— Вы знаете этого человека, Альмира Вионтьевна?
Меня вновь вызвали в полицейский департамент. И вновь — в серо-коричневый прохладный кабинет. Но на этот раз пригласили вежливо, я бы даже сказала — ласково. Предложили чай, лимонад, морс… Я попросила стакан холодной воды, да и то лишь для того, чтобы спрятать дрожь пальцев. Как-то мне было не по себе. Да и вид мой сегодня не располагал к откровенности. Платье совсем простое, закрытое, прическа незамысловатая, должно быть, и круги под глазами появились уже. Я в последние дни плохо сплю. Извожу себя неприятными думами. Кажется, меня вновь бросили. Это ужасно бьет по самолюбию. Доказывать себе и окружающим, что я неотразима, отчего-то больше не хочется. Да и нет в Урусе той вершины, которая была бы мной не взята.
Дознаватели, впрочем, встретили меня восхищенными взглядами, а старый знакомец Морозко и вовсе успокаивающе улыбнулся и принес мне стакан воды. Все же он ужасно приятный человек, хоть и менталист.
Вцепившись в прохладное гладкое стекло, я немного успокоилась и обратила внимание на центральную фигуру нынешнего дня. В середине комнаты на крепком и массивном стуле сидел мужчина. По виду — мой соотечественник. Выгоревшие почти добела волосы, серо-голубые глаза, дочерна загорелое тонкое лицо. Нет, он был мне незнаком, но все же, все же…
— Предполагаю, это — еще один княжич Снежин? — растерянно поглядела я на Ермилина. — Младший?
— Не княжич и не Снежин, — пошевелил усами генерал. — Их обоих лишили и титула, и фамилии. Но формально вы правы: этот человек — брат нашего менталиста. Мишель.
Молодой мужчина коротко кивнул. Давно не стриженные волосы упали ему на лицо, и он недовольно дернул головой.
— Я не имел чести быть представленным даме, — спокойно, чуть растягивая гласные, сообщил Мишель. — Видел ее в Большеграде, такую женщину сложно не заметить. Но лично мы не знакомы. Впрочем, я это уже говорил.
— Это вы подделали письма? — задал следующий вопрос Ермилин, и я вся подобралась.
Письма! Те самые, из-за которых я так волновалась! Признаться, они давно вылетели у меня из головы. Но сейчас и эта тайна станет явной.
— Я подделал, — устало подтвердил Мишель. — Мой брат купил их у Анатоля Скворецкого. Не знаю, зачем. Сказал, что пригодятся. Пригодились.
Я скрипнула зубами, услышав имя бывшего мужа. Что за подлец! И тут заработал — на столь интимной вещи, как личная переписка! Ни стыда, ни совести у человека! И Ратмир тоже хорош! Сдались ему эти письма!
— Как вы это сделали?
— Я — маг-бытовик. Просто убрал в нужном месте чернила. А дальше Ратмир все сделал сам. Он умел.
Мишель качнулся на стуле, а я вдруг поняла, что взгляд у него туманный и рассеянный. А Морозко, неподвижно стоящий возле окна, хмурит брови. Все ясно, Мишель не всегда так разговорчив.
— Вы знали, что задумал Ратмир?
— Знал, но не все. Пытался его отговорить. Да разве переспоришь этого упрямца? Он всегда слышал лишь себя.
— А чего хотели вы? Как вы жили эти годы?
Странные вопросы задавал Ермилин. Вряд ли они могли пролить свет на обстоятельства моего похищения. Но мне тоже было интересно — а похожи ли братья?
— Я пас баранов, — неожиданно ответил Мишель. — Милостыню просить стыдно. Работать не умею. А баранов пасти любой дурак сможет. В горах хорошо, спокойно. Звери лучше людей.
— Вернемся к письмам, — сжалился над беднягой Ермилин. — Для чего они были Ратмиру?
— Не уверен. Кажется, он хотел шантажировать свою… госпожу Альмиру. Что было дальше, я не знаю. Отказался с ним ехать.
— Он вас не принудил?
— Нет. Ратмир меня презирал. Говорил, что я предал его, опозорил. Говорил, что я такой же баран, как и мое стадо. У него появились другие последователи.
