Глава тридцать первая. Катарина
Внутренний Двор — нейтральная территория. Наша единственная нейтральная территория, согласованная и поддерживаемая каждым из пяти донов. Нам не разрешается причинять вред другому человеку в пределах ее границ. Если бы это не считалось слабостью, я могла бы проводить здесь весь день, каждый день, завалиться сюда с гребаной палаткой и надувным матрасом, и никто не смог бы оспорить это, будь проклят il bacio della morte.
Дом даже предложил это, несмотря на то, что не хуже меня знал, что я потеряю все уважение, которое заработала за эти годы, из-за такого трусливого шага.
Однако пространство непосредственно вокруг него — это честная игра.
Попытка чертовски неаккуратная. Я слышу, как он приближается, по крайней мере, за десять шагов, его прерывистое дыхание, под ногами хрустят листья. Дом напрягается, но я отступаю от него и вытаскиваю кинжал из рукава, держа его перед собой.
Он выскакивает из-за гребаного куста. Вопль застревает у него в горле, когда я поворачиваюсь, и его горло оказывается прямо на моем заостренном лезвии, входящем в него так же легко, как в хорошо прожаренный стейк. Его лицо искажается гротескным бульканьем, как будто он не совсем понимает, что происходит. Струйка крови вытекает из уголка его губ, все еще капая, когда я со смутным отвращением отдергиваю кинжал.
— Это было чертовски ужасно, — хриплю я, когда он падает. — Неужели ни у кого нет гребаного стиля?
Медленные хлопки заставляют меня обернуться. Джованни Фаско стоит в центре Двора в одиночестве. Он опускает руки, и в нем нет ни капли заботы об одном из Азанте, лежащем мертвым у моих ног. — Джио. Я начинаю немного беспокоиться о качестве твоего текущего состава.
— Охотники за славой, — говорит он, разводя руками. — Но они выполняют свою задачу.
Ах, да. Конечно.
Изматывать меня. Физически. Морально.
А потом, когда я начну спотыкаться, устану от постоянного наблюдения, начнутся настоящие попытки. И охота начнется всерьез.
Замечательно.
Повторяя его движение, я приглашающе развожу руки. — Я здесь. Не хочешь попробовать свои силы?
Дом почти вибрирует от напряжения, когда я наклоняю голову, молча приказывая ему не вмешиваться.
Это касается только меня и мужчины, который идет ко мне через Двор.
— Не совсем еще, — бормочет он, переводя взгляд на мою шею. — Но скоро. Я получу от тебя свой фунт мяса, Катарина. И у нас еще полно времени.
— Прекрасно. — Опуская руки, я делаю шаг через невидимую черту, пока не оказываюсь на мощеной брусчатке. — У меня есть к тебе предложение.
— Я не заинтересован в переговорах, — говорит он скучающим тоном. — И это все?
Стоя на своем, я вздергиваю подбородок. — Тебе это будет интересно. Мне было жаль услышать о ваших финансовых затруднениях.
Впервые я вижу трещину. — Каких еще затруднениях.
Его голос ровный, но в нем что-то есть. Я тщательно подбираю слова.
Если я не буду осторожна, у меня такое чувство, что я не уйду отсюда без пули в черепе и похуй на нейтральную территорию. А также, что Джованни Фаско скорее погибнет под градом пуль, чем уступит хоть что-то моей семье.
Итак, на этот раз я поступаю противоположно тому, чему меня всегда учили.
Никогда не показывай слабости.
— Я не хочу этого, Джио, — шепчу я. Его взгляд обостряется. — Я устала смотреть, как умирают люди. И я знаю, ты не хочешь этого слышать, но мне жаль. Так чертовски жаль Николетту.
Боль исказила его лицо. — Заткнись.
— Я не боюсь умереть, — выдавливаю я сквозь боль в горле. — Никто из нас не рассчитывает прожить долгую жизнь. Но, убив меня, ты не вернешь ее. Это только запустит новый виток войны, Джио, и ты потеряешь все. Если бы ты только смог...
— Я уже потерял все!
Его рев заставляет меня отступить; рев настолько полон агонии, что я удивляюсь, как, черт возьми, он все еще ходит. — Ты понятия не имеешь, что ты натворила. Ты и твоя ядовитая гребаная семейка разорвали мою семью на части, и я не остановлюсь, пока вы все не умрете, Катарина. Ты и эта пизда кузен, который смеет называть себя мужчиной.
