В расчете на любовь

Глава 24 Свекровь

Разбудило меня осторожное покашливание. Я лениво улыбнулась, открыла глаза и обнаружила перед собой матушку Барги. А мужа в постели — не обнаружила.

— Я приносить одежду, — сообщила совершенно бесцеремонно мамаша. — День уже, нужно вставать.

Вот только фиктивные свекрови мной еще и не командовали! Где этот чертов муж, он обещал отвезти меня в Вышецк! Я хочу домой прямо сейчас.

Вероятно, какие-то мысли отразились у меня на лице, потому что женщина грустно усмехнулась.

— Доченька, я обед сварить. Андрэс уехать по делам, был ночью.

Замечательно. Поэтому я и не хотела замуж — любовники обычно более внимательны, чем мужья. Но именно теперь выбора у меня не было, и, придерживая покрывало на груди, я села с самым недовольным видом. Матушка-свекровь тут же исчезла, пощадив мою стыдливость. Надеюсь, она не искала пятна крови на простынях, их не будет. Мало ли, какие обычаи в Икшаре!

Сегодня мне был предложен повседневный наряд: длинная серая юбка на завязках, широкая блузка, голубая бархатная жилетка с роскошной вышивкой бусинами и стеклярусом. А вот туфли домашние оказались простыми и удобными — войлочными на жесткой кожаной подошве. Я быстро оделась, заплела тугую косу, умылась, спустилась по деревянной лестнице во двор. Обед был накрыт прямо на летней кухне, совершенно по-простому: маленький столик, кривые ложки, щербатые тарелки. Даже скатерть не постелили, хотя я вчера видела — все здесь есть. И приличные столовые приборы, и стеклянные кубки, и расписные кувшины. Есть, но для гостей. А я теперь своя.

За столом обнаружилась незнакомая мне древняя старуха и младшая из кузин, Сафие. Я запомнила ее красивое имя без труда.

— Зыдыравуствуй, Мирэ, — старательно, по слогам произнесла девушка на уруском и гордо улыбнулась.

Я в ответ поздоровалась на икшарском. Уж приветствие-то я давно выучила!

Старуха хмуро оглядела меня и совершенно чисто проворчала:

— Ну что сказать: и взаправду красавица. Не зря Андрэс так убивался.

Я заморгала.

— Простите?

— Кто б ему позволил в жены чужеземку взять, да еще вдовую? — совершенно спокойно пояснила бабка. — Но я сказала: пусть делает, что захочет. У моего внука голова на плечах умнее, чем у всех остальных родственников, вместе взятых.

А! Та самая строгая бабушка! Странно, что я вчера ее не заметила.

— Я не вдова, я разведена, — на всякий случай уточнила я. Мало ли, она потом откуда-то узнает и помрет от шока. Не хочу, чтобы ее смерть была на моей совести!

— Одна ерунда, — отмахнулась бабка. — Если супруг не смог тебя удержать, то лучше ему умереть. Позора меньше.

— Вы отлично говорите по-уруски, — не утерпела я.

— Мой покойный муж был большим советником. А я часто принимала гостей. Вот и выучилась. Садись за стол, Мирэ, успеем еще поболтать.

Оказав друг другу почести, мы сели завтракать, вернее, уже обедать. Меня приятно удивило, что свекровь, похоже, запомнила, что я ем. Те волшебные баклажаны, фасоль, несколько кусков жареной рыбы, тоненькие как пергамент лепешки. И конечно же — варенье, ну куда без него!

Сафие что-то сказала мне на икшарском, но я лишь развела руками: мои познания закончились. И тогда бабка бодро перевела:

— Она желает вам много детей и побыстрее.

Я улыбнулась вежливо. Ну уж нет, с меня хватит и Ника. Не дождетесь. И вообще — наш брак не настоящий.

— Сафие тоже скоро выходить замуж, — пробормотала свекровь. — У нее красивый и богатый жених.

Проклятый языковой барьер не позволил мне высказать свое ценное мнение. По мне, так красота — дело десятое. Главное, чтобы добрый и умный, чтобы заботился и денег не жалел. И не изменял, конечно.