— Например, Зариан? — подсказал Ермилин.
— Да. Князь Зариан. И еще несколько икшарцев, которые были против мира с Урусом.
Бросив на меня быстрый взгляд, Ермилин кивнул:
— Об этом позже. Кстати, князь Зариан мертв. Застрелился.
— Туда ему и дорога, — равнодушно буркнул Мишель. — Дрянной человек был. Жадный очень, двуличный. И женщин презирал, хоть у самого дочь имеется.
— Верно. Где вы нашли мага, что стал наставником Ратмира?
Вот теперь я удивилась. До этого момента все было понятно и даже предсказуемо. Но подобного вопроса я никак не ожидала.
— Зариан подсказал, — медленно ответил Мишель. — Какой-то отшельник. Живет в пещерах. Очень старый. Не сказать, что сильный. Но он учил, как раскрыть свой дар на полную мощь. Я тоже пробовал. Интересно.
— Получилось?
— Да. Я был четвертого уровня, теперь почти шестого. Хорошо.
Еще бы не хорошо! Ведь чем выше дар у мага, тем ценнее!
— Вы можете показать, где живет этот маг?
— Нет. Зариан водил нас тайными тропами, завязывал глаза. Я не слишком хорошо ориентируюсь в горах.
— Ясно. Последний вопрос: где третий?
— Синегорский? — на этот раз допрашиваемый заерзал на стуле и опустил глаза. — Умер. Лихорадка. Не спасли. Простите.
— На сегодня хватит. Морозко?
— Все отлично, — кивнул менталист. — Очень внушаемый. Сразу видно, что давно и часто подвергался воздействию.
— Отведите его в камеру. Что скажете, Альмира Вионтьевна?
Я немного подумала, поставила нетронутый стакан на стол и полюбопытствовала:
— А меня зачем позвали?
— Вы — одна из ключевых фигур этой запутанной истории. Имеете право знать, чем все закончилось.
— А что будет с Мишелем? Его казнят?
— С учетом новых сведений — возможно, государь будет милостив. Но решать не нам.
Я прикусила губу. Теперь мне отчаянно хотелось спросить про Барги. Ясно же, что Мишеля доставил сюда именно он. Но где он, почему не пришел ко мне? Как бы с ним встретиться?
А все же — какой позор! Не хватало еще, чтобы Ермилин подумал, что я бегаю за мужчиной, которому не нужна! И я спросила совсем другое:
— Так как же к вам попали эти письма?
— Зариан принес, — признался Ермилин виновато. — Сказал, что нашел берлогу Снежина, что тот убегал так поспешно, что оставил почти все вещи.
— И вы поверили? — возмутилась я.
— Разумеется, нет. Мы… точнее, Туманов, считал, что все это — лишь обман. Но поскольку Ратмир был где-то рядом, мы не стали рисковать и обошлись с вами… несколько грубо. Простите.
Я только отмахнулась: победителей не судят. В общем-то я давно уже всех простила. Кроме Зариана, но тот оказал любезность и сам разрешил все проблемы.
Вероятно, теперь все кончилось. Новая война с Икшаром нам больше не грозит, сезон завершен, студенты, офицеры и негоцианты разъезжаются по домам. В Вышецке осенью и зимой спокойно и тихо. Самое время обдумать дальнейшие планы.
Уезжать из Вышецка я не собиралась. Мне здесь нравилось. К тому же гостиница, железнодорожная станция, парк и источники… Я приложила к благоустройству города немало сил и намеревалась собрать неплохой урожай.
И да. Ермилин — вояка. Пока в Урусе тихо, но может статься, что он понадобится государю в другом месте. Недаром же Ксандр в своем письме намекал, что женщина тоже может сделаться градоправителем. То-то папенька мой удивится! И вообще — это будет скандал! А я обожаю скандалы, конечно, когда меня ни в чем не обвиняют.
