В расчете на любовь

Глава 10 Простыни и варенье

Стоило признать, что в столице хозяйственные дела решались гораздо проще. Там имелось достаточно лавок и мастерских. Да и вообще на Севере люди другие. Более пунктуальные, более ответственные. На Юге свободы больше, а обязательств меньше. В Вышецке же и вовсе творился бардак.

Городок этот был совсем юным. Когда-то тут стояла пограничная крепость, а рядом — деревушка. Место для жизни не самое привлекательное, ведь не было ни полей, ни охотничьих угодий, только горные склоны, пригодные лишь для пастбищ. Пастухи и солдаты, овцы и лисицы — вот и все обитатели.

Но любое государство нуждается в металле и угле, и в горах понемногу проводились исследования. Не нашли ни меди, ни железа, ни серебра — во всяком случае близко к поверхности, зато обнаружили целебные источники. Ванны из местной воды ускоряли заживление всяких ран, солдаты, что вечно страдали желудочными болями и кишечными расстройствами, свидетельствовали, что в местном гарнизоне они быстро забывали о всех болезнях. Первым оценил преимущество источников один из генералов. Он же и посоветовал государю поставить тут госпиталь и дачи для ветеранов войн с Икшаром.

Когда же Ермилин окончательно укрепился в Вышецке, к тому времени превратившемся из деревни в небольшой городок, когда был подписан мирный договор, началось грандиозное строительство. Иметь здесь дачу стало очень престижно. Летние дома тут строили, конечно, южане, и строили кто во что горазд. Никакой единой архитектуры, никакой эстетики. Кто-то хотел колонны и пилястры, а кому-то достаточно было простых стен и черепичной крыши. Вышецк расползался вширь совершенно хаотично.

На мой женский взгляд, городу очень не хватало строгого плана застройки. Следовало прекратить безобразие, проложить приличные улицы, подумать уже о школах и гостиницах. Страждущие приезжают только в теплый сезон, но есть ведь и местные жители, которые тоже нуждаются в заботе. И если уж я остаюсь тут надолго, хочется комфорта и удобства!

Все утро я старательно записывала свои мысли и идеи, попутно отмечая, что для Николаса тоже нужны определенные условия. Парк для прогулок, к примеру. Карусель. Школа, разумеется! И достойные друзья. Умные, воспитанные, из хороших семей. Одних только сыновей Ермилина недостаточно.

— Ники, мы сегодня идем в гости к местному губернатору, — сообщила я сыну. — Нужно надеть все самое лучшее. У него есть сыновья, пора вам познакомиться.

Мальчишка, услышав про сыновей, мигом захлопнул рот. Он явно хотел закатить очередной скандал, но Эльза Туманова ему уже здорово надоела, а больше дружить в Вышецке ему было не с кем. Все-таки бабушка с дедом ужасно избаловали единственного внука, а я долго добавляла масла в огонь, даже не пытаясь его воспитывать, лишь осыпая в дни приезда подарками и поцелуями. Ничего удивительного, что он вообще меня не слушается. Счастье еще, что из дома не убегает!

— А как зовут мальчиков? А сколько им лет? А они захотят со мной дружить? А чьи это мальчики? А что они умеют? А лошади у них дома есть? А у бабушки у меня был пони, мама, ты купишь мне пони?

Вопросы сыпались из Ника как зерно из рваного мешка. Я даже не пыталась отвечать — он все равно бы не услышал. От возбуждения сын даже не пообедал толком, весь извертелся. Пришлось и мне поторопиться.

Я решила отправиться пешком, ведь своего экипажа у меня не было, а просить генерала об одолжении было неловко. Тем более тут не так уж и далеко. Хорошо, что можно было не соблюдать строгие правила приличий: это на Севере знатной даме стоило выходить из дома только в сопровождении родственника, подруги или горничной. В Большеграде, впрочем, незамужние девушки тоже не гуляли одни, а вот женщины постарше уже обладали некоторой свободой действий. Впрочем, в парке, на рынке или театре считалось плебейством появляться в одиночестве. В Вышецке же нравы гораздо свободнее. Никто не смотрел на меня с удивлением. Женщина с ребенком на улице — явление вполне заурядное.

