Глава тридцать четвертая. Данте
Я внимательно наблюдаю за ней с того места, где я прислоняюсь к серой стене больничной палаты.
В основном я наблюдаю за тем, как она наблюдает за ним. Как будто в этот момент для нее больше никого не существует, только Доменико Росси. Ее рука сжимает его руку, снова и снова, пока она безвольно лежит в ее руках.
Он выживет. Я, чёрт побери, позаботился об этом. Я бы не остановился, пока сердце этого ублюдка снова не забилось.
Наверное, было бы проще… не стараться так сильно. Никто бы и не ожидал иного. Я чувствовал на себе взгляд Рокко, чувствовал вопросы в глазах собственных людей, пока наклонялся над этим грёбаным громилой из Корво, вбивая в него воздух снова и снова, пока его лёгкие не начали работать сами.
Это был бы минус один соперник. Минус одна битва за её сердце.
Но она уже никогда бы не была прежней.
Я знал это. Инстинктивно. Видел это в том, как она склонилась над ним. В том, как ломалась прямо перед всеми.
Катерина Корво никогда не позволяет себе выказывать чувств. Никогда не показывает трещин.
Но ради него… ради него она бы сломалась. Прямо тогда.
Если бы я дал ему уйти.
Я хочу ее целую. Полную жизни и не сломленную, яркую и страстную, Катарину, которая наносит удары со страстью так же легко, как тает в моих объятиях. И без него она никогда бы снова не была той Катариной.
Что ставит еще один вопрос. Я снова и снова прокручиваю его в голове, пытаясь решить.
Не сомневаюсь, что она принадлежит мне. Она принадлежит мне в том же смысле, в каком я принадлежу ей. В том смысле, в каком я всегда принадлежал ей.
Я отталкиваю слова моего отца. До этого не дойдет. Я позабочусь об этом, позабочусь о том, чтобы я никогда не стоял напротив нее как ее враг. Я бы упал на колени и позволил ей перерезать мне горло, прежде чем поднял бы на нее оружие.
Но ведь есть еще Доменико Росси.
Как она вообще может быть по-настоящему моей… когда она так явно и его тоже?
А потом — эта тень. Я почувствовал её. Почувствовал, как она опустилась на неё, даже когда она смягчилась рядом со мной, когда её пальцы вцепились в мои волосы, будто я — единственное, что удерживает её на ногах, когда она уступала моим губам так, как я всегда хотел, чтобы она уступала мне.
Что-то её тревожит. Что-то, что омрачает её лицо, когда она думает, что я не смотрю. Это висело над нами даже тогда, когда я вёз нас в больницу, даже когда она позволила мне переплести наши пальцы и оставить их у себя на колене. Её лицо было повернуто к окну — уставшее, немного потерянное.
Я не врал, когда сказал ей это. Любить Катерину — это сложная игра.
Но ничего стоящего не даётся легко.
Она прислоняется лбом к его руке, шепча слова, которые не могу разобрать, когда я отворачиваюсь, чтобы дать ей хоть какое-то подобие уединения, проверяя свой телефон.
Я просматриваю сообщения от Рокко, отрывистый ответ на мои указания, говорит мне о том, что он не очень то мной доволен. В последние дни я не был так сосредоточен, как следовало бы, но теперь, когда il bacio della morte снята с головы Кэт, я могу легко вернуться в русло.
Когда я просматриваю свои уведомления, мое внимание зацепляется за электронное письмо, висящее непрочитанным в моем почтовом ящике. Просматривая его, я чувствую, как мои брови хмурятся, даже когда мой взгляд перемещается на Катарину. Я перечитываю его еще раз, обдумывая, а затем открываю пустое сообщение. Мои пальцы порхают по экрану, мои слова кратки, но достаточны.
«Я принимаю предложение.»
Потому что, несмотря на отмену смертного приговора Фаско, я все еще чувствую опасность, витающую в воздухе. Отчет, который я только что прочитал, только укрепляет эти подозрения, превращая их в знание.
И все это сосредоточено вокруг нее.
Мой телефон вибрирует, и я смотрю на его ответ.
«Я буду готов.»
Я не допущу, чтобы с Катариной что-то случилось в мое дежурство. Даже если для этого придется временно заключить союз с Лучиано Морелли, чтобы убедиться в этом.