Убийство ворон

Глава двадцать пятая. Катарина

За сегодняшний вечер последует расплата.

Дэнни молчит в машине, но я чувствую на себе его взгляд. Натянув юбку до упора, я сворачиваюсь калачиком на сиденье, дрожа. Когда жар пробивается насквозь, несмотря на теплый вечер, я смаргиваю слезы. — Спасибо.

— Конечно, Кэт. — Его голос тих. — Ты в порядке?

— В полном.

Мой голос срывается, и я сдерживаюсь. Я подавляю каждую частичку обуревающих меня эмоций, запихиваю их в переполненный ящик в своей голове и запираю это дерьмо подальше.

Мне просто нужно попасть домой. Домой, за стены моих апартаментов.

Когда мы останавливаемся, я не жду, пока Дэнни откроет дверцу машины. Не жду, пока Вороны осмотрят окрестности. Вслепую я выбираюсь наружу, почти спотыкаясь на каблуках. Я направляюсь прямо к входной двери, а позади меня эхом разносятся проклятия. Звук заставляет меня вздрагивать, и я прикусываю губу до вкуса крови, открываю замки и проскальзываю внутрь.

В кои-то веки я проверяю каждый замок без предупреждения.

Затем я проверяю это снова.

И когда я наконец-то остаюсь одна, я закрываю лицо руками и даю волю чувствам.

Всего на час. Один-единственный, гребаный час, чтобы ослабить бдительность, прежде чем мне придется восстанавливать ее снова.

Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем раздается стук в мою дверь.

Три сильных удара. Знакомых удара.

И облегчение угрожает подкосить мне колени, когда я поднимаюсь на ноги, я пытаются открыть замки, прежде чем он распахивает дверь, его руки на моем лице.

— Я здесь, — настойчиво говорит он, вглядываясь в мое лицо. — Ты в порядке. Расскажи мне, что случилось, детка.

Слова вырываются дрожащей дрожью. Его руки потирают мои руки вверх и вниз, сгибаясь, когда я приближаюсь к моменту, когда Сальваторе Азанте подумал, что может дотронуться до меня и это сойдет ему с рук.

Но я не могу этого сказать.

Дом изучает мое лицо. — Хорошо, — шепчет он. — Все в порядке, Кэт. Ты не обязана.

Вместо этого он осторожно обнимает меня, и я прижимаюсь к нему, зарываясь лицом в его шею и делая глубокие, прерывистые вдохи, как будто его запах может прогнать холод в моей груди.

Когда в дверь стучат, я не могу сдержать вздрагивания. Дом смотрит на меня сверху вниз, его брови хмурятся, прежде чем он переводит взгляд на дверь. — Это Данте. Он не войдет, если ты сама этого не захочешь.

— Нет. — У меня болит горло. — Мне нужно знать, что произошло после того, как я ушла. Впусти его. Просто... дай мне минутку.

Когда я смотрю в зеркало, меня встречает размазанный макияж, и я тянусь за средством для снятия макияжа. Он остается густыми темными пятнами на ватных дисках, пока на меня не смотрит мое отражение, бледное и изможденное. Я перехожу от макияжа к зубам, дважды чищу их.

Я все еще не чувствую себя чистой.

Поэтому я включаю душ, стаскиваю блейзер и вытаскиваю подол своей облегающей черной рубашки из-за пояса, снимая ее вместе с лифчиком. Но когда моя рука тянется к молнии сбоку на юбке, я останавливаюсь.

— Катарина.

Я поворачиваюсь, поднимая руки, чтобы прикрыть живот и грудь, услышав низкий голос. — Гребаный Христос, Данте. Дыши громче.

Тон кажется нормальным, но выражение его лица… Я никогда раньше такого не видела.

Он медленно приближается ко мне. — Ты в порядке?

Я вглядываюсь в его лицо.

— Нет, — говорю я наконец. — Но я буду. Могло быть и хуже.

Гнев вспыхивает на его лице, глаза темнеют. — Этого вообще не должно было случиться.

Нет. Не должно.

Я вздрагиваю, когда Данте опускается на одно колено. Его рука тянется к моей молнии. — Хочешь это снять?

Когда я киваю, он осторожно расстегивает на мне молнию. Юбка скользит по моим бедрам, собираясь вокруг лодыжек.