Его грудь вздымается вверх-вниз, и в моем животе появляется вспышка страха. Правила сейчас не имеют значения. Здесь нет никаких правил.
Он убьет меня, и я не уверена, что смогу остановить его. Не уверена, что даже Доменико смог бы остановить его.
Но я должна попытаться, поскольку поднимаю руку.
— У тебя все еще есть сестра, — выдыхаю я.
И он замирает. Все его тело сжимается так сильно, что мне кажется, он даже не дышит.
— Что. Ты. Сказала.
— У меня приказ, — тихо говорю я, встречая его яростный взгляд. — Использовать Розу и заставить тебя подчиниться, Джио.
Я вижу, как у него дрожат руки. — Ты не прикоснешься к моей гребаной сестре, сука.
Он не слушает. Человек, которого я знала, прочитал бы между строк, понял подтекст. Но я не знаю эту версию Джованни Фаско.
А может быть, я вообще никогда его не знала.
— Послушай меня, черт бы тебя побрал! — Я повышаю голос. — По состоянию на час назад у меня есть доступ ко всем счетам Фаско, Джио. Все до единого. Все деньги – каждый гребаный пенни.
Мои слова заставляют его сделать паузу. — Ты, блядь, просто не остановишься, да?
И его голос звучит так чертовски устало, что жалость угрожает разорвать мне грудь. Но я держусь твердо.
— Отмени il bacio della morte. Взамен я клянусь, что не трону и волоска на голове твоей сестры, равно как и ваши счета. Если ты отменишь это дело и затаишься на некоторое время — это включает в себя и то, чтобы не злить моего отца. Не заставляй меня, черт возьми, вмешиваться в это, Джованни.
Я перевожу дыхание. — Я не хочу этого, — говорю я наконец. — Не больше, чем ты.
Его руки сжимаются и разжимаются резкими движениями. — Ты не причинишь вреда моей сестре.
— Даю тебе слово, — шепчу я. — Я клянусь в этом, Джио. Но тебе нужно отступить, и сделать это сейчас. Потому что у меня не хватает времени, чтобы все исправить.
Его смех — самый печальный, что я когда-либо слышала. — Это невозможно исправить.
Я ненадолго закрываю глаза. — Нет. Это было… это был глупый выбор слов. Но скажи мне, что ты согласен, Джио.
Жесткий, злой, его кивок — это движение головы, но он кивает. — Хорошо. Сегодня вечером меня тут не будет, но я дам знать своим людям и официально объявлю об этом завтра за завтраком. Но если ты когда-нибудь откажешься от своего слова, если моей сестре причинят какой-либо вред, я убью тебя сам.
Я почти раскачиваюсь от облегчения. — Согласна.
Когда он поворачивается и уходит, кажется, что мир затаил дыхание. Я жду кульминации.
Но когда Джованни исчезает из виду, ничего не происходит.
Позади меня раздаются шаги, и я оборачиваюсь. Доменико движется медленно, но он ухмыляется.
— Кэт, — говорит он почти недоверчиво. — Дело сделано. Ты сделала это.
Я прочищаю горло. — Думаю, да.
Это совсем не похоже на достижение. У меня неприятный привкус во рту, последствие того, что я повесила безопасность Розы Фаско над головой Джованни.
Я бы никогда не причинила ей вреда.
Но, по крайней мере, сейчас мне не нужно принимать такое решение. Мне не нужно выбирать.
Вдох, наполняющий мои легкие, кажется мне первым настоящим вдохом за последние дни. Теплые руки обхватывают мое лицо, пальцы гладят кожу, и я сосредотачиваюсь на Доме, на облегчении, сияющем в его глазах, более светлых, чем я когда-либо видела. Он так близко, что я вижу мельчайшие серебристо-голубые искорки в его взгляде.
Взгляд, который опускается на мои губы. — Катарина.
— Доменико, — выдыхаю я. Воздух застревает в моих легких в ожидании.
Я вся в ожидании. Как будто я ждала целую вечность,
Но улыбка сходит с его лица, руки убираются от моего лица. Он делает шаг назад.
— Нам пора идти. Пора ужинать.
И мне остается только смотреть, как он уходит от меня.
Он не оглядывается.