В расчете на любовь

Глава 12 Икшар

Господин Туманов называл икшарцев красивым и емким словом «аборигены». Разумеется, в ироническом смысле. Он считал их довольно отсталым народом, и я склонна была с ним согласиться. Мне не раз рассказывали, что девочек наши южные соседи отдают в жены лет в пятнадцать, да еще и не спрашивая их мнения. Разумеется, и школ в Икшаре почти нет, и живут там по старым обычаям. А любимая традиция — «око за око». То есть кровная месть. Бывало, что и детей убивали, и ни в чем неповинных женщин.

Ермилин очень хорошо понимает менталитет наших соседей. Он умеет быть жестким. Поэтому нас сопровождают два солдата. Один из них правит экипажем, а другой будет таскаться за нами по рынку. И в то же время его супруга, хоть и носит традиционный икшарский наряд, хоть и сама готовит еду, но дама она весьма интересная. Признаюсь, я не могу похвастаться особым образованием, и меня разговор Ильяны и Ефы о современных поэтах вгоняет в тоску. Зато я могу высказать свое ценное мнение про транспорт и технический прогресс. Особенно — трясясь в открытом экипаже на горных дорогах.

— Автоматические мобили — это прекрасно, — выдыхаю я, зажмуриваясь на опасном повороте. — Но есть места, где лучше передвигаться верхом.

— Нынешние авто такие убогие, — морщится Ильяна. Она тоже держится за край экипажа так крепко, что пальцы побелели. — Ни ремней безопасности, ни подголовников. Даже зеркал нет, что уж говорить!

— У вашего супруга на авто есть зеркала, — вспоминаю я.

— Да, я потребовала их установить. Но в исходной конструкции их не было.

— И откуда ты так хорошо разбираешься в технике? — не преминула я уколоть слишком умную подругу.

— Книжки всякие читала, — помрачнела Ильяна, а Ефа поспешила нас «утешить»:

— Удобнее всего по горам передвигаться верхом. Но Ильяна, оказывается, никогда не сидела на лошади. А ты, Альмира?

— Разумеется, я — прекрасная наездница. У меня в детстве и пони был. И верхом меня учили ездить с пяти лет. Папенька считал, что женщине это полезно для правильного физического развития.

Ильяна промолчала. Я уже знала, что она из нищеты, что первый муж взял ее в дом как рабыню. Вряд ли у нее было светлое детство, но в том ведь нет моей вины? Отчего же мне стало неловко?

— Я выучилась ездить на лошади только в доме мужа, — выручила меня Ефа. — До этого недосуг было. Девочек в Икшаре не выпускают за порог дома, только если воды принести или в огороде работать. У моей матери даже теплой одежды не было, ей она была не нужна. Зимой ведь огорода нет, а за водой недолго ходить.

Прав был Туманов: дикари.

— Как же тебя замуж-то отдали? — не утерпела я.

— А меня и не отдавали. Я в семье самой бестолковой была. Слабенькая, болела много, да еще худая и высокая. У нас ценят женщин в теле. Меня и отправили к Бакбак-Деви в служанки. Ему нужен был кто-то стирать и готовить. Разумеется, и постель греть тоже, ведь одинокий мужчина всегда злой. Выбрали, кого не так уж и жалко. Бабка всегда говорила, что я рано помру, а уж детей родить точно не смогу.

Ефа усмехнулась, но не зло, а, скорее, печально.

— Иван был ко мне очень добр. Когда я заболела, целителя мне привез. Воду таскать не разрешал, солдата приставил для тяжелой работы. И всегда за ужин благодарил. И пальцем не трогал, даже не смотрел. А когда я спросила, почему так, он сказал, что я для него не рабыня, а живой человек. Если сама захочу — не откажется. А силой он женщин никогда не брал, не было такой надобности. Как было его не полюбить после этого? А когда он сказал, что возьмет меня законной женой, я и вовсе других мужчин видеть перестала.