Затем он осторожно раздвигает мою ногу, его глаза изучают мое лицо в поисках одобрения, прежде чем он опускает взгляд.

Его веки закрываются, дыхание сбивается.

— Я должен был его убить.

Я поворачиваю ногу. Кожа уже покрывается пятнами — предвестниками внушительных синяков, а несколько глубоких царапин от ногтей оставили на коже тонкие кровавые следы.

— Он не скоро это забудет, — тихо говорю я. Он больше никогда не сможет полноценно пользоваться рукой, и я рада этому.

Данте прижимается лбом к моей ноге. — Прими душ, — хрипло говорит он. — Не торопись. Росси пошел за аптечкой первой помощи.

— Это всего лишь несколько царапин. Мне это не нужно.

Я борюсь не с физическими повреждениями.

Данте поднимается на ноги. — Я буду снаружи, если тебе что-нибудь понадобится.

Мой рот открывается, когда он уходит. — Ты можешь остаться. Я имею в виду, в квартире.

Он смотрит на меня через плечо. Я не знаю, что он видит в моем лице, но его собственное смягчается. — Хорошо.

Когда я выхожу некоторое время спустя, он сидит в гостиной напротив Доменико. Их низкие голоса замолкают, когда они оба смотрят на меня. Мои мокрые волосы струятся по спине, и я дважды проверяю узел на халате, прежде чем сесть на диван рядом с Домом.

— Что случилось? — Спрашиваю я Данте. — Когда я... когда я ушла.

Я не должна удивляться. Мой отец… он перестал защищать меня давным-давно. Но боль все еще закрадывается, когда он рассказывает мне. — Я понимаю.

Когда он прочищает горло, мои глаза устремляются на него. — Что еще?

— Я... ударил его лицом об стол. Я имею в виду Азанте. Вырубил его.

Рядом со мной Дом шевелится, в его голосе слышится неохотное одобрение. — Хорошо.

Но мои губы сжимаются. — Тебе не следовало этого делать, Данте.

Я и так по уши в дерьме со своим отцом, и без попыток объяснений, почему наследник взял на себя смелость защищать меня каким-либо образом. Губы Данте кривятся. — Я знаю.

Он больше ничего не говорит, не извиняется. А может, я и не хочу, чтобы он извинялся. Потому что, по крайней мере, он что-то сделал.

Но это все усложняет.

Откидывая голову на кожаную обивку, я поворачиваю ее, чтобы посмотреть на Дома. Он хмуро смотрит в пол, и я протягиваю руку, чтобы подтолкнуть его. — У тебя будет больше морщин, чем у слона, если ты будешь продолжать так хмуриться, Доменико.

Его губы растягиваются в подобии улыбки, но она чертовски натянутая. Нам следовало бы поговорить о его поездке домой, но присутствие Данте все усложняет.

Прикусив губу, я размышляю о странности присутствия их обоих здесь, в одном пространстве. Ведут себя спокойно. — Может, нам... обменяться какими-нибудь мемами или что-то в этом роде?

Дом смотрит на меня так, словно у меня выросла третья голова, но глаза Данте прищуриваются. Пожимая плечами, я тянусь за пультом.

— Или нет. Тогда будет фильм.

Я просматриваю варианты, останавливаясь на высокобюджетном боевике с большим количеством оружия. Дом ерзает, подтаскивая подушку к себе на колени. — Ложись.

Я заплетаю свои влажные волосы в косу, прежде чем лечь. Пальцы Дома проводят по моему лбу мягкими, нежными поглаживаниями, и я сонно моргаю.

Я тоже сомневаюсь, что сегодня ночью мне удастся много поспать, но, может быть, сейчас у меня получится выкроить часок. Мой взгляд останавливается на лице Данте, и всего на секунду я вижу зависть, когда он смотрит на Дома. Страстное желание.

Когда я просыпаюсь несколько часов спустя, Дом спит, его рука запуталась в моих волосах. Но мои ноги покоятся на коленях Данте, его рука обвилась вокруг моей лодыжки. На заднем плане на низкой громкости играет старое комедийное шоу, но он не смотрит его. Он смотрит на мою дверь. Настороже. Наблюдает.

Мне не требуется много времени, чтобы снова закрыть глаза.

И на этот раз я не просыпаюсь до утра.