Мне повезло: заблудилась я по дороге всего дважды. Прохожие охотно показывали дорогу, и я прибыла к генеральскому дому почти даже не уставшая, довольно свежая и с чистым подолом платья. Ник, воодушевленный непривычной прогулкой, вел себя на удивление послушно.

Мне открыла сама Ефа, сообщила, что генерал отбыл в гарнизон и просил меня подождать. Нику она искренне обрадовалась.

— Какой замечательный у тебя сын, — сказала она. — Проходите же скорее! Малыш, как тебя зовут?

— Николас! — гордо ответил сын. — И я уже не малыш. Мне почти восемь лет!

— О, да ты почти уже воин! — в голосе икшарки не было и намека на насмешку. — Совсем как мой Го́ри. Ты хочешь пойти к мальчикам или будешь охранять маму?

— Хочу к мальчикам!

— Я тебя провожу. Альмира, я быстро вернусь, ладно?

Ефа вела себя со мной запросто, словно мы были давними подругами. Обращалась на ты, совершенно по-свойски. Пожалуй, мне это даже нравилось. Зато не лицемерит. Мне вообще всегда везло на подруг. Видимо, мы с Ермилиной славно поладим!

Устроившись на диванчике в гостиной, я с любопытством разглядывала роскошные ковры и разноцветные глиняные вазочки на полках. Что-то похожее сейчас выпускала фабрика Долохова. И цвета, и орнаменты были вполне узнаваемы. В Гридинске подобная посуда была нынче в моде. Нужно будет привезти туда и коврики. Уверена, они будут иметь успех. И когда вернулась Ефа, я тут же спросила:

— А где можно купить такие чудесные коврики? У меня в доме пока мало всего, я хочу сделать его уютным и красивым.

— О, это ткала моя мать, — живо откликнулась Ефа. — Я тоже умею, но мне теперь не положено, я ведь жена большого человека! Я подарю тебе эти, хочешь?

— Нет-нет, — запротестовала я. — Неловко. Я бы купила. Твоя матушка может выткать и для меня? Синие с красным, допустим? Или расскажи мне, где купить самые красивые.

— В Вышецке такие не найти, но можно съездить в Гюртан. Это горная деревушка неподалеку, там прекрасные ткачи. Если хочешь, я прямо завтра тебя отвезу.

— Очень хочу, — обрадовалась я. — Далеко ехать?

— Три часа по горам. За день управимся. Если тебе еще что-то нужно, спрашивай, я подскажу. Иван мне велел с тобой дружить, сказал, что ты — очень важный для нашего города человек.

— Мне нужны простыни и подушки, — вздохнула я. — Скатерти, салфетки, занавески. Я была в местных лавках и ничего толкового не нашла.

— Все это есть в Гюртане, — заверила меня Ефа. — Мы все-все купим, не волнуйся.

— Спасибо тебе большое, — улыбнулась я. — Ты просто моя спасительница.

Ефа опустила длиннющие ресницы, и я в очередной раз восхитилась ее красотой. Неудивительно, что Ермилин на ней женился.

— А сколько у тебя детей? — не удержалась я.

— Пятеро сыновей. Одного Ивану родила его первая жена, а потом еще четверых я. Боги были ко мне милостивы. Я бы хотела еще девочку, помощницу. Но уже три года, как мой живот пуст.

Я немного смутилась, потому что в приличном обществе тему деторождения обсуждали не часто и только с очень близкими людьми. Ефа же бесхитростно выложила мне свои интимные переживания. Я поспешила перевести тему:

— А сколько лет сыновьям?

— Старшему, Стефану, уже шестнадцать. Рувиму — десять, Георгию восемь, Тимуру семь, а Микаэлю три. За ужином я тебя с ними познакомлю. Пойдем на кухню, я буду учить тебя готовить хынгаль и покажу, как печь лепешки с зеленью.