Я невольно согласилась. Для девочки из бедной деревни стать женой генерала — отличная партия. Что уж говорить, даже для меня это не зазорно. Генералы, знаете ли, на дороге не валяются. Если бы я вдруг снова захотела замуж, то рассматривала бы военных в первую очередь. Удобные мужья — то в приграничном гарнизоне, то на службе, то на параде каком. Дома не сидят, голову не морочат. Опять же, форма красивая, выправка, усы. Люблю мужчин с усами. К тому же большинство офицеров хорошо образованны и умеют танцевать. И в постели горячи, недаром же про них столько анекдотов рассказывают!

Не так уж мне много, в сущности, и нужно. В былые времена я бы добавила еще непременное условие про финансовую состоятельность, но теперь я и сама богата. Если у мужчины есть деньги на букеты и небольшие подарки, то мне этого вполне достаточно.

Впрочем, к чему выходить замуж? Как говаривала папенькина кухарка, это все равно что покупать целую свинью ради одной сардельки. Грубо, но справедливо. Деньги у меня есть, ребенок тоже. А сомнительная репутация дает куда больше свободы, чем можно себе представить. Я — очень счастливая женщина. Большинство замужних дам мне горько завидуют.

Мы проехали пограничную заставу, где я бездумно улыбалась усатым мужчинам, аЕфа показывала бумагу на выезд и объясняла, что мы направляемся в Гюртан за покупками. Как я поняла из беседы, деревня эта была спорной территорией. Вроде бы и Урусская по всем документам, но жили-то там испокон веков икшарцы, и дома стояли икшарские. А вот разговаривали там на двух языках.

— А что, Барги где-то неподалеку живет? — вспомнила я про доброго друга.

— Андрэс Барги? — уточнила Ефа.

— А есть еще другие Барги?

— Конечно. Барги — род древний, в Икшаре их много. Но те живут в горах да в ущельях, а Андрэс — ближе к границе, в Кахарской долине. Барги всегда много воевали, одна из жен последнего нашего царя была из этого рода.

— У вас ведь сейчас нет царя? — наморщила лоб Ильяна.

— Нет. Икшаром правит совет князей. Шесть провинций, шесть советников. И все они смертельно боятся Ивана.

В голосе Ефы прозвучала нескрываемая гордость. И она имела на нее полное право. Похоже, в своем народе Ефа была очень уважаемой женщиной.

В чем мы весьма скоро и убедились.

Деревня Гюртан располагалась на живописном горном склоне. Вполне приличные дома, по большей части двухэтажные, тут лепились к скале, как ласточкины гнезда, а дорога уходила круто вверх. Место яркое, нарядное, глаз радуется: красные и голубые крыши, белые стены, разноцветные балкончики. Я отчего-то думала, что в Икшаре все убогое и печальное, но деревушка показалась мне едва ли не интереснее Вышецка. Оставив экипаж на площадке внизу, мы поднялись по улице вверх и зашли в дом, вокруг которого стояло множество разноцветных кувшинов. Трактир, как оказалось. Очень кстати, ведь я толком не завтракала, только кофе выпила с блинчиками. Очень крупная и очень громкая женщина встретила нас как дорогих гостей, обняла, расцеловала и усадила за столик. Что примечательно, солдат, сопровождавший нас, остался ждать за дверями.

— Родня? — шепотом спросила я Ефу.

— Тетка моя двоюродная. Муж у нее скот держит, а она в трактире хозяйничает. Иван выписал ей патент. Тут очень вкусно кормят. Зуля, а тыквенные лепешки есть? Курицу еще жареную принеси и фасоль. И кофе, конечно.

Я содрогнулась. Опять кофе?

— Мне чаю!

— Ай, мои хорошие, все будет! — Зуля отлично говорила по-урусски. — Чай самый лучший, сама в горах собирала! А цыпленок самый нежный, самый сладкий — все для вас, красавицы!

Не обманула. Чай и в самом деле был прекрасен, а мясо цыпленка довольно мягкое. И фасоль зеленая достойна большеградского ресторана. Готовила Зуля отменно, порции нас приятно удивили. Тыквенную лепешку пришлось заворачивать с собой.

