отзывается в моей руке.
— Ой! — визжит она, переворачиваясь на спину. — Эй!
Я наваливаюсь на кровать, опираясь на ладонь, прижимая ее к постели. Ее щеки пылают, а губы приоткрыты. Если бы не знал лучше, то подумал бы, что этот шлепок ее возбудил.
Блядь, да.
Я уж точно повеселюсь. Начну прямо сейчас.
Прижимаю ее к себе: — Ты же знаешь, что у нас здесь есть правила для жен и мужей, не так ли? Ты знаешь, какие?
Ее глаза озорно блестят: — Дай подумать. Во-первых, жена должна получить разрешение от своего господина и повелителя — ой, то есть мужа, Вашего Высочества — перед тем, как сделать вдох, особенно если он будет слишком громким. Во-вторых, под священными узами брака, ни одна жена не должна иметь больше мнений, чем ее всезнающий муж. Она ни в коем случае не должна затмевать его ни в чем.
— Твоя точность поражает. Такое ощущение, что тебя воспитали в мафии. — Я наклоняюсь вперед и провожу по тонкой лямке на плече. Она вздрагивает, но делает вид, что это ее не задевает.
Черт, она просто потрясающая. Глаза яркие и теплые, кожа чистая с легким румянцем на щеках. Шелковистые, слегка растрепанные волны светлых волос мягко обрамляют лицо. Она выглядит как соседская девчонка или идеальная итальянская подружка — и это сводит меня с ума.
Если бы не знал лучше, я бы сказал, что она… счастлива. Дружелюбна, даже. Открыта для общения.
Иными словами, она моя полная противоположность.
— Продолжай.
— В-третьих, — продолжает она, как будто только что разогрелась. — Муж господствует над всеми. Жена должна вести все дела и общаться с письменного разрешения своего господина и повелителя. Она ни в коем случае не должна иметь мнение, отличительное от мнения мужа, из-за его хрупкого эго и шаткой хватки патриархата. Она должна...
Ее голос затихает, когда снимаю бретельку с плеча. Господи, я больше не могу себя сдерживать. Я хочу видеть ее идеальную грудь, как по соскам скользит язык. Я хочу попробовать ее на вкус, насладиться, поглотить.
— Разве я просил тебя остановиться?
Снимаю вторую лямку и слегка стягиваю топ. Он падает чуть ниже сосков. Меня захватывает вихрь возбуждения.
— Жена должна… должна… никогда не противоречить своему мужу. Она не должна ставить его под сомнение ни в каком вопросе, — ее голос дрожит, когда наклоняюсь и касаюсь языком каждого идеального, темного соска. Мои боксеры натягиваются от рвущегося наружу возбуждения, как раз в тот момент, когда первые лучи рассвета появляются за окном. — Жена должна п-повиноваться, как смиренная слуга. Если она проявит свободу воли или совершит непростительный грех независимого мышления, то разочарует своего мужа.
Она умница. Мне интересно, как она сохранит свой словарный запас и остроумие, когда буду лизать ее киску.
Зажимаю ее сосок между зубами и щиплю другой. Ее спина выгибается, а губы раздвигаются.
— Продолжай, Харпер. Остановись сейчас, и мне придется тебя наказать. Ты же этого не хочешь, правда?
Дерзкий блеск в ее глазах говорит о том, что она готова попробовать.
Игра продолжается.
— Послушная жена носит то, что выбирает ее муж, — продолжает она.
— Или вообще ничего, — поправляю, заключая ее сладкое, совершенное тело в свои руки и целуя от груди до пупка. Она подавляет хныканье.
— Жена должна уступать превосходному суждению своего мужа, — ее глаза полуприкрыты. — Ведь у него есть привилегия патриархального ясновидения.
— Всегда.
Я добираюсь до маленького бантика и целую прямо там.
— А теперь давай поговорим о том, что происходит, когда жена не слушается своего мужа. Она ведь подлежит его крайнему разочарованию и строгому наказанию, не так ли, принцесса?
Она издает визг, когда провожу ладонью по надписи «Невеста» на ее заднице.
— Но, если ты будешь хорошо себя вести, я покажу тебе мир удовольствия.
Целую нежное место между ног и вдыхаю соблазнительный аромат ее возбуждения.
— Алекс, — шепчет она дрожащим голосом.
— Разве ты не должна называть меня Мой Господин?
Ее запястья в моих руках. Тело кипит от желания, когда встаю. Я хочу ее так чертовски сильно.
— Полина скоро придет, чтобы помочь тебе подготовиться, и я не хочу, чтобы сестра увидела меня со стояком. Мне сказали, что подготовка займет весь день.
Она кивает и прикусывает губу: — Да.
— Тогда я не увижу тебя, пока мы не произнесем клятвы, — отпускаю запястья, чтобы наклониться и поцеловать ее в щеку. — Обещай мне, что будешь вести себя хорошо.
— Ммм...
— Я буду следить за тобой.
Солнце пробивается сквозь облака над горизонтом. Отблески восхода выглядят за окном как надежда.
Провожая меня взглядом, она улыбается: — Я на это рассчитываю.