Убийство ворон

Глава двадцать восьмая. Катарина

— Скажи Джио, я хочу встретиться.

Мое горло все еще горит, и я не уверена, слышит ли меня Дом. Он продолжает собирать аптечку, выбрасывая использованные проспиртованные ватные диски в мусорное ведро. Я смотрю на простой белый потолок со своего места на диване, мои пальцы ощупывают ожоги от удавки на шее.

— Прекрати это, — хрипло говорит он. Схватив мою руку своей, он продолжает удерживать ее, когда опускается на пол рядом со мной, его голова прислоняется к моему животу.

Медленно моя другая рука опускается, проводя по его мягким, чернильно-черным волосам. Его вздох ближе к содроганию.

— Я думал, что потерял тебя сегодня, — бормочет он. — Когда мне позвонили, я услышал крики на заднем плане.… Я думал, ты умерла, Кэт.

Я позволяю своим пальцам зарыться в мягкость его коротко подстриженных волос, провожу по выбритым краям. — Все еще здесь. Знаешь, меня не так-то легко убить.

Его рука крепче сжимает мою. — Я не могу потерять тебя. Это было слишком близко.

Что-то опасно близкое к уязвимости наполняет его голос.

В дверь стучат, и он со стоном закрывает глаза. — Гребаный В'Ареццо.

Он с ворчанием встает. Но в дверях стоит не Данте.

Мои глаза расширяются, когда входит Люк, его карие глаза останавливаются на мне. Он изучает мое лицо, мою шею, и его лицо напрягается. — Маленькая ворона.

Я пытаюсь подняться, но его рука ложится мне на плечо, мягко останавливая. — Не вставай. Ты выглядишь наполовину мертвой, на случай, если ты еще не поняла.

— О, я поняла.

Дом ловит мой взгляд, наклоняя голову в сторону двери в безмолвном вопросе, и я качаю головой. Он поднимает глаза, словно прося небеса о терпении, прежде чем исчезнуть на кухне.

Люк поднимает брови, когда раздается раздраженный хлопок. — Доменико Росси очень заботится о тебе, ты знаешь.

— Это работает в обе стороны. Почему ты здесь, Люк?

Он поворачивается в одну сторону, потом в другую. Затем пожимает плечами. Как будто и сам не совсем уверен. — У тебя были дерьмовые несколько дней. Я просто хотел проверить. Убедиться, что ты все еще та свирепая маленькая ворона, с которой мне нравится словесные и физические перепалки.

Мне чертовски больно фыркать от удовольствия. — Здесь никаких изменений, тебе будет приятно узнать.

— Хорошо.

Я моргаю, когда он кладет конверт мне на живот. — Еще один подарок?

— Не совсем, — мягко говорит он. — В нашей работе есть нечто особенное в уединении, Катарина. В полном, абсолютном одиночестве. Есть одно-единственное место на кампусе, о котором никто не знает. Кроме меня, разумеется. В конверте — ключ и указания, как его найти. Я подумал, тебе может понравиться сама идея места, где тебя невозможно побеспокоить, потому что технически… оно не существует.

Его слова проникают в меня. — Почему ты делишься этим со мной?

Потому что это подарок.

Куда бы мы ни пошли, за нами следят. Люди всегда чего-то хотят от наследников. Уделить им минутку времени, на вопросы, жалобы, предложения. Иметь место, о котором никто не знает, знать, что за дверью никто не следит, что никто не поджидает снаружи, чтобы причинить мне боль...

Да, это подарок.

Его лицо становится серьезным. — Потому что я знаю, что ты не раскроешь это место. И я обнаружил, что был бы не прочь разделить это пространство с тобой, маленькая ворона. Просто запри за собой дверь, и я буду знать, что оно занято. То же самое относится и к тебе.

Кивнув, я беру конверт, изучая свое имя, написанное безупречным почерком на лицевой стороне. Заставляю себя задать вопрос, один из многих, вертящихся у меня на кончике языка. Это занимает у меня больше времени, чем я ожидала. — Люк... насчет кинжалов.

Но когда я поднимаю глаза, он уже ушел.