Потом Ефа повела нас на торговую площадь, и я поняла, почему эта деревушка выглядела такой богатой. Здесь был настоящий южный рынок, не чета городскому. Торговали всем: и овощами, и тканями, и одеждой, и украшениями. Даже ягоды уже были, что немало меня удивило.

— Откуда тут клубника? — спросила я у Ефы. — Рано же еще?

— Рядом с горячими источниками выращивают, — пояснила она. — Ну, и магия, конечно же.

Магия! Про нее-то я и забыла. Сама без малейшей искры дара, да и окружение такое же. Одаренные среди знакомых у меня, конечно, были, но я так привыкла к тому, что магия — это что-то прикладное, не выходящее за стены мастерских или лекарских кабинетов! К тому же на использование магического дара в Урусе требовался патент, но мы ведь почти что в Икшаре. Тут все по-другому.

Клубники мы, конечно, купили целую корзину. Для детей, для себя. А еще взяли ворох цветных платков, цветастых покрывал и великолепных простыней, о которых я мечтала. Можно было бы и приличный ковер в гостиную купить, но я не была уверена в размере и договорилась, что мне привезут несколько прямо домой.

Ефа безбожно торговалась и не стеснялась сообщать, что она — единственная и неповторимая жена Бакбак-Деви. Как будто ее тут ни разу не видели! Как будто слух о том, что в Гюртан прибыла жена генерала Ермилина, не облетел весь рынок быстрее ласточки! Но все стоящие за прилавками женщины послушно отыгрывали свою роль, охали, таращили глаза и скидывали цену. Я тихо радовалась своей удаче, а Ильяна краснела и отходила в сторону.

— Ты же говорила, что женщин из дому не выпускают, — укорила я Ефу, выразительно окидывая взглядом галдящую толпу.

— Так то в горных деревнях. К тому же тут все замужние, — пожала плечами икшарка.

Я пригляделась и поняла, что она права. Молодых девушек на рынке не было вовсе, все женщины в возрасте, а по большей части даже старухи. Впрочем, и мужчин попадалось немало, причем не только икшарцев. Видела я и урусские мундиры, и даже парочку блондинов с явно северной внешностью.

Задержавшись у посудной лавки, я с усмешкой отыскала на донышке одного из традиционных кувшинов для вина клеймо долоховской фабрики. И тут успел Казимир Федотыч, вот каков делец! А потом свернула к ярким женским халатам, не заметив, что Ефа осталась возле прилавка с башмаками. По-урусски здесь говорили все, торговаться я и сама умела, поэтому, цокая языком и закатывая глаза, я принялась рассказывать торговке, что приехала издалека, с самого Севера, только ради этих халатов. Умру, если не куплю прямо сейчас. Но деньги уже закончились, смотри, пустой кошель. Нет, тридцать аббазов — это очень дорого. Давай за десять. А лучше — два за двадцать…

Ощущение тяжелого чужого взгляда я поймала не сразу. Словно мурашки по спине пробежали и стало вдруг холодно. Забирая три халата за сорок серебряных монет, я обернулась и застыла. На меня смотрел мужчина (ну а кто еще?). Красивый, светлоглазый, с непокорным русым вихром над высоким лбом. Будь у него усы — я бы влюбилась на месте, до чего ж хорош! А как ладно сидит на нем икшарский кафтан глубокого синего цвета с открытым воротом и вышивкой на широких полах! Кажется, эту одежду называют «чуга». Встретившись со мною взглядом, мужчина широко улыбнулся и приветственно кивнул, а потом мотнул головой в сторону. Как завороженная я последовала за ним. Прошла мимо лавок с оружием и украшениями (в иное время я непременно бы купила Нику серебряный кинжал, а себе парочку браслетов, но сейчас даже не заметила ничего), завернула в узкий переулок, шагнула в прохладную тень от крыши чужого дома. И угодила прямиком в крепкие объятия.