Да и Нику здесь хорошо. Он крепко подружился с мальчишками Ефы. Вырос за лето, загорел, стал хорошо кушать и крепко спать. Возвращать его на Север — вот еще не дело! Тем более, что родителям Снежина будет не до него. Им старшего сына хоронить (Ермилин позволил отвезти тело в родовой замок), да и младшего отправят в столицу на очередной суд. Жалко стариков, но ведь это — плоды их воспитания. Нет, я больше не отдам им Ника!
Вернувшись домой, я застала там суматоху. Тумановы собирались уезжать. Как жаль, мне будет не хватать Ильяны и запаха кофе по утрам! Но это можно было предсказать, разумеется, Георг Павелевич не спустит глаз с последнего революционера. Что же, пожелаю ему доброго пути и буду ждать в гости следующим летом.
— Я буду писать, — наутро пообещала Ильяна, крепко меня обнимая. — А весной сюда уже будет ходить паровоз! Уже представляю, как сяду в вагон, буду смотреть в окно и пить чай с баранками!
— Все ты врешь, — засмеялась я. — Ты будешь пить кофе! А если его не подадут, то сваришь сама!
Дом опустел. Я осталась одна — ну, не так чтобы совсем. С Ником, управляющим, кухаркой, ее семейством, горничной, садовником и механиком Ладой. Впрочем, из всех перечисленных поболтать от души можно лишь с последней. Кстати, я уделяла ей преступно мало внимания! А ведь она — интереснейший человек, к тому же родственница моей хорошей подруги Ольги Пиляевой. Молодая красивая девушка, щедро одаренная талантами, умная, воспитанная, даже в университете училась! Решено: пора всерьез заняться устройством ее судьбы. Раз уж у меня личная жизнь не сложилась, то я приложу все усилия, чтобы Лада обрела семейное счастье. Вон, у Ермилина старший сын вполне подходит ей по положению. И что, что ему всего лишь шестнадцать? Хороших мужчин нужно брать еще щенками, потом будет сложнее!
Однако столь замечательные планы пришлось отложить на неопределенный срок. Я и забыла, что всегда недооценивала Барги. Он снова сумел меня удивить!
Утром меня (да и весь Вышецк, полагаю) разбудили странные, но не лишенные мелодичности звуки: рев труб, грохот барабанов, даже, кажется, треск бубнов. Я подскочила на постели, озираясь и не понимая, что происходит. Война? Концерт? Безумный свадебный караван? Я потянулась, отодвинула занавеску — окна моей спальни выходили на улицу — и громко выругалась. Зрелище удивительное и безумное: возле моего дома располагался настоящий оркестр. Были и трубачи, и барабанщики, и даже скрипач. Скрипач, кстати — молодой икшарец в традиционном бушлате и высокой овечьей шапке набекрень. Барабанщики, к счастью, пешие. Громыхнули медные тарелки, взвыли сияющие трубы, заржали кони. Я снова выругалась.
Посреди всего этого безобразия метался Андрэс, размахивая руками. Вокруг него суетились несколько женщин в богатых икшарских нарядах и с бубнами в руках.
Сумасшедший! Что он задумал? Сомневаюсь, что у его народа есть традиция приходить за своей женщиной с оркестром. На Юге иногда, конечно, поют серенады, но сие людьми осуждается, как и любое нарушение общественного порядка. Петь под окнами любимой женщины решится лишь пьяный… или безумно влюбленный мужчина.
Платье! Мне нужно быстрее одеваться! Не выбегать же мне на улицу в одном кружевном пеньюаре! Я бы запросто… будь там один Барги. Но демонстрировать свои прелести толпе незнакомых икшарцев я не намерена! Нужно самое красивое, самое дорогое. Желтое с кружевом! Нет, оно совсем летнее, уже не годится. Красное? Ярко-синее? Изумрудное? Я в отчаянии вытаскивала платья из шкафа и швыряла их на постель. Это совершенно невозможно! Мне нечего надеть!
— Госпожа, там… — влетела в комнату запыхавшаяся горничная. — Там… а, вы видели?
— Я слышала, — мрачно ответила я. — Мне нужно платье. Какое лучше?
— Красное, — мгновенно решила мою дилемму девушка. — Его быстрее всего надеть. Оно без крючков и мелких пуговиц! И воротничок не нужно пристегивать!
Я с уважением поглядела на нее и ринулась к ящику комода: сорочка, панталоны, чулки! Платье на шнуровке, под него не нужен корсет. И в самом деле, так гораздо проще.
Под окнами грянул бравурный марш. Запутавшись в широкой бархатной юбке, я тихо застонала. Да что же это — они снова начали играть без меня?
— Выходи, драгоценная! — раздался громкий крик Барги. — Выходи за меня замуж!
Я его убью! Прямо сейчас и с особой жестокостью! Заколю зонтиком! Задушу шарфиком!
— Госпожа, волосы! — остановила мой кровожадный порыв горничная. — У вас на голове воронье гнездо!
Пришлось мне скрипеть зубами и терпеть расческу и шпильки, половину которых девушка, конечно, рассыпала по полу. Руки у нее тряслись от волнения, но коса вышла вполне приличная. Какая славная у меня горничная, нужно выдать ей премию!
На крыльце я появилась нарядная и совершенно спокойная. Успела взять себя в руки. В конце концов, ничего страшного не происходит. Подумаешь, оркестр! Подумаешь, весь город уже сбежался поглазеть на этот цирк!
В руках у Андрэса был огромный букет белых роз — и где только добыл? В Вышецке не так уж много цветочных лавок, да и в тех продают лилии и фиалки. Хотя о чем это я… розы растут в парке. Но не такие, там больше чайные.
Оркестр громыхнул вновь — на этот раз смутно знакомый вальс. Я выдохнула, разглядывая непривычно серьезного, бледного от волнения Барги. Не буду ему мешать. Пусть делает то, что задумал.
— Альмира Вионтьевна, — начал он торжественно, но тут же сбился: — Драгоценная! Ты ведь все еще любишь меня?
— Люблю, — развела я руками, улыбаясь.
— Будь моей женой!
— Я ведь и так твоя жена.
— Только в Икшаре. А я хочу везде. И навсегда. Что скажешь?
— Я согласна!
Еще бы я не согласилась! Никогда не слышала, чтобы предложение делали с таким размахом! Да у меня на свадьбе с Анатолем был оркестр куда скромнее! Признаюсь честно, я обожаю широкие жесты и всеобщее внимание. Об этом представлении будет сплетничать весь Юг, а может, и целый Урус. Я в восторге!
— Доченька! — невесть откуда появилась моя свекровь. — Позволь преподать… принести… прими подарок от нашей семьи!
На круглом серебряном подносе, протянутом мне, мягко сияло золото и и сверкали драгоценные камни. А вот это лишнее, этого мне не надо, я и так согласна!
— Принимай, — шепнул Барги. — Это старинная икшарская традиция: каждой невесте дарят родовые украшения. Я единственный наследник своего отца, теперь это все твое.
Ну, если традиция… Кто я такая, чтобы ее нарушать? Славная традиция, мне очень нравится.
Я забрала у матушки поднос, удивившись его тяжести. Подскочившие тут же женщины закружились вокруг меня пестрым хороводом, уговаривая примерить диадему, браслет, колечко с изумрудом… Напрасно я говорила Кето, что потом, позже — она делала вид, что не понимает по-уруски. Ика водрузила мне на голову венец, а Сафие защелкнула на запястье широкий браслет с рубинами.
— Ай, хороша! — пропела свекровь, сияя от радости. Зубы у нее, кстати, красивые, ровные, мне б в ее возрасте такие иметь. И вообще в нарядном синем платье и белом шелковом платке она казалась моложе и свежее, чем я запомнила.
— А где бабуля? — спохватилась я. — Она тоже приехала?
— Нет, — мотнул головой Барги, переплетая свои пальцы с моими. — Она сказала, что не будет участвовать в моих дурацких затеях. Советовала тебя лучше украсть. Или просто попросить прощения за все, в чем я виноват и не виноват.
— А мне нравится твоя дурацкая затея.
— Я почему-то так и думал. Эй, Шахи, а вино-то где? Открывай бочку! Угощай всех!
— С самого утра? — ужаснулась я.
— Свадьба же. Сегодня можно.
— Что, третья?
— Эх, двум смертям не бывать, одной не миновать!