Да чтоб тебя! Я приехала к Ермилину обсуждать планы благоустройства Вышецка, а попала на кухню! Не хочу я учиться готовить, для этого у меня есть кухарка! И варенье не хочу варить, и лепешки печь! Но отказывать такой общительной хозяйке неловко. Она ко мне со всей душой… Пришлось подниматься с дивана и идти следом за Ефой сначала во двор, потом — на небольшую веранду, где стояла дровяная плита и широкий стол.

— У вас кухня на улице? — удивилась я.

— Это летняя кухня, чтобы в доме не пахло, — деловито пояснила икшарка, повязывая большой фартук и закрывая волосы платком. — Зимой мы, конечно, готовим в доме. Сейчас мы будем делать тесто. Это очень просто. Нужно взять муку и воду…

Я не без любопытства наблюдала, как ловко эта странная женщина замешивает тесто, а потом раскатывает его длинной палкой на столе. Стаканом вырезает кружочки, накладывает в них мелко порубленное мясо с зеленью, потом очень быстро лепит крошечные «пирожки» с косичкой сверху.

— Попробуй, — предлагает она мне.

Я вздыхаю и надеваю фартук. Все равно ведь не отвяжется.

На вид все просто. Бери тесто и защипывай пальцами. Но у меня ничего не получается. Тесто расползается, мясо вываливается, косички не выходит вовсе.

— Нужно вот так, — медленно показывает Ефа. — Сначала вот сюда, потом сюда.

С третьей попытки у меня получается большой кривобокий пирожок. Ужасно довольная собой, я делаю еще с десяток, в то время как хозяйка лепит не меньше сотни. Потом она кидает все «пирожки» в большой котел, а оставшееся тесто раскатывает с зеленью и сыром. Вот это — гораздо проще. И пока варится «хынгаль», Ефа печет на маленькой сковородке лепешки. Потом к нам приходит молчаливая пожилая женщина с очень черными бровями.

— Это Марьямь, моя тетка. Она живет с нами, помогает по хозяйству, — быстро поясняет Ефа. — Она вдова. Разговаривает только по-икшарски.

Марьямь быстро вылавливает хынгаль из котла и раскладывает на большом узорчатом блюде. Закидывает следующую партию.

Ну да, у Ефы шестеро мужчин в доме, да еще и гости. Должно быть, готовка отнимает у нее очень много времени. Впрочем, я подозреваю, что она готовит не всегда. Этот спектакль — только ради меня, чтобы показать, какая она прекрасная хозяйка. А я и не спорю, наоборот, от души ею восхищаюсь. Сколько же нужно иметь терпения и любви, чтобы вот так самой стоять у плиты!

— Скоро пойдут сливы и орехи, — деловито сообщает Ефа. — Я научу тебя варить соусы и варенья. А ты научишь меня готовить что-то свое. Я хочу угостить Ивана чем-нибудь новым.

Я молча киваю, радуясь, что еще нет ни фруктов, ни ягод, и думаю, что нужно будет познакомить эту энергичную женщину с Ильяной. Вот кто научит ее готовить! Ильяна ведь свой ресторанчик держала!

Точно, так я убью двух бекасов одной стрелой. И сама от кухни отделаюсь, и Ефу порадую. Надеюсь, Ильяна меня не убьет за это.

Когда из гарнизона приезжает Ермилин, стол уже ломится от угощений. Тут и лепешки, и хынгаль, и жареное мясо, и домашний хлеб, и плов, и запеченный картофель, и молочный суп, и мед, и варенья… Ефа с гордостью сообщает, что ужин она готовила вместе со мной. Иван Яковлевич бросает на меня страдальческий взгляд, но я только улыбаюсь.

— Это было весьма познавательно, — успокаиваю его я. — Теперь я умею делать хынгаль. Уверена, мне это пригодится в жизни.

Мы оба с ним понимаем, что я вру. Но Ефа светится от гордости, и Ермилин устало вздыхает. Похоже, он и не пытался жену переделывать. Она такая, какая есть. Я думаю, он ее очень любит.