— Желаю ей счастья, — вот и все, что я выдавила из себя.

— У Ики и Кете мужи хороший, — продолжала благожелательно маманя. — Дом строил, золото дарил. У меня муж хороший был. Умер. Его убил война. Война — плохой.

Тут я была полностью согласна. Война — ужасно. Не нужно нам войны. Будем торговать лучше.

— Мирэ, что кушать любишь? Ты скажи, я готовить. Рыба любишь? Овощи? Хынгаль? Тыква лепешка?

— Курицу люблю, хынгаль тоже вкусно, — подумав, сообщила я. — Но со свадьбы много осталось, разве нет? Зачем готовить?

— Э, бедному домá отнесли! — всплеснула руками свекровь. — Пусть кушать, вас бла-го-слов-лять!

Сложное слово она произнесла медленно, но правильно.

Бабка сумрачно молчала, но кушала с завидным аппетитом. Мне почему-то казалось, что они с матушкой друг друга не слишком жалуют, хоть и живут в одном доме. Потом поднялась и сказала:

— Пойду делами займусь. А вы пока отдыхайте.

Жаль. Мне она понравилась. И разговаривает на уруском хорошо, лучше свекрови.

Во дворе появилась незнакомая женщина средних лет, громко поприветствовала всех. Сафие и матушку расцеловала, меня, к счастью, не тронула. Опустилась на место бабки, потянулась за чистой чашкой. Я только глазами захлопала на такую бесцеремонность.

— Э, Леко, теперь ты не одна будешь! — широко улыбнулась она свекрови, демонстрируя гнилые передние зубы. — Привез сын помощницу! Сильная, крепкая!

— Соседка, — пояснила мне матушка, а потом громко рявкнула: — В свой ли ум, Жуля? Мой сын — большой человек! Куда ему в деревне жить! Дом в Вышецк для жена купит! Слуга много!

— Тогда ты к ней поедешь? — не унималась соседка.

К моему удивлению и удовольствию, говорили кумушки на уруском, причем соседка язык знала отлично.

— Зачем я там? — пожала плечами свекровь. — Старый, ненужный. И своя свекровь смотреть надо. Ее не оставить.

Сафие пнула меня ногой под столом и грозно сдвинула брови. Видимо, мне стоило тут же броситься уговаривать свекровь переехать в Вышецк, но я промолчала. Зачем мне в доме две чужие старухи? С Барги мы жить вместе не будем, так и мать, и бабка его — не моя забота. То есть, конечно, если бы мы по-настоящему женаты были, это другое, тогда я, конечно, забрала бы их к себе. Дом большой, мешать они не будут, да и все полегче им. Здесь, видимо, племянницы помогают, но надолго ли такое положение дел?

Соседка вдруг бросила что-то ядовитое на икшарском, но свекровь ее тут же одернула:

— Уруский говори, ты умеешь! Мирэ — гость нам, дочка мне. Не позволить ее оскорблять.

Так вот в чем дело! Да, во всех салонах — это правило хорошего тона. Если в гостях иностранец, то общая беседа ведется на его языке. Ну, или кто-то переводит. Не ожидала я от деревенской женщины такого воспитания. Впрочем, она же Андрэса вырастила, воспитала, а он самый деликатный мужчина из всех, кого я встречала.

Ладно, бабки могут жить у меня хоть до скончания века. Все равно этот дом скоро рушиться начнет. Вон лестница на второй этаж скрипит и шатается, крыльцо развалилось, ставни отваливаются. Полы, кажется, прочные, и на том спасибо.

— Детей родит, внуков нянчить будешь, — не сдавалась соседка. — Заждалась внуков-то, Леко? У всех ровесниц уж полон дом, а ты все одна да одна.

— А у вас, уважаемая, много ли внуков? — сладко пропела я, заметив, как омрачилось лицо свекрови.

— Шестеро, моя радость, шестеро! Четыре мальчонки да две красавицы.

— А хозяйство большое?

— Большое, дочка, гуси да утки, куры да козы. Буйволов три. Кролики еще, огород.

— Ох и тяжко вам, госпожа, живется, — посочувствовала я. — За скотиной присмотри, огород прополи, полей. Еще и дома, поди, шум да драки? Дети скачут, есть хотят, одежду рвут, дерутся. Ни присесть, ни прилечь. Вот и ходите отдыхать к соседке, да?

Тетка растерялась, взгляд у нее сделался задумчивым. Сафие вдруг закашлялась, а свекровь прищурилась с довольным видом.

— Ты приходить, приходить еще, Зуля, — улыбнулась она сладко. — Тихо тут, спокойно.

— Вот спасибочки, — поднялась соседка. — Пойду я. Дел много. Обед еще готовить. Невестки мои в Гюртан уехали торговать, а внуки-то у меня остались.

— Вот злой женщина! — пробормотала свекровь, когда мы остались одни. — Чего смеяться, Сафие? Смешно ей!

Но племянница вдруг расхохоталась в голос, а мы — следом за ней.

Еще немного посидев, Сафие принялась собирать посуду, а свекровь, протерев стол тряпкой, принесла миску теста и таз с мелко нарубленным мясом.

— Андрэс хынгаль очень любить, — веско сказала она. — Много сделать — хорошо кушать.

— А я тоже умею, — встрепенулась я. — Передник мне дайте и платок, помогу.

— Ай-ай, ни к чему руки пачкать! — встрепенулась свекровь. — Иди, милый, полежи лучше! Отдохни!

Я с недоумением поглядела на женщину. Чего это она? От чистого сердца предлагаю.

— Не положено молодой жене по дому ничего делать, — пояснила вдруг появившаяся бабка. — Ушла Зулька? Ух и противная баба. Терпеть ее не могу. Ты, Мирэ, сядь в кресло, мы сами все сделаем.

— Скучно без дела сидеть, — пожала я плечами. — К тому же для Андрэса мне приятно ужин приготовить.

Врала, конечно, но почему-то перед этими женщинами хотелось выглядеть лучше, чем я есть на самом деле. Хотелось, чтобы они не считали меня белоручкой. Я была уверена, что аргумент мой сработает — так оно и вышло.

— Все говорить будут, что в доме Барги новобрачную за служанку считают, — сердито поглядела на меня бабка. — Соседи болтать будут.

— А пусть болтают, если больше не о чем, — усмехнулась я. — Люблю людей удивлять.

— Ну коли так, то воля твоя. Вот тебе фартук, а вот — косынка.

Вот и пригодились уроки Ефы. Не то чтобы я такие красивые пирожки лепила, как жена Бакбак-Деви, но и у матушки выходило не лучше. Никто, поди, и не отличит, где чьих рук произведение. Одинаково кривобокие. Зато у Сафие хынгаль выходил — заглядение просто. В восемь рук мы уговорили и тесто, и мясо в очень короткий срок. Матушка поставила большую кастрюлю на железную печь, подбросила дров. Посолила. Задумалась.

Я же решила — какого черта вообще? Сходила в дом, выбрала в серванте самое красивое блюдо и тарелки из тонкого фарфора. А когда Сафие начала мыть те, потрескавшиеся, в большом тазу, демонстративно их отобрала и бросила на каменный пол.

— Мать славного сына должна есть из самой лучшей и красивой посуды, — громко сказала я. — Я вам новых тарелок пришлю, с фабрики Долохова.

Сафие вдруг заохала, заплакала, бросилась собирать осколки, а свекровь спокойно сказала:

— Мой свекровь приданое быть. И верно, к чему старье хранить. От старый избавляться надо.

Мне стало нестерпимо стыдно. Зачем влезла, куда не просили? Вот дура! Обидела людей почем зря.

Отобрала у Сафие веник, сама принялась убирать осколки. На матушку глаза поднять боялась. Бабка вдруг захохотала громко и хрипло, как ворона закаркала. А потом взяла одну из чашек да с силой швырнула ее на землю.

— Жены брата подарок, — с хитрой улыбкой сообщила она мне. — Никогда не любила эту змею, и подарки ее ненавидела.

Сафие вдруг выдала длинную тираду и расколотила довольно-таки приличный кувшин.

— Дядя Нургиз принес, — перевела мне бабка. — Его сын к Сафие сватался, но не сложилось. Злой он, потом водой девочку облил за отказ.

А потом встала, принесла еще стопку тарелок (на вид новеньких) и вручила часть мне, часть свекрови, а часть племяннице:

— Бакбак-Деви прислал много всего. За голову моего сына откупался. Бейте, да громко!

Когда появился Андрэс, весь двор был усеян осколками посуды. На столе в большой нарядной супнице дымился хынгаль, а мы мирно пили чай с вареньем. Арбузным, как я поняла. И еще абрикосовым.

— Хынгаль Мирэ лепить, — с удовольствием сообщила свекровь сыну. — Красивей меня!

Вид у Барги стал совершенно ошарашенным. Он переводил изумленный взгляд то на следы вакханалии во дворе, то на меня, то на матушку, то на бабку. Сафие уже убежала, поэтому больше смотреть было не на кого.

— Альмира, что тут произошло? Вы… поссорились?

— Нисколько, — пожала плечами я. — Просто избавились от лишнего. Потом все подметем, не волнуйся. Садись вот ужинать.

— Ты и вправду сама готовила? Для меня?

— Ну да. Меня Ефа научила, ничего сложного.

— С ума сойти, — Барги опустился на стул и устало вытянул длинные ноги. — Я, кажется, все еще сплю. Что вообще происходит?

Матушка и бабка переглянулись и разом поднялись, сказали, что утомилась, и ушли в дом, деликатно оставляя нас наедине. Андрэсу пришлось самому накладывать себе еду, потому что я и не думала ему прислуживать. Довольно с него того, что принимала участие в готовке.

— Мне просто было скучно, — пояснила я. — Не думай, что это повторится. Я тебе не кухарка.

— В том-то и дело, — кивнул он. — Не кухарка и не поломойка. Я сам тут все подмету, не волнуйся. Значит, вы с моими женщинами поладили?

— Вполне. Они, кажется, хотят теперь жить со мной. Ну так я не против.

Барги все же подавился, закашлялся. Я с силой хлопнула его по спине.

— Не бей, не нужно. Хватит.

— Да что с тобой?

— Я просто тебя такой не знал. Даже не думал…

— И впредь не думай, — отрезала я. — Домой хочу побыстрее. К Нику. Ты ведь помнишь, что у нас с тобой брак не настоящий? Ты ведь мне это обещал! А сам уехал невесть куда, мне не сказал ничего, бросил меня тут одну! Так не делается, Андрэс. Я очень хочу закатить тебе скандал, но ненужной посуды, наверное, больше нет, да и матушку твою жаль. Поэтому давай ты утром меня отвезешь домой, и мы будем жить как прежде?

Он вдруг замолчал, нахмурился, отставил тарелку. Поглядел на меня внимательно:

— Я весьма ценю твою искренность, Альмира. Позволь только узнать, ночью — что было?

Я немного смутилась и пожала плечами:

— Взаимное удовольствие было. У меня, знаешь ли, тоже есть определенные потребности. И если мы в Икшаре женаты, то все очень даже пристойно получилось.

Что я несу? Разве можно так — в одной стране быть замужней женщиной, а в другой — свободной? Вообще подобный расклад меня бы более чем устроил. Но какой мужчина на это согласится?

Погодите, но ведь тогда выйдет, что и он в Урусе будет свободен? И сможет спать с кем захочет? Я так не согласна! Но…

— Мы все еще в Икшаре, — вдруг хрипло выдохнул Барги, криво усмехнувшись. — Твои… потребности уже удовлетворены?

Это все, что он услышал из моих жалких оправданий?

— Я же южная женщина, — опустила я ресницы. — Горячая и ненасытная.

Шумно выдохнув, он вскочил и схватил меня за руку. Потянул наверх, в спальню. Удовлетворять мои потребности. И свои, я полагаю